Больше, чем что-либо на свете

– Всё будет хорошо, она поправится. Не волнуйся, детка. Иди спать.

Ей и самой не помешало бы вздремнуть: напряжённая работа вымотала её до дрожи под коленями, но негромкий стук в дверь возвестил, что отдых откладывается. Рамут, сбросив с себя окровавленный передник и умывшись, пошла открывать.

Это были взволнованные родители. Брови резко выделялись на бледном лице отца, а мать прижимала к груди узелок.

– Как там Нечаюшка? Жива ли хоть?

– Жива, жива, всё хорошо, – успокоила Рамут. – Ваша дочка перенесла лечение благополучно.

Оба родителя с облегчением выдохнули. Глаза их радостно заблестели, а мать даже завсхлипывала, вытирая слёзы краем платка.

– А можно её увидеть? Мы тут ей одёжку сменную принесли и съестного...

– Она сейчас спит, – сказала Рамут. – И будет спать несколько дней.

Она всё-таки проводила родителей к девушке, которая лежала, тепло укрытая одеялом. Многослойная повязка окутывала её лицо, виднелись только ноздри, рот и один глаз. Мать, присев на край постели, с блёстками тревоги во влажных глазах всматривалась в Нечайку.

– Ох, доченька... – Склонившись ближе, она вслушалась. – Дышит... И правда живая!

– Тише, мать, не буди её, – прошептал отец, опустив широкую ладонь на плечо жены.

Позволив им немного побыть с дочерью, Рамут вывела их из комнаты.

– Одежду оставляйте, пригодится, а о питании не беспокойтесь. У неё будет всё необходимое, – заверила она.

– А завтра... завтра можно к ней прийти? – волновалась мать.

– Приходите, если хотите, но Нечайка всё ещё будет погружена в сон. Это нужно, чтобы она не чувствовала боли. – Усталость наваливалась тяжёлой пеленой, даже язык еле ворочался во рту у Рамут.

Проводив родителей, она сползла по стене на корточки. Давно, очень давно она так не выкладывалась... Даже в Обществе врачей в Ингильтвене Рамут не работала так напряжённо, как сегодня – вдали от дома, на чужбине, окружённая терпящими военное бедствие людьми. Она вкладывала в каждое движение пальцев весь свой дар, всё вдохновение и мастерство, всё отчаянное, как натянутая струнка, желание помочь этой девушке. Такое непростое вмешательство требовало хотя бы одного, а лучше двоих помощников, но Рамут каким-то чудом справилась одна.

Лёгонькая ладошка Драгоны опустилась на её плечо.

– Идём, матушка... Тебе надо покушать и отдохнуть.

Рамут улыбнулась дочке сквозь пелену мертвящей усталости.

– Для еды уже поздновато, детка. Я лучше сразу в постель... Минушь уже спит?

– Нет, она тоже волнуется за Нечайку. – И Драгона прильнула к Рамут, обхватив её шею тёплым кольцом объятий.

– Не надо волноваться, она поправится. – Рамут закрыла глаза, скользя пальцами по шелковистым и чёрным, как у неё самой, волосам девочки. – Ты откуда её вообще притащила-то?

– Она воду из ручья брала, – поведала Драгона. – Как только я её увидела, я сразу поняла, что эта работа как раз для тебя.

– Да, работку ты мне подбросила ого-го какую, – засмеялась Рамут. – Пришлось здорово попотеть... Но думаю, что получилось в самый раз.

Встать уже не выходило: силы окончательно покинули её. Драгона проворно сбегала за подушкой и одеялом.

– Спи прямо тут, матушка. Я с тобой побуду.

– Вот ещё выдумала, – пробормотала Рамут плохо повинующимися, бесчувственными губами. – А ну-ка, быстро в свою постельку...

Утро выдалось суетливым. Шатающаяся спросонок Рамут первым делом направилась проверить Нечайку; погружённая в сон девушка тихо и размеренно дышала, её кожа была умеренно тёплой, что говорило об отсутствии опасного для жизни воспаления. Дочки уже накрыли стол к завтраку и разливали по чашкам отвар листьев тэи, которые Рамут захватила с собой из Нави. Взяла она и несколько мешочков любимого бакко, а также конвертик с семенами этого растения – подарок Реттгирд, полученный по почте за несколько дней до отбытия в Явь. Выпив чашку отвара и выкурив трубочку, Рамут ощутила тёплый и бодрящий ток жизни по жилам. Если закрыть глаза, то казалось, будто она с дочками и не уезжала никуда...

Не успела Рамут толком насладиться этими домашними ощущениями, как снова раздался стук: явились родители Нечайки. Едва она их впустила, как примчался десятник из полка.

– Госпожа Рамут, ты срочно нужна! Чрезвычайное происшествие!

Оставив Драгону за старшую, Рамут помчалась в расположение полка. Навии, купаясь в ручье, пострадали от какого-то зелья, которое кто-то выплеснул в воду чуть выше по течению. Злоумышленник был осторожен и быстро скрылся, оставшись незамеченным, а шестнадцать воинов получили ожоги разной степени тяжести. Относительно повезло лишь троим – тем, кто успел только по колено войти в воду и тут же выскочить обратно на берег. Четверо скончались в судорогах на глазах у Рамут, пуская изо рта белую пену, прочих она закутала в пузыри из хмари. Их состояние было тяжёлым, а исход – пока неясным.

– Что это за зелье, госпожа врач? Что за отрава? – спросил тысячный, бешено свистя носом и сверкая глазами.

Страница из травника сразу встала в памяти Рамут. Похоже, то была яснень-трава – растение с сильнейшим для людей целительным действием, но для оборотней-волков – смертоносный яд.

– Полагаю, отвар яснень-травы, – молвила Рамут.

Разъярённый рык тысячного прокатился над лагерем:

– Обыскать всё село! Всех, у кого обнаружится яснень-трава – казнить без суда и следствия незамедлительно!

Воины из карательного отряда, направленного в Звениярское, не знали, как эта трава выглядит, но весь лагерь хорошо запомнил удушливый, выворачивающий нутро наизнанку запах отвара. Эту вонь ни с чем нельзя было спутать, от тел умерших воинов до сих пор несло ею. Переносить их на погребальный костёр пришлось в перчатках: сослуживцы рисковали обжечь руки, прикоснувшись к ним.

– Господин Адальрох, а нельзя ли обойтись без крайних мер? – глухо, сквозь ком тошноты в горле, проговорила Рамут.

Тысячный метнул в неё взор-молнию, дрогнув зверино-чуткими ноздрями.

– Не лезь не в своё дело, госпожа врач! – рявкнул он. – Занимайся своими прямыми обязанностями, а мы уж как-нибудь сами разберёмся!

Он приказал ей неотлучно находиться при пострадавших, а сам отправился в село во главе отряда. А в голове Рамут вертелась, оводом жалила мысль: только бы в доме у Нечайки не нашлось запасов этой травы... Обожжённым воинам она ничем помочь не могла, оставалось только уповать на целебную силу хмари и их собственную телесную крепость. Однако вскоре стало ясно, что и хмарь не спасёт: она сползала с них клочьями, впитавшийся в кожу отвар просто отталкивал её. Предсмертные судороги, пена изо рта – и ещё девять воинов отправились на погребальный костёр. Их сослуживцы, получившие лёгкие ожоги ног, тряслись от ужаса, но Рамут чувствовала, что им опасность не грозила.