Большие Надежды

Они вновь замолчали. Джуди машинально гладила свой живот, а Флор старалась на неё не смотреть, потому что тогда перед глазами вновь появлялось бледное и немного безумное лицо «семнадцатой».

– Без Руфь мы все, словно потерянные, – неожиданно проговорила Джуди. – Словно у нас забрали вектор. Мы по инерции что-то делаем, куда-то идём, чего-то хотим, но теперь это всё потеряло свою остроту и смысл.

– Тебе тоже так кажется? – встрепенулась Флор.

– Да.

Флоранс поджала губы, нервно переплела пальцы и вдруг решилась. Если уж не Джуди, то вообще никому не стоило говорить об этом, но почему-то казалось, что именно эта добрая душа сможет понять и… Господи! Быть может, подсказать, что делать дальше.

– Я нашла дневник Руфь, – осторожно начала Флор и судорожно улыбнулась, когда Джуд медленно повернулась. В серых глазах было искреннее удивление. – Это что-то вроде лабораторного журнала для… одного эксперимента.

– Эксперимента?

– Да. Над… ней самой. – Улыбка превратилась в кривой оскал, и Флор уставилась на свои руки, что нервно перебирали край форменного плаща. – Я уже говорила, что она была одним из идеологов программы по естественному воспроизводству населения, но… Джуди! У неё есть сын. И если он ещё жив, то находится где-то в Городе!

Тишина, которая последовала за этими словами, показалась Флор такой плотной и оглушительной, что в ушах зазвенело. Она длилась, и длилась, и длилась, пока вдруг влажный воздух теплицы не прорезал звонкий и радостный возглас.

– Оу! – Джуди аккуратно расправила на коленях свой фартук и с искренним интересом взглянула на Флор. – И как его зовут?

– Ты будто бы не удивлена.

– А должна быть?

– Ну…

– Флор, женщина, которая работает под носом самого Канцлера и прячет у себя беременную, оказывая ей помощь, явно знает, что делает. Она определённо видела это не один раз и понимала, чем может помочь именно мне. А уж теперь, когда ты рассказала такое, у меня исчезли последние сомнения. Взгляни на нас с Гербертом. Вынудить сменить сторону может только очень сильное потрясение или страх, причём не за себя. Я знаю, о чём говорю, и уверена, ею двигало нечто подобное.

Джуд замолчала, а потом протянула руку и ласково сжала всё ещё нервно переплетённые пальцы Флор.

– Так как его зовут? – спросила она.

– Не знаю. – Флор пожала плечами. – У меня есть только идентификатор, но поиск по нему ничего не дал. Значит, либо он всё-таки мёртв. Либо…

– Либо у него теперь другое имя. Но я не думаю, что нам повезёт. Вряд ли бы Руфь его бросила. – Джуди расстроенно поджала губы. – Но стоит найти о нём хоть какую-нибудь информацию. Вдруг случится чудо. Оно может дать нам надежду, ведь это сын Руфь!

Флор покачала головой.

– Знала бы ты, кто его отец…

– Неважно, – перебила она. – Руфь любила его. И это главное!

– Да с чего ты взяла?!

– Потому что любовь матери безусловна. Неужели ты не понимаешь?.. – воскликнула было Джуд, но вдруг осеклась и прикрыла глаза. Она помолчала, прежде чем покачала головой и с тихим вздохом пробормотала: – Прости.

– Забудь.

– Нет. Я сглупила, прости. Я вообще стала немного… туповата.

Нет, не стала, просто мысли Джуди были направлены лишь на одно, и Флор её понимала. Настолько, насколько могла своим искорёженным недостатком гормонов сознанием. Так что Флор улыбнулась, надеясь, что это выглядит действительно искренне, и решила сменить разговор. Она не хотела его продолжать не только из-за того, что не видела смысла, но потому что… Ох, зависть – чертовски плохое чувство. Чертовски!

– Герберт сказал, ты хотела мне что-то показать.

– О! Да!

Джуди облегчённо вздохнула. Флор помогла ей подняться и огляделась. Ну? Что там случилось?

Закуток, куда привела их Джуд, находился у дальней стены, под одной из вытяжек, где непрерывные потоки воздуха не давали расти ничему живому. Почва здесь высыхала слишком уж быстро, света отчаянно не хватало, но теперь Флор с удивлением смотрела на зеленевший участок белёсой земли. Она опустилась на колени с ним рядом и осторожно провела пальцем по подёрнутой коркой грунту, который рассыпался кучкой песка даже от лёгкого прикосновения.

– Хотела, чтобы ты первая увидела, – тихо произнесла Джуди, и Флор обернулась. – Это твои образцы. Те самые. Не стала говорить сразу, подождала, пока укоренятся, но… Поздравляю, тебе удалось.

Флор вновь уставилась на невысокие стебельки, что тревожно колыхались под дувшим со всех сторон ветром. Они были ещё крохотными, на вид слабыми, но уже упрямо цеплялись корнями и вгрызались в убогую почву. Флор зачерпнула горсть песка и почувствовала, как он проскальзывает меж пальцев. Сухой. Безжизненный. Похожий на ту самую пыль, что окружала Город и вряд ли могла бы вскормить даже сорняк, но всё же… всё же!

– Их здесь девяносто девять. Не так много на первый взгляд, но уже что-то. Дальше дело за самой природой.

– Против «Тифона» они не выстоят.

– Но против обычных бурь – да. Когда всё закончится, придётся думать, как нам жить дальше. Что есть, чем дышать. Революции – дело хорошее, только если следом идёт созидание.

– Когда всё закончится… Ты так уверена?

– Будто нам остаётся что-то другое, – фыркнула Джуд, и Флор усмехнулась в ответ. Действительно.

– Спасибо, – шепнула она, усаживаясь на колени рядом с молодой порослью. Она коснулась молодых стеблей и вдруг улыбнулась. Надо же… Надо же!

– Я здесь не при чём, – откликнулась Джуди. – Ты хороший генетик. Руфь не раз говорила об этом…

– Да… – пробормотала Флор, увы, думая совсем не о Мессерер. Она вновь обвела взглядом участок, полный молодой зелени, и вдруг почувствовала накатившее облегчение. Впервые за долгое время на душе стало настолько спокойно, что Флор прикрыла глаза.

Что же, вот, видимо, её дети. Пусть у других они не такие. Пусть эти никогда не побегут и не заговорят, но в ушах Флор уже стоял будущий шелест их крон, словно это были живые голоса. И, в конце концов, вместо одного или двух у неё их целая сотня!

Обратный путь до дома занял больше времени, чем планировала Флор. Как и предупреждал Герберт, Город был наводнён патрулями. Так что когда она, дважды чуть не попавшись, наконец-то закрыла за собой дверь, то была полностью вымотана.

Сразу выяснилось, что света не было. Видимо, на ближайшей подстанции опять что-то случилось, и пришлось под стук зубов смывать с себя пыль холодной водой. Ну а потом и вовсе легче не стало. Отсыревшая из-за выключенного генератора одежда грела плохо, тишина пустых комнат подавляла, а холодная кровать больше напоминала могилу. И всё же, когда под тусклым и прерывистым светом автономной лампы, наплевав на собственную бережливость, Флор взяла дневник, она забыла обо всех неудобствах.

Случайная запись, что находилась ближе к концу тетради, открылась сама. Дальше шли пустые листы, насколько Флор успела заметить, прежде чем вернулась к нужной странице. И, похоже, это место перечитывали так много раз, что на развороте образовался залом. Флор посмотрела на потрёпанные уголки, и её взгляд скользнул по чёрным, чуть пляшущим строчкам, выхватывая то одно слово, то сразу целые фразы, от которых по спине бежали мурашки.

Здесь, в этих записях, уже не было ни вычислений, ни схем. Только личная боль и трагедия Руфь, что чувствовалась сквозь неживые страницы даже спустя тридцать лет. И Флор смотрела на эти смазанные буквы, пока никак не могла заставить себя сосредоточиться и прочитать всё целиком. И прошла, наверное, минута, прежде чем она поняла – ей попросту страшно. Страшно узнать. Страшно понять. Страшно разочароваться ещё больше то ли в Руфь, то ли в себе.