Большая река течёт тихо

Когда переселились жить в клеть, то и хозяйство у них теперь стало отдельное, своё. Конечно же, корова и всякая другая живность. Только сарай стоял рядом с родительским. И вот однажды заметила Елена, что их корова стала совсем плохо доиться: мало давать молока. С чего бы это? Было до недавнего времени всё хорошо, и вдруг… «Наверное, кто-то позавидовал и сглазил», – подумала она. И свекровь догадку подтвердила: дескать, да, нехороший глаз у кого-то, а то и специально «сделали». Бывают такие знахари-колдуны, что «стягивают» у чужих коров молоко. И посоветовала, как надо поступить в подобном случае.

– Ты сделай так, – говорила она, – когда процедишь молоко и помоешь подойник, то воду ту не выливай где попало. А возьми и вылей на четыре угла сарая, где стоит корова. Потом войди внутрь, закрой за собой дверь и три раза произнеси следующие слова: «Захожу в хлев, закрываю за собою ворота. Замыкаю вымя коровье от чужого сглаза и приворота». И после этого посмотришь, куда и что денется!

Елена так и поступила. И правда, на следующий день корова и утром, и вечером дала намного больше молока. «Ого, как заклинание подействовало!» – обрадовалась Елена. Но радость была недолгой: прошло несколько дней, и вновь корова стала давать мало молока. Вновь Елена прибегнула к тому заклинанию. Но теперь почему-то не помогало. И тут что-то «тюкнуло» ей в голову: а что, если… И решила проверить. Вечером, когда скотина с пастбища приходила домой, Елена ещё была на поле. Скотину в сарай загоняла или свекровь – и свою и, невесткину, или же кто-то из детей. Свекровь свою доила сразу, а невестки стояла в своём сарае, дожидаясь прихода хозяйки. В этот раз Елена попросила среднюю дочку: мол, ты играйся возле сараев и никуда не уходи, пока я не приду с поля. «Если бабушка будет тебя даже и прогонять, всё равно не уходи и жди меня». Так и произошло: Валя стала кататься возле сараев на трёхколёсном велосипеде. Бабушка подоила свою корову, вышла с подойником и украдкой посмотрела на другой сарай. Но, увидев неподалёку внучку, с бранью накинулась на неё: «А чого ты, такая здоровая девка, да на гэтым роверчыку катаешься, постыдилась бы! Иди лепш у хату». Та не послушалась. Бабушка аж замахнулась на неё. Та всё равно – ни в какую не уходит. Бабушка повозмущалась, потопталась воле сарая невестки и ушла к себе в хату. В тот раз Елена, придя с поля, подоила корову, и молока, на удивление, оказалось достаточно много. И тогда она поняла, куда девалось молоко всё это время. И свекровь, видно, догадавшись, что её коварство раскусили, больше не пыталась таким образом вредить невестке.

Земли у Елены и Степана было немного, поэтому Степан больше работал, скажем так, на отхожих промыслах. Долгое время был пильщиком на тартаке. Тартак – это такая своеобразная пилорама, где брёвна распиливают вручную специальными пилами. Втаскивали бревно на высокие козлы. Один или два человека влезали наверх, столько же находилось внизу, и при помощи длинной пилы распиливали бревно на доски или брусья. Несладко приходилось тем, кто внизу. Хоть пилу тянуть вниз легче, чем вверх, но зато на них сыпались все опилки. На голову, на плечи, в лицо, в глаза. У Степана по той причине потом всю жизнь слезились глаза, болели, были красные вывернутые веки. И хоть работа была не из лёгких, но всё же можно было заработать хоть какие-то деньги. Благодаря этому, скопив немного, они решили построить собственную хату, не всё же жить в этой клети. Здесь же, на этом дворе, и начали строить. Но, чтобы закончить, средств не хватило. В то время западная часть Беларуси входила в состав буржуазной Польши. И польские власти им предложили такой вариант: дескать, мы вам помогаем достроить хату, а вы нам её сдаёте в аренду под школу на пять лет, и только после этого срока она будет ваша. Елена и Степан согласились на это условие. Продолжали жить в клети, но радовались теперь, теша себя мыслью, что через пять лет справят новоселье в новой собственной хате.

Ближе к концу жизни свекровь – мать Степана – поняла и оценила, что жена старшего сына всё же самая лучшая невестка. И уже когда лежала больная, то еду из рук ни от одной невестки не принимала, только от Елены. Даже своим дочерям не доверяла: не желала, чтобы они её кормили.

Степан позже ушёл с тартака в рыболовецкую артель. Они выходили на лодках в Припять и забрасывали сети, ловили рыбу. Впоследствии эта рыболовецкая деятельность даже спасла его от призыва на фронт.

8

После того как Сусанну отправили к родителям, через какое-то время Поля с детьми вновь вернулась в дом Скарабеевых. С ней стал жить Иван, теперь единственный оставшийся в живых из братьев. Полина стала его женой. Как это произошло? Можно предположить несколько версий. Первая. Поля Ивану нравилась и раньше. И когда Сусанны не стало в их доме, он сказал матери, что неплохо бы было вернуть Полю с детьми, мол, я хочу с нею теперь жить. Вторая. Мать сама предложила ему такой вариант. Мол, плохо в доме без хозяйки, а я уже старая, тяжело без помощницы, не позвать ли нам обратно вдову покойного Бориса, да ты жил бы с нею. Но более вероятной нам представляется третья версия.

Полине с Иваном, уже после того как она ушла из их дома, хочешь не хочешь, приходилось встречаться и общаться. Где? Да на том же поле, на сенокосе. Ведь выделенная ей земля являлась частью их земли – то есть долей покойного Бориса. Молодой мужчина, молодая женщина, к тому же хороша собой. Вполне возможно, что, когда остались друг с другом наедине, между ними могла произойти физическая близость. И после этого молодая женщина могла оказаться в положении. При очередной встрече намекнула на подобное обстоятельство деверю (брат мужа). Тот сначала этому не придал значения, она и в другой раз сказала. Не поверил или, например, отшутился: мол, а кто тебя знает, от кого это, может, ты, кроме меня, ещё с кем-то встречаешься. А потом уже и сам обратил внимание на её округлившийся живот. И тогда принял решение, что надо что-то делать. Например, предложил матери вернуть Полину с детьми обратно в их семью. Мать, может, сначала не слишком и обрадовала подобная перспектива. Скажем, она думала, что сын женится теперь на молодой девушке, коль первый брак оказался неудачным. Но, поразмыслив, решила: пусть будет, как уже начало складываться. Здесь тоже есть свои плюсы. Дети покойного сына будут под присмотром, родной дядя и родная бабушка теперь будут с ними. Притом эту Полю они хорошо знают, и она их тоже. А то придёт вновь чужая, незнакомая в их семью. Хорошо, если хорошая, а, не дай Бог, вновь как Сусанна. Обжёгшись на молоке, дуют на воду. Да и земля не будет дробиться, вернётся обратно, что было уже отделено. Да и неплохая она, эта Поля: скромная, работящая, пусть живут с Иваном, коль уж так получилось.

Для самой же Поли подобное тоже было лестно. И в моральном плане, и в материальном. Во-первых, очень лестно, что востребована ты как женщина. В том числе и из-за эффектной внешности. Попробуй выйди второй раз замуж, да с детьми, да за мужчину младше себя. Другую и в девках брать никто не хочет, а тут берут даже при всех «отягчающих» обстоятельствах. Да ещё повторно в ту же самую семью. Это же кое о чём да говорит. Значит, зарекомендовала себя не самым худшим образом, коль рады её здесь видеть и вновь. «И для детей хорошо – родной дядя будет отчимом. Да и сама их знаю, не в чужую ж семью иду. И почти вся их земля достанется теперь. Одно только плохо, что, получается, при живой жене пришла я к нему. Нехорошо. Особенно со стороны, словно вот взяла и отбила от жены мужа», – рассуждала тогда Полина.

И стал Иван жить с Полиной как с женой. Они не расписывались и не венчались, а просто жили вместе и имели детей. Расписаться не могли потому, что надо было сначала развестись Ивану с Сусанной официально. Добиться её согласия на развод. И, возможно, опасались, что она, будучи в неадекватном состоянии, не даст согласия, от неё ничего не добьёшься. Да и волокита это какая, особенно для людей, непривычных к хождению по всяким бюрократическим инстанциям. А повенчаться тоже не могли. Да кто же повенчает при живой супруге с другой женщиной – об этом не могло быть и речи.

У них родилось четверо детей: три девчонки и один парень. Сначала Ева, потом Соня. За Соней родился мальчик Коля, за ним ещё Марина. Марину Поля родила уже в сорокалетнем возрасте.

Чтобы прокормить большую семью – шестеро детей да трое взрослых, – приходилось много работать. Весна, лето, осень – всё в трудах. Может, зимой только несколько меньше становилось у крестьянина работы. Да и то. Надо было ехать по сено, по дрова. Хата была большая, но плохо утеплённая. Стояла, возвышалась на горе, всем ветрам открытая. Топить приходилось много. Ведь и пищу тогда готовили только в печке, поэтому дров требовалось достаточное количество.

Отдых, развлечения у Ивана были такие. Вечером после всех дневных трудов любил забраться на печь, свернуть цигарку и покурить немного, как теперь говорят, расслабиться. Такой у него был отдых или род удовольствия. Да, вот так вот: немного покурить вечером, забравшись на печь после всех трудов. Во время работы или в перерывах – не курил. Почему? Тогда, во время буржуазной Польши, табак стоил дорого. Свой сажать не разрешалось. Производство водки, табака являлось государственной монополией. И попробуй только кто гнать самогонку или выращивать табак. Власти взгреют так, что мало не покажется. Упрячут в тюрьму, как за какую-нибудь политику. Изредка супруга Поля шла в еврейскую лавку и покупала осьмушку табака для мужа. Он был очень за это ей признателен.

Считался Иван совсем малограмотным. Были у них в доме святые книги, и по воскресеньям или праздничным дням он якобы немного и почитывал их. Но писать не умел. Перед властями выдавал себя за полностью неграмотного, мол, так проще, меньше спрос. Вместо росписи прикладывал к бумаге палец, обмакнув в чернила.

Закадычных друзей у него не было. Что, может, в силу малообщительного характера, а также постоянной загруженности работой не способствовало общению с друзьями. В воскресные и праздничные дни обычно никуда не ходил, оставался дома. Да и жили они на хуторе, до ближайших соседей – и то, как говорится, не близкий свет. Если ты в улице, в центре местечка вышел со двора, смотришь, где-то мужчины собрались, подошёл, поговорил, уже какое-никакое общение. А тут – никого во всю округу. Но, может быть, основная причина отсутствия закадычных друзей – это всё же черта характера: малообщительность, особенно с посторонними людьми. Рассказывали, когда надо было заколоть кабанчика, а самому это бывает сделать не всегда сподручно, то Иван никого не приглашал из соседей по хутору или родственников мужчин себе в помощь. А требовал у матери, чтобы та помогала ему в этом деле. Чтобы держала кабанчика, а он будет закалывать. Та и боится, и жалеет, но ничего поделать не может, приходится помогать сыну, держать закалываемого кабанчика.