Больше не твои. После развода

– Мама, смотри, какой большой торт! – кричит дочка, счастливо улыбаясь. – Здесь тоже лама, мама!

– Невероятно! – отвечаю Селин. – Это нужно запечатлеть, дорогая.

– За-печат-леть? – выговаривает по слогам.

– Да, сфотографировать, – объясняю на понятном ей языке.

– Да, я хочу сфотографироваться!

– Вот и славно.

Я оглядываюсь в поисках нашего фотографа и замечаю, что Рамис увел своих людей из кафе.. Когда Селин вернулась из туалета, я уже умылась и привела себя в порядок, а он выполнил свою часть уговора, позволив детям насладиться праздником. Ничто не должно было испортить день рождения дочери.

Дав знак фотографу, я подхожу к Селин и поправляю несколько прядей, выбившихся из ее прически, а Селин в это время с восхищением рассматривает свой двухъярусный торт, над которым возвышалась фигура разноцветной ламы из настоящего бельгийского шоколада.

Счастью не было предела: это ее первый большой день рождения.

– Смотри в камеру, малышка, – шепчу ей.

И вместе с Селин бросаю взгляд в объектив фотографа.

Вот только моя улыбка быстро меркнет, когда я встречаюсь с холодным взглядом бывшего мужа. Рамис, конечно же, никуда не ушел, но стоял поодаль и не сводил с Селин своего взгляда. И не только с Селин – меня его темный взгляд тоже царапал, отчего по коже постоянно бегали мурашки.

Выдержав стойкий взгляд Рамиса, я все же перевожу взгляд в камеру и натягиваю улыбку. Пара щелчков, и фото на память сделаны – и со мной, и с друзьями Селин.

Разрезать торт я доверяю профессионалам, а сама отхожу в сторону подальше от дочери. Они с друзьями завороженно смотрят на яркий блестящий торт, особенно, когда его разрезают, и из слоев торта начинает вытекать сладкая вишневая начинка.

Наверное, это очень вкусно, но мне точно и кусок в горло не полезет. Меня вновь начинает знобить. В глазах поминутно то темнеет, то становится очень влажно. Я понимаю, что это последние минуты моего спокойствия – уже завершилась развлекательная программа, дети вот-вот доедят торт и…

И я останусь наедине с Валиевым. Со своим бывшим мужем.

Боже.

Где я повернула не туда?

Я не просила его появляться в нашей жизни. Я не давала о себе знать. Я просто молча воспитывала нашу дочь, а Рамиса видела только в самых страшных снах. Ни за что не поверю, что в нем проснулись отцовские чувства, ведь такие, как он – чувствовать не умели. Совсем ничегошеньки. Даже боль была им незнакома.

…Последними кафе покинула семья Зои Акчуриной, с которой Селин дружила в садике. Пока Зоя и Селин обнимаются, мы перекидываемся с Розой несколькими фразами. С мамой Зои у нас были хорошие отношения, она даже иногда забирала Селин вместе с Зоей к себе домой, пока я работала в кафе допоздна.

– Спасибо, что пришла помочь с детьми, – благодарю Розу.

– Да что ты, праздник получился замечательным!

– Зое все понравилось? – спрашиваю с надеждой.

Ответ Розы я уже не слышу, потому что моя голова забита совсем другим. Где-то рядом находится мой бывший муж, я чувствую, как от его взгляда прожигает лопатки, и это не дает мне покоя.

Когда кафе опустевает, Регина понимающе уводит Селин в нашу детскую комнату. Вместе с ними в качестве надзирателя направляется человек Рамиса, и мне хочется взвыть: неужели у нас нет ни единого шанса на побег?

Пока официанты уходят убирать двор кафе, я отрешенно опускаюсь на первый попавшийся стул и слушаю за спиной неторопливые шаги. Они звучат в такт моему сердцу, которое также спокойно бьется и больше никуда не бежит, как раньше – в мои восемнадцать.

Но стоит Рамису только прикоснуться ко мне, как я тут же подскакиваю со стула и отшатываюсь в противоположную сторону.

Падает стул и переворачивается стол, бьется посуда и вконец разбивается мое доверие к этому человеку.

– Не трогай меня! Не трогай, ладно?! – произношу чуть истерично.

– Успокойся, Айлин.

Рамис.

Мой жестокий муж. Бывший муж. Он срывает все маски и оголяет мой истинный страх к нему.

– Со мной нельзя как раньше, Рамис.

– Я понял.

– Нет-нет, ты ничего не понял! Ты наплевал на нас всех, Рамис. Ты наплевал, а теперь вернулся. Для чего? Скажи мне: для чего?!

– Давай поговорим, Айлин. Сядь.

Оглянувшись за плечо, я ловлю на себе напряженные взгляды нескольких амбалов. Они стоят за дверью, чтобы не пугать мою дочь, но чтобы испугать меня.

Регина выходит на звук, но я убеждаю ее, что все хорошо.

Все хорошо, несмотря на разбитый графин, испорченную дорогую посуду и поломанную ножку стола.

– Сядь, – командует муж. Бывший, конечно же.

Я ставлю стул на место и внутренне сжимаюсь, когда Рамис приближается ко мне чересчур близко, но останавливается возле рухнувшего стола и поднимает его. Он безнадежно сломан, придется вызывать мастера.

– Мои люди починят, – обещает Рамис.

Я молчу, наблюдая за его действиями исподлобья. Поправив свое белоснежное шелковое платье, я свожу колени вместе и выжидательно смотрю на Рамиса.

– Красивое платье. Напоминает твое свадебное.

– Не стоило напоминать, – шепчу тихонько. – Теперь оно будет ассоциироваться у меня с тем днем.

– Ты повзрослела, Айлин. Смотрю, наточила свой и без того острый язык.

– Да. После того, как ты его сточил.

Я незаметно сжимаюсь и сцепляю руки в замок до побелевших костяшек. Если бы я заговорила с ним так в свои восемнадцать, то могла запросто разозлить его и получить легкую оплеуху – совсем безболезненную, но жутко унизительную.

– Чего ты хочешь, Рамис?

– Дочь – моя.

Боже, он не спрашивает.

Рамис утверждает.

– Была бы, – поправляю осторожно. – Если бы ты не отправил меня на аборт. Поэтому у тебя нет дочери.

– Довольно игр слов, Айлин. По крови она моя. Завтра утром я заеду за вами, и мы сделаем тест, чтобы уладить вопрос с твоим отрицанием действительности. Будь реалисткой, Айлин: беременность наступила в браке, и отцом могу быть только я.

К сожалению, да.

Потому что на измены, в отличие от Рамиса, я была не горазда.

– И у тебя есть только два варианта, – подводит Рамис.

– Какие же?!

Рамис широко расставляет ноги и смотрит на меня с легким прищуром.

У меня же резко холодеют конечности, потому что я знаю: ни один из его вариантов мне не понравится.

– Первый вариант: быть хорошей девочкой и пойти на компромисс. И быть плохой девочкой, но тогда и последствия будут плохими, Айлин. Для тебя.

– Снова мне угрожаешь, да? – мой голос ломается.

– Ты по-другому не понимаешь.