Большая маленькая ложь
Шрифт:
— Не надо платить ей пятьдесят долларов за ничегонеделание, — сказала она.
Джейн с благодарностью приняла деньги. Она потом пожалела, что дала Челси деньги. Все-таки пятьдесят долларов — это пятьдесят долларов.
— Мне было как-то неудобно.
— Ей пятнадцать. И ей надо всего лишь спуститься на лестничный пролет. Зигги в порядке?
— У нас кое-какие проблемы в школе, — сказала Джейн.
— О господи! — произнесла Айрин.
— Запугивание, — объяснила Джейн.
Она знала Айрин в основном по разговорам на лестнице.
— Кто-то запугивает бедного маленького Зигги? — нахмурилась Айрин.
— Говорят, что это Зигги запугивает
— Ах, какая чепуха! — воскликнула Айрин. — Не верьте этому. Я двадцать четыре года преподавала в начальной школе. Могу отличить задиру за версту. Зигги не задира.
— Ну, надеюсь, нет, — сказала Джейн. — На самом деле я в этом уверена.
— Готова поспорить, родители подняли шумиху, так? — Айрин бросила на нее проницательный взгляд. — В наше время родители уделяют детям чересчур много внимания. Хорошо бы вернуть старые добрые времена добродушной беззаботности. На вашем месте я бы относилась к этому скептически. Маленькие детки — маленькие бедки. Вот погодите, когда придется беспокоиться по поводу наркотиков, секса и средств информации.
Вежливо улыбнувшись, Джейн взяла банкноту:
— Что ж, спасибо. Скажите Челси, что я скоро приглашу ее посидеть с моим сыном.
Она плотно закрыла дверь, слегка обеспокоившись замечанием Айрин по поводу «маленьких деток — маленьких бедок». Идя по коридору, она слышала плач Зигги — не сердитый настойчивый плач ребенка, требующего к себе внимания, и не испуганный плач ребенка, которому больно. Это был плач взрослого — невольные, тихие и печальные слезы.
Джейн вошла в его спальню и на миг остановилась в дверях, глядя, как он ничком лежит на кровати. Плечи его вздрагивали, а маленькие руки вцепились в одеяло со «Звездными войнами». Она почувствовала в себе какую-то силу и твердость. В этот момент ее не волновало, обижал Зигги Амабеллу или нет, унаследовал ли он от биологического отца некую скрытую склонность к насилию. И, так или иначе, кто сказал, что склонность к насилию у него от отца, ибо, если бы сейчас перед ней стояла Рената, Джейн ударила бы ее. Она с удовольствием ударила бы ее. Джейн так сильно ударила бы Ренату, что дорогие очки слетели бы с ее лица. Возможно, она даже раздавила бы эти очки каблуком, как настоящая забияка. И если ее посчитали бы одержимой родительницей, то ей было бы наплевать.
— Зигги? — Она села на кровать рядом с ним и погладила его по спине. Он поднял заплаканное лицо. — Давай поедем в гости к бабушке и дедушке. Возьмем с собой пижамы и останемся там ночевать.
Он засопел носом. Маленькое тельце горестно содрогнулось.
— А всю дорогу будем есть чипсы и шоколадные конфеты.
Саманта. Я знаю, что смеялась и шутила и все такое, и вы, наверное, считаете меня бессердечной стервой, но это было что-то вроде защитного механизма или типа того. Хочу сказать, это трагедия. Похороны были просто… Когда этот милый мальчуган положил на гроб письмо. Не могу прийти в себя.
Теа. Страшно грустно. Это напомнило мне похороны принцессы Дианы, когда принц Гарри оставил записку со словом: «Мамочка». Но мы не будем говорить здесь о королевской семье.
Глава 44
Селеста почти сразу поняла, что это такой книжный клуб, в котором книга вторична по отношению к жизненным ситуациям. Она почувствовала легкое разочарование, поскольку предвкушала беседу о книге. Она даже, немного смущаясь, как старательный юрист, подготовилась к обсуждению,
отметив некоторые страницы самоклеящимися листочками и написав на полях краткие комментарии.Взяв книгу с колен, Селеста, пока кто-нибудь не заметил и не начал поддразнивать ее, засунула книгу в сумку. Шутки будут добродушными, но у нее больше не осталось восприимчивости к шуткам. Брак с Перри привел к тому, что она всегда была готова оправдывать свои действия, постоянно контролируя свои слова и поступки, одновременно принимая оборонительную позицию. В результате ее мысли и чувства скручивались в жуткие узлы, и по временам, когда она, как сейчас, сидела в комнате с нормальными людьми, все невысказанные мысли подступали к горлу, и на миг у нее перехватывало дыхание.
Что подумали бы эти люди, узнай они, что за женщина сидит за одним с ними столом? Это были воспитанные некурящие люди, которые вступали в книжные клубы и умели красиво говорить. В этих небольших социальных кружках мужья и жены не били друг друга.
Причина того, что никто не обсуждал книгу, заключалась в том, что все говорили про ходатайство об исключении Зигги. Некоторые еще не слышали о нем, а те, кто знал, с удовольствием делились шокирующей новостью. Каждый рассказывал то, что ему известно.
Разговор шел под председательством раскрасневшейся, лихорадочно возбужденной Мадлен. Селеста лишь невнятно поддакивала.
— Очевидно, Амабелла четко не говорила, что это Зигги. Рената предполагает это из-за случившегося в ознакомительный день.
— Я слышала, у девочки были следы от укусов, что для этого возраста довольно-таки страшно.
— Когда Лили посещала дневную группу, у них там кто-то кусался. Она приходила домой вся черно-синяя. Должна признаться, мне хотелось убить маленькую паршивку, но ее мама была такой симпатичной. Она очень переживала.
— В том-то и дело. В сущности, хуже тем родителям, чей ребенок запугивает других.
— Послушайте, мы здесь говорим о детях!
— Интересно, а почему этого не замечают учителя?
— Разве Рената не может просто заставить Амабеллу сказать, кто виноват? Ей пять лет!
— Полагаю, когда мы говорим об одаренном ребенке…
— О-о, я не знала. А Зигги одаренный?
— Не Зигги. Анабелла. Она, безусловно, одаренная.
— Не Анабелла, а Амабелла.
— Это одно из этих придуманных имен?
— О нет-нет. Это французское имя. Разве вы не слышали, как Рената говорила об этом?
— Ну так этой девочке всю жизнь придется слушать, как люди неправильно произносят ее имя.
— Харрисон играет с Зигги каждый день. Никаких проблем не было.
— Ходатайство! Это просто нелепо. Между прочим, этот киш великолепен. Мадлен, ты сама его испекла?
— Разогрела.
— Ну а тот случай, когда Рената раздала приглашения всем в классе, кроме Зигги. Думаю, это было нечестно.
— Послушайте, а разве государственная школа может исключить ребенка? Неужели это возможно? Разве такие школы не должны принимать всех?
— Мой муж считает, все мы стали чересчур внушаемыми. Он говорит, что в наше время мы готовы навешивать на детей ярлыки типа «задира», хотя они просто дети.
— Пожалуй, он прав.
— Хотя кусаться и душить…
— Гм. Будь это мой ребенок…
— Вы бы не подписали петицию.
— Ну нет.
— У Ренаты уйма денег. Почему бы ей не устроить Амабеллу в частную школу? Тогда ей не пришлось бы иметь дело со всяким сбродом.
— А мне Зигги нравится. И Джейн тоже. Должно быть, непросто справляться со всем одной.