Большие Песцовые радости
Шрифт:
«Зато в процессе их изготовления ты не взорвешься», — Песец отреагировал на мое возмущение и решил его немного притушить.
«И зачем мне хождение по воде, если я могу это сделать магией или пролевитировать над водной поверхностью?»
«Зелья работают даже там, где ты отрезан от собственной магии, — намекнул Песец. — Но, если честно, я не знал, что находится в этом алхимическом блоке, кроме зелья для обработки паутины. Но мы же модуль и брали ради этого знания?»
Выглядел он немного виноватым, пришлось успокоить:
«Ты сразу предупреждал, что знаешь не все. Это было моим решением. Со следующим уровнем алхимии
«Не волнуйся, она есть в третьем модуле кожевничества. И вообще, мне кажется, имеющейся алхимии тебе хватит до конца жизни. Разве что ты захочешь развиваться в этом направлении?..»
Я задумался. Поначалу все это было действительно прикольно, но потом… Алхимик изо дня в день делает одно и то же. Нет, существуют единицы, которым интересно придумывать новое, но я не чувствовал тяги ни к придумыванию новых зелий, ни к придумыванию новых блюд. А вот к изобретению чего-то из артефакторики — очень даже. Но, возможно, это влияние Песца?
«Вряд ли, — все же ответил я. — Мне оно интересно как инструмент. Но я не вижу потенциала для творчества, как в том же кожевничестве, где дают инструменты — а дальше ты все придумываешь сам, только их используя».
«Согласен, алхимия хороша на низких уровнях, в помощь тому же артефактору. Или кожевнику…»
В Песцовых интонациях слышался вопрос, поэтому я сразу обозначил отношение:
«Кожевничество интересно как хобби, не как основной вид деятельности. У меня еще есть время, не буду торопиться. Может, вообще окажется, что созидающая деятельность — не для меня».
«У тебя появилась потребность убивать? Тогда точно нужен менталист, — всполошился Песец. — Я попытаюсь прикрыть то, что нельзя показывать другим».
«Да нет у меня такого желания! — разозлился я. — Просто меня готовили в боевики».
«А внезапно оказалось, что еще и мозги нужно развивать, да? Нужен курс дипломатии и психологии?»
«Где-то присмотрел?» — напрягся я.
«Не присмотрел, но лишним не будет. Если увидишь — бери».
В лабораторию я отправился раньше, чем на разминку, благо времени хватало. Глюка опять пришлось брать с собой — и без того у него здесь компании не доставало. Оставлять его, что ли, в гостиной, когда ухожу, чтобы дядя присматривал? Хотя там безопасность сложней обеспечить.
Иначе щенок скоро станет специалистом в алхимии — который раз присутствует при моей работе. Зелья пришлось варить не так уж много: получался концентрат, который потом разводился в определенных пропорциях уже в выбранной таре, больше всего напоминавшей огромное корыто. И правильно: готовить сразу в объемах, нужных для замачивания кокона, — это ж никаких емкостей не хватит.
Зелья получилось всего каких-то литров пять. Я создал нужный объем воды в самой большой емкости, которая у меня нашлась, вылил в нее зелье, тщательно размешал и пошел за коконом. Для этого пришлось спускаться в гараж — больше у нас нигде нельзя было распаковать военный транспорт. На сам кокон не пришлось еще раз воздействовать заклинанием уменьшения веса, потому что поставленное на Изнанке продолжало действовать. Хватило вложенной энергии.
В лабораторию кокон я притащил и чуть было не отправил сразу в корыто, но спохватился:
«Слушай, там внутри же что-то есть под шелком?»
«Конечно. Продуктовые паучьи запасы».
«Их наверное
нужно сначала выковырять?»«Сдурел? Шелк попортишь. Клади так, растворится все ненужное, а что не растворится, потом выполоскаешь. Или вытащишь, если там окажутся артефакты».
«Артефакты? То есть там может быть человек?»
«А чем, по твоему мнению, питаются изнаночные паучки? Всем, что движется и не успевает себя защитить».
«Тогда не правильней ли извлечь тело и вернуть родным?»
«Что ты собираешься возвращать? — закатил глаза Песец. — Пауки в жертву впрыскивают состав, разъедающий внутри кокона все. Там сейчас равномерный кисель, по которому невозможно определить, что же внутри находилось. Если ты разрежешь, тем самым испортив шелк, изнутри потечет мутная дурнопахнущая густая жижа, которую никто не захочет признавать за своего родственника».
Тем временем Глюк активно обнюхивал кокон и, кажется, был не прочь попробовать содержимое на зуб. Судя по виду щенка, запах ему очень и очень нравился. Но в тех справочных материалах, что прислала Грабина, не было ничего про кормление щенков продуктами паучьей переработки. Так что обойдется. Не отравится, так щенячий гастрит заработает.
— Фу, Глюк, — сурово сказал я и отправил кокон в емкость. Пришлось его хорошенько притопить, чтобы жидкость нашла лазейки и начала обрабатывать сразу все. Убедившись, что ни миллиметра не осталось сухим, я закрыл емкость прилагающейся крышкой с защелками, к вящему неудовольствию щенка, который почему-то пребывал в уверенности, что именно оттуда получит новую порцию прикорма.
На пробежку мы отправились вдвоем. Бегал, разумеется, только я, потому что Глюк за мной все равно не успевал бы, да и холодно для него снаружи. Разве что вокруг бассейна бегать? Но тогда нужно следить, чтобы щенок в него не свалился. Бортики там, увы, не предусмотрены.
«Зато предусмотрена защита от детей, — проворчал Песец. — Не свалится».
Я решил положиться на его знание и разминку делал около бассейна, предварительно опустив щенка на землю. Тот довольно уверенно отправился в сторону воды, но добраться до нее не смог: его словно невидимая стена не пускала. После этого я успокоился и посматривал в сторону Глюка, только чтобы быть уверенным, что не задавлю в процессе отработки очередного приема. Просто удивительно, насколько шустрым он стал за это время.
За завтраком он получил свою порцию правильного мясного пюре, которое задаст вектор его развития в нужную сторону. А вот после завтрака нам пришлось расстаться: он отправился в мою комнату, а я — на занятия.
Через толпу репортеров удачно прошел в невидимости, она пригодилось и для того, чтобы обойти тех, кто караулил у академии. Надо же, какая прорва людей желает со мной пообщаться. Невидимость я снял только в академии, убедившись, что рядом никого нет, после чего спокойно отправился на занятия.
Отношение ко мне преподавателей оставалось настороженным, но мне удалось сдать один долг и договориться о сдаче еще трех по пропущенным практическим занятиям. Бизунов пару раз пытался спровоцировать меня на конфликт, но я не велся, а его быстро урезонивали. В основном, Темников или Юричев, но и другие тоже, бывало, вмешивались. Все, кроме Фурсовой. Ей эта суета, связанная с ее персоной, напротив, нравилась.
— Паш, можно тебя попросить об услуге? — обратился я к Темникову перед уходом.