Большая расплата

Натэниел развернулся, смаргивая дождь, стекающий по лицу. Прищурившись, он посмотрел на простирающиеся до горизонта поля. Запустение.

Ни следа деревни. Ни следа живого существа.

— Уходим, — прокричал Жак, трусцой возвращаясь к машине.

За ним побежали Хуэйфэнь и Амелия. Натэниел упорно стоял на месте, как вкопанный, пока не услышал звук двигателя. Он помчался к машине, боясь, что его могут бросить тут одного. Упал на заднее сидение рядом с Амелией, крепко обхватившей себя руками и спрятавшей нос в ворот промокшей куртки.

Notre-Dame-de-Отвали.

Обогрев салона включили на полную, и в тесноте машины запахло сырой шерстью.

— Напрасно потратили время, — сказал Жак с водительского кресла, грея руки у вентилятора печки.

— Но она сказала, что это здесь, — возразил Натэниел.

— Она? Я думал, тебе сказал Гамаш.

— Он предложил продолжить расследование, но информация поступила от женщины, у которой я живу.

— Я, видимо, пропустил занятия, где говорилось, что нам надо верить всяким старым пьянчужкам, — проговорил Жак.

Хуэйфэнь фыркнула, от удовольствия или от только что заработанного воспаления легких.

Вернувшись в Три Сосны, они отправились переодеваться, но когда Натэниел в сухой теплой одежде спустился по лестнице в доме Рут, в гостиной он обнаружил кроме поэтессы Амелию.

Обе посмотрели на него пристальными оценивающими взглядами, и он почувствовал, что попал прямиком в страшную сказку братьев Гримм. Такие истории редко заканчивались хорошо для мальчиков-с-пальчик с ярко-рыжими волосами и улыбкой, как он надеялся, заискивающей. Всё равно он сильно смахивал на обед.

— Я потерял вашу карту.

— Ничего, — сказала Рут, поднимаясь. — Карта мне больше не нужна.

— Там ничего нет, — сообщил ей Натэниел.

Кажется, он провалил тест коммандера. По крайней мере, инстинкты его подвели. Этой женщине верить нельзя. В конце концов, она именно то, на что похожа. На сумасшедшую старую пьяницу.

— Ничего такого, что бы ты смог увидеть глазами, — сказала Рут.

— Что ещё там может быть?– спросил он.

— Пойдём, — поднявшись, позвала его Амелия.

Он оправился за ней, но вместо похода в бистро, для воссоединения с остальными, Амелия направилась к машине.

Несколькими минутами позже они вернулись на то же самое место, где были час назад.

Ничего не изменилось, разве что место стало еще пустыннее.

— Я попросила мадам Зардо повторить мне то, что она рассказала тебе, и она повторила, что деревня располагалась здесь, — сообщила Амелия.

— Я же говорил, — ответил он.

— А ещё я позвонила мужику по топонимике. Он дал мне картографические координаты. Вот.

Мокрый снег бил в ветровое стекло и медленно сползал по нему, скапливаясь рыхлыми кучками под основанием дворников.

— Он проверил и подтвердил, что наименование Стропила-для-Кровли было официально изменено в 20-х годах прошлого века. На Notre-Dame-de-Doleur.

— Почему?

— Ну, Стропила-для-Кровли явно было ошибкой, — ответила Амелия. — Об этом он нам уже говорил. Оно с самого начала не должно было становиться названием.

— Это понятно. Но почему Notre-Dame-de-Doleur?

— Я спросила, он не знает. Может, по названию церкви.

— Я слышал об Notre-Dame-de-Grace, — сказал Натэниел. — Или Notre-Dame-de-Paris, или Notre-Dame-de-la-Merci. Или…

— Да поняла я, поняла. Notre-Dame-de-Doleur необычное…

— Уникальное.

— Ладно. Но уникальное не значит неправильное, так?

Они посмотрели друг на друга. Девушка, что изо всех сил старалась быть особенной, и юноша, который хотел во что бы то ни было стать как все.

— Думаю, что так, — признал он, но без особой убеждённости.

— Месье Топоним тоже удивился такому названию, — призналась Амелия. — Но есть названия и постраннее. Saint-Louis-du-Ha!Ha! к примеру.

— Есть такой город?!

— Oui. В комплекте с восклицательным знаком после каждого «Ha».

— Шутишь.

— Разве похоже, что шучу?

— Нет, но звучит так, словно это шутка. Ха-ха.

Он уловил едва заметный подъём уголков её губ, это было похоже на победу.

— То есть, жители Notre-Dame-de-Doleur ещё счастливчики, — сказала она. — Могло быть и хуже.

— Хуже уже было. Стропила-для-Кровли.

Ему понравилось её упорство. Не сдаваться там, где сдались другие. Где сдался он сам.

Но какой в этом смысл? Даже если тут была деревня, теперь её нет.

Сидя бок обок, они смотрели в медленно запотевающее окно.

— Тут ничего не осталось, — сказал он.

— Ты упускаешь главное. Может, сейчас тут ничего и нет, но было же когда-то? И я уверена, остались какие-то люди. Так всегда бывает. Пойдём.

Она вышла из машины прежде, чем он смог напомнить ей, что не осталось никого. По крайней мере, из ныне живущих.

А потом до него дошло, что имела в виду Амелия. И что имела в виду мадам Зардо.

Они были шестью футами ниже поверхности земли. Те жители деревни, кто тут так и остался.

Notre-Dame-de-Doleur, урожденная Стропила-для-Кровли, превратилась в деревню-призрак.

Они искали почти час, насквозь промокли и продрогли до костей, но в итоге отыскали кладбище. Его покрывал лес, особенно пышный в этом месте. Надгробные камни покосились и местами ушли в землю. Тот, кто изготавливал их, тщательно вырезал в граните имена умерших.

Амелия с Натэниелом не заметили, как мокрый снег превратился в полноценный снегопад — они были заняты осмотром каждого камня, который смогли обнаружить.

Молча посмотрели друг на друга. Между ними пролетали огромные хлопья весеннего снега.