Большая планета. Дилогия (Большая планета. Плавучие театры)
Шрифт:
Итак, его эпопея закончилась в каменном мешке под Миртопрестольным храмом. Воздух наполняла тяжелая тошнотворная вонь; Глистра старался дышать ртом, чтобы не замечать этот запах. Он нахмурился. Странно! Какой-то компонент этого запаха — жгучий, вязкий, сладковатый — напоминал о чем-то, что он должен был помнить.
Глистра неподвижно стоял, пытаясь думать. Незавидная ситуация. Под босыми ступнями на каменном полу конденсировалась влага. Четыре женщины сидели у стены, обняв колени, и непрерывно причитали. Из цеха переработки рабов через трещины и щели в стене струился пар; в клубах пара мелькали отблески желтого света. С этим паром и с этим светом в камеру проникали звуки: бульканье кипящих котлов, глухие удары, скрежет, обрывки громких разговоров.
Через отверстие в стене
Провал. Практически полный провал. Удивительно, насколько примитивное бритье головы наголо лишает человека достоинства... Из перерабатывающего цеха дохнуло сладковатым жгучим запахом — сильнее обычного. Запах этот, несомненно, был знаком. Лимонная вербена? Мускус? Масло для волос? Нет. Что-то соединилось у Глистры в голове. Зигаг! Глистра подошел к стене, заглянул в щель.
Неподалеку булькал кипящий котел; слева от него стоял большой ящик, заполненный похожими на желуди плодами. Действительно, зигаг. Глистра наблюдал за происходящим с напряженным любопытством. Бледный и потный мужчина в коротких черных кожаных штанах, липких от влаги, набрал полную лопату желудей зигага и стал понемногу добавлять их в котел.
Зигаг! Клод Глистра отступил от отверстия в стене, заставляя себя думать. Если зигаг был ингредиентом сыворотки, впрыснутой в шею оракула, зачем, в таком случае, нужны были вытяжки из мозговых желез? Может быть, для этого не было никаких причин; может быть, их добавляли исключительно ввиду их символического значения. Конечно, в этом не могло быть полной уверенности — но представлялось маловероятным, что суп из гипофиза и эпифиза мог вызывать судороги, подобные тем, какие он наблюдал в веридикарии. Гораздо вероятнее было то, что активным ингредиентом являлся зигаг — сходное действие оказывали бы земные наркотические растительные препараты, такие, как марихуана, кураре, опиум, мескалин и десятки других, не столько распространенных.
Глистра вспомнил свой собственный опыт опьянения зигагом: возбужденное обострение чувств с последующим похмельем. Реакция оракула была примерно такой же, но гораздо более сильной, преувеличенной. Глистра подверг тщательному анализу происходившее с оракулом. Несчастный раб, трепещущий от ужаса, испытал мучения и катарсис, а затем — кратковременное состояние величественного спокойствия и ясного рационального мышления.
По-видимому, это поразительное преображение обнажало оптимальное сочетание способностей и возможностей, скрывающееся в каждом человеке. Каков был механизм воздействия наркотика? Ум Глистры уклонился от попытки ответить на этот вопрос: такую задачу позволили бы решить только научные эксперименты. Возникало впечатление, что зигаг позволял воспроизводить результаты, достигнутые знаменитыми деаберрационными учреждениями Земли — возможно, в сущности, теми же методами: стимуляцией памяти обо всем жизненном опыте и переосмыслением этого опыта посредством отказа от навязчивых подсознательных побуждений и абсурдных предрассудков. «Как жаль, — думал Глистра, — что человек способен достигнуть такого возвышенного состояния только ценой скоропостижной смерти!» Смерть оракула была подобна похмелью после курения зигага... В уме Глистры наступила внезапная тишина — как если бы остановились непрерывно тикавшие часы. Стив Бишоп не ощущал никакого похмелья. Напротив, вдохнув дым зигага, Бишоп почувствовал необычайный прилив сил — по-видимому, его привычка часто принимать витамины предотвратила похмелье.
Витамины... Возможно, оракул погибал от острого авитаминоза. Об этом стоило подумать. Глистра медленно расхаживал по влажному каменному полу из одного угла камеры в другой.
Женщина с грязно-желтыми волосами тупо следила за его перемещениями; мужчина с покрасневшими глазами плюнул на пол.
«Пст!»
Глистра
замер, услышав странный звук, повернулся лицом к стене. В прорехе мелькнул враждебный глаз. Глистра подошел к стене, выглянул в коридор.В коридоре стоял Наймастер. На лице молодого человека застыло смешанное выражение гнева и страха. «Теперь тебя посадили! — тихо, но возбужденно сказал он. — Теперь ты умрешь. А что будет с моим отцом? Твой приятель заберет мечи — и, скорее всего, убьет моего отца, как ты ему приказал».
«Верно!» — подумал Глистра. Наймастер выполнил свои обязательства. «Дай мне что-нибудь, на чем можно писать, — сказал он юноше. — Я дам тебе записку для Элтона».
Наймастер нашел за пазухой обрывок маслянистого пергамента и графитовый стержень.
Глистра колебался: «Ты что-нибудь слышал о...»
«Коромутин говорит, что ты станешь оракулом. Для самого Чарли Лисиддера. Так сказал надзиратель, когда колотил Коромутина».
Глистра задумался: «Ты можешь освободить меня за взятку? У меня много металла, есть другие мечи — такие же, как твой».
Наймастер покачал головой: «Твое освобождение не купишь за тонну железа. Меркодион постановил, что сегодня вечером твой ум принесут в жертву Баджарнуму».
Глистра постепенно переваривал смысл этих слов, задумчиво почесывая щеку пальцем: «Ты можешь привести с собой Элтона? За еще один превосходный стальной меч?»
«Ладно, — ворчливо согласился сын торговца оружием. — Это я могу сделать... Придется опять рискнуть головой — но я могу это сделать».
«Тогда отнеси ему эту записку и приведи его сюда».
Теперь звуки и запахи подземелья ничего не значили. Глистра расшагивал по камере, тихо посвистывая сквозь зубы: вперед и назад, из угла в угол, подглядывая на стену после каждого поворота, ожидая появления Элтона.
Пугающая мысль заставила его остановиться. Он угадал, в чем состоял заговор против него — по меньшей мере часть этого заговора. После того, как солдатам Морватца не удалось захватить землян, после того, как им удалось отразить нападение кудесников и переправиться через Ауст с помощью оборванного троса, им позволили добраться своим ходом до Миртопрестола — но все это время, на протяжении всего опасного и трудного пути из Болотного Города Глистра подходил все ближе к давно приготовленной западне. Стратегия была очевидна. Ему предоставили возможность казнить самого себя. Что, если Элтон был участником заговора? В возникшей ситуации ничто не казалось немыслимым.
«Глистра».
Клод Глистра поднял голову, подбежал к стене, приложил глаз к отверстию. Перед ним был Эйза Элтон в балахонах мудреца.
«Как дела?» — спросил Элтон.
Глистра прижался лицом к прорехе: «Принес?»
Элтон протиснул через прореху небольшой пакет: «Теперь что?»
Глистра слабо улыбнулся: «Не знаю, Эйза. На твоем месте я вскочил бы в гондолу и пустился сломя голову обратно в Кирстендейл. Здесь ты больше ничего не можешь сделать».
«Ты не объяснил, зачем тебе витамины», — напомнил Элтон.
«Я собираюсь их съесть».
Элтон слегка наклонил голову набок: «Тебя так плохо кормят?»
«Дело не в этом. Мне в голову пришла одна мысль».
Элтон посмотрел по сторонам: «Кувалдой я мог бы пробить брешь в этой стене».
«Не выйдет. На шум сбежится сотня мудрецов. Вернись в лавку толстого купца. Подожди там до завтра. Если я не приду... значит, я не приду никогда».
«В моем лучемете остался заряд на пару выстрелов, — с прохладцей сообщил Элтон. — Я почти надеялся кое с кем здесь повстречаться». В глазах Элтона зажглась сумасшедшая искорка.
«Не могу в это поверить», — слова застревали в горле Глистры.
Элтон ничего не сказал.
«Она не могла убить Бишопа, я в этом уверен... — бормотал Глистра. — Это была какая-то случайность. Или он пытался ее остановить».
«Как бы то ни было, без нее не обошлось. Погибли четверо, прекрасные люди — Бишоп, Пьянца, Дарро, Кетч. Не считая Валюссера — этот подлец заслужил свое. Я давно следил за девушкой — с тех пор, как она за нами увязалась, несмотря на явно самоубийственный характер нашей загородной экскурсии».