Большая река течёт тихо

Сын Татьяны Кобелихи остался жить в отцовском доме. Дочка Фрося вышла замуж и уехала. Жила с мужем в Гомельской области, Житковичском районе. А когда муж умер, осталась одна. Отличалась удивительным трудолюбием. Дом их там находился на окраине деревни или даже на каком-то хуторе. Так она у себя возле дома сама лопатой выкопала огромный пруд. Чтобы разводить и держать водоплавающую птицу: гусей, уток. А также, наверное, разводить в нём рыбу. Она очень любила удочкой ловить рыбу, ведь всё её детство прошло возле реки. И, чтобы ездить на рыбалку, имела собственный мопед. Ездила на этом мопеде, даже будучи уже в немолодом возрасте. Вышло, от этого впоследствии и погибла. Дело было так: ехала в очередной раз на рыбалку на мопеде. И вдруг на дорогу выскочил какой-то мальчишка. Она, чтобы не сбить его, резко свернула в сторону. И полетела в кювет, врезалась там в дерево, сильно разбилась. От этого потом и умерла.

7

Елена же, младшая сестра Поли и Романа, достигнув совершеннолетнего возраста, вскоре тоже вышла замуж. В одной семье – Бондин – было много парней. И той семьи поле было рядом с полем Судиловских. Однажды попросили одного из братьев, чтобы тот вспахал соседям небольшой участок. Это был средний брат Симон. И Лена должна показать ему, где пахать. А это, оказывается, всё задумано было неспроста. Она знала, что за этого Симона её хотят просватать. Поэтому стала украдкой присматриваться к нему. Парень начал пахать. В конце поля надо было разворачиваться и при этом приподнимать обеими руками плуг, вытаскивая его из борозды. И, когда он это делал, у него вылезала рубаха из штанов, и был виден голый живот. И была какая-то неаккуратность, неряшливость во внешности, в одежде. И всё это вместе взятое так не понравилось Елене, что она тогда сильно расстроилась и даже плакала, что за такого парня её собираются отдавать замуж. И стала втайне молиться Богу, чтоб не отдали её за этого Симона. И Бог, наверное, услышал. Получилось вот что.

Вот-вот на днях должна была состояться свадьба. Симона послали на панское поле накопать картошки, проще будет сказать, украсть. Он пошёл, дело было ночью, стал копать. На этом и попался. Сторожа-объездчики на лошадях его заметили, схватили, закрутили руки за спину. Наутро доставили к пану. Пан велел посадить в холодную, чтоб в другой раз неповадно было. Вот уже свадьба на носу, а его нет. Мать их была очень властной женщиной, решила так: «Раз попался, так ему и надо. Пусть сидит. Сам виноват, что оказался таким тямтей-лямтей. Женихом вместо него будет… Ну, например, старший – Степан. Не отменять же свадьбу, столько готовились. Этот более проворный, авось так запросто не попадётся, если даже и воровать пойдёт. А этой девке такого и надо – справного, хваткого. Вон сколько лиха хлебнула, без батьки годовавшись». Так и решила будущая свекровь: «Возьмём её за Степана».

Дата свадьбы не менялась. Что Елена будет выходить за Симона Бондина, об этом знали многие в их улице. И, что он перед самой свадьбой попался и сидит в панской каталажке, тоже стало известно. «А как же свадьба, – недоумевали любопытствующие, – перенесут или отменят?» Но свадьбу никто не отменял, у Бондиных шли приготовления полным ходом. «Кто же жениться тогда будет? Или того в последний момент возьмут и выпустят?» Всем было крайне любопытно: невесту, как положено, наряжали, Судиловские тоже готовились к свадьбе. И уже вечером под окнами собралась чуть ли не вся улица, чтобы узнать, кто окажется женихом. И вот наконец интрига разрешилась: женихом младшей Судиловской оказался старший сын Бондиных – Степан. Был он на несколько лет старше самой Елены, тем не менее этот из братьев ей нравился больше остальных. «О, за такого можно идти!» – обрадовалась Елена. И свадьба состоялась. И так как семья у Бондиных была большая: пятеро сыновей и две дочки, то Елену Степан не привёл в свой дом, а пошёл к Судиловским в примы, на какое-то время стал примаком и жил у тёщи.

Мать Анна после замужества Елены пожила уже недолго. Скоро слегла, и Елене приходилось за ней ухаживать. Была она уже в положении тогда – беременна первым ребёнком. А в это время надо было ухаживать за лежачей больной матерью: её подымать время от времени, переворачивать. Нелегко было ей это всё делать. И это, нужно сказать, без последствий не обошлось – надорвалась, что и отразилось на беременности. Роды были очень трудными, казалось, ребёнок родился мёртвым. Его положили в полотняную торбочку и оставили под столом подождать: авось оживёт. Какое-то время он не подавал признаков жизни, а потом – о, чудо! Зашевелился и стал еле слышно плакать, почти беззвучно открывая рот. Был это мальчик. Назвали Захаром.

После смерти матери Елене с мужем пришлось оставить дом, в котором они жили до этого. Так как на него претендовала невестка – вдова покойного брата Романа. Та начала с ними судиться. Перешли жить к родителям Степана. Хоть и тесно было там, но ничего не поделаешь. Свекровь к Елене относилась довольно сурово и не всегда справедливо. Уже подросший Захар ходил босиком по хате. Когда обедали, бросали кости на пол, с мяса, с рыбы. И мальчик, бегая там, бывало, ранил ногу. Начинал плакать. Но никто из свекровиной семьи на него не обращал внимания, пока не приходила мать. Тяжело было Елене жить со свекровью, та могла придраться к любой мелочи. Как-то даже одна из её дочерей вступилась за невестку, сказала матери: «Мамо, ну шо ты от ее хочешь, она ж тебя не трогает!» И тогда свекровь аж взвилась от негодования: «Что? Ещё не хватало, чтобы она меня трогала! Что ты, дура, мелешь своим языком, – обрушилась она на дочку. – Если б она меня только тронула, я б её со свету сжила!»

А однажды со Степаном случилась беда. Как-то в жаркий день на сенокосе, сильно разгорячённый от работы и летнего зноя, прилёг он в тенёк отдохнуть. И не обратил внимания, что голова оказалась на сырой прохладной земле. Мол, что тут такого, я крепкий, сильный мужчина. Сырая земля? Какие пустяки. И так проспал, может, несколько часов: дескать, когда спадёт зной, удобнее будет косить. И застудил голову. К вечеру – сильная боль в голове, весь бледный, идти не может – ноги заплетаются. Привезли домой на телеге. Елена всполошилась, попробовала дать выпить ему молока. Выпил – тут же вырвало. Что бы он ни пытался съесть или выпить, его тут же начинало рвать. Послали за доктором Степановичем. Диагноз был неутешительным. «Воспаление мозговых оболочек», – сказал тот. Лена, вспоминая об этом случае, видно, хорошо не расслышав, не разобрав сказанную доктором фразу, говорила так: «Воспаление мозговых облачков».

– Доктор, а что делать? – взмолилась молодая жена.

Тот только безнадёжно руками развёл: мол, я тут бессилен чем-либо помочь.

– Докторко, а, може, я ему пьяуги (пиявки) поставлю? – всё ещё не теряя последнюю надежду, воскликнула горем убитая женщина.

– Ну, поставь, – нехотя согласился с наивным желанием женщины доктор и, распрощавшись, покинул их дом.

Елена же ухватилась за эту мысль: «Пиявки… А что, если помогут?! Быстрее бы утро, да пойти за реку наловить их». Она не могла дождаться утра. А больному всё становилось хуже, он всю ночь стонал, бредил, ворочался на постели. Утром он уже с трудом узнавал окружающих. Теперь уже все близкие Степана понимали, что доктор, пожалуй, был прав: больному, видно, уже ничто не поможет.

И что интересно. Свекровь в этой ситуации даже не столько жалела умирающего сына, сколько злорадствовала по поводу нелюбимой невестки. Слышно было, как она говорила на улице: «Вот пусть теперь “выхворае” Судиловская без мужа! Узнает, по чём фунт лиха. Так ей и надо!» Лена, сбиваясь с ног, почти не отходила от больного мужа. Ежедневно ставила ему пиявки на лоб, на виски, на затылок, на шею. И, кто бы мог поверить, спустя какое-то время ему стало чуть-чуть легче. Он перестал бредить, начал открывать глаза, понемногу узнавать окружающих. И даже по чуть-чуть принимать пищу. И, Бог дал, понемногу пошёл на поправку.

Когда у матери Степана появились другие невестки, ведь сыновья вскоре стали жениться один за другим, она могла сравнить их со старшей невесткой. И пришла к выводу, что Судиловская не самая худшая. И однажды заявила так: «Эта Судиловская то и добрая, но дурная».

Когда в доме появились другие невестки, то Степана и Елену решили отделить. А куда? Где жить? Они были рады хоть куда, лишь бы самим, без постоянного контроля со стороны матери-свекрови. Перешли жить в клеть. Это такое неотапливаемое строение, типа кладовой. К зиме сложили там печь и остались жить. После первенца у Елены ещё родился мальчик, но прожил недолго, умер в детском возрасте. Потом стали рождаться дочери. Средняя дочь Валя была младше Захара на шесть лет. А самая младшая – Вера – аж на десять.

Однажды Валя чуть не утонула. Была маленькая, доверили Захару её нянчить. Он пошёл на реку рыбу ловить и её взял с собой. Отошёл в сторону с удочкой, следит за поплавком. А её посадил несколько поодаль, чтоб не мешала, – на бережке возле самой воды. Та игралась-игралась, потом потянулась за чем-то в воду и бултыхнулась. Захар услышал всплеск и увидел, что та уже барахтается в воде, тонет. Захар, будучи ловким, проворным мальчишкой, кинулся в воду, нырнул и вытащил её на берег. Воды она не успела нахлебаться, но очень испугалась, даже плакать не могла, только всхлипывала и дрожала.