Большое сердце

— Отцы нам пример показали, — сказал новенький.

— Большое дело всегда большой жертвы требует.

Степан Артемьевич замолчал и задумался. Серега Коротков, второй подручный, из ремесленников, не вытерпел:

— Что же ты, Степан Артемьевич, обещал про шапку рассказать и свел на какую-то философию.

— О шапке речь еще впереди, — ответил Степан Артемьевич. — Слушайте дальше. Доложили мы ротному командиру, и он отдал приказ идти в наступление. Хотя белых, действительно, было втрое больше, но мы их выбили сперва из лесу, а потом и из завода. Еще трофеи захватили. Потери, конечно, были и с нашей стороны. Больше всех жалели Петра. Дед Кузьма особенно сокрушался.

— Надо, — говорит, — внучки, найти его тело и похоронить с честью, как бойца и героя революции.

Пошли мы втроем отыскивать тот самый увал, где оставили нашего товарища. Подходим к этому месту и видим, лежит один убитый беляк, подальше: другой, третий.

— Это Петрова работа, — говорит дед Кузьма.

Раздвинул куст, а Петр тут и лежит. Уткнулся лицом в шапку, будто спит. Патронташ пустой, и в подсумках всего одна обойма — последняя. Все тело испрострелено и исколото. Сняли мы фуражки, стоим, как каменные, молчим. Дед Кузьма за всех сказал:

— Прощай, Петр Игнатьич! За товарищей ты жизнь свою драгоценную отдал, за родной Урал, за власть Советскую, народную.

И лицо у него стало мокрое от слез. Тогда Васька внес предложение:

— Разыщем на заводе Петрову жену и папаху ей передадим. Я точно знаю — в ней большие деньги зашиты.

Так мы и сделали. Отнесли тело нашего друга к братской могиле, а сами пошли семью его разыскивать. Домишко у него стоял на самой окраине. На дворе никакого хозяйственного обзаведения, и в избе пусто — под метелку подмели белые гады. Встретила нас женщина с ребенком на руках. Плачет.

— Товарищи, родные вы наши… Угостить-то вас нечем.

Дед Кузьма начистоту все сразу выложил:

— Мы, гражданочка, не за угощением пришли. Мы принесли вам известие о вашем муже. Он убит в сегодняшнем бою, и похоронят его с честью в братской могиле. Но вы не печальтесь. Был он человеком геройской жизни и погиб как герой. И мы за его смерть здорово белым всыпали. А от него вам оставлена памятка — вот эта папаха. В ней, между прочим, неизвестный капитал зашит.

Женщина, как услышала о смерти Петра, затряслась, побледнела и даже плакать перестала.

— Спасибо, — говорит, — товарищи… Спасибо, что известили…

Васька в один момент подкладку у папахи распорол…

Вытаскивает пакетик, в тряпицу завернутый, в нем еще конверт, а в том конверте фотография жены с маленьким сынишкой. Ее-то он, наш геройский товарищ, и берег как зеницу ока.

Так вот оно и было.

Степан Артемьевич кончил, и все мы задумались.

И. Беляев В СТЕПИ ЗАУРАЛЬСКОЙ Стихи

Штыки, как штакетник, щетинились плотно, Шестнадцать — одним, а другим — шесть десятков, Бежали в атаку повзводно, поротно И падали вдруг, как пришлось, — в беспорядке. Ложились шершавые шрамы шрапнели В широкой степи, на деревьях дубровы, А в Шадринске швеи всё шили шинели Не шелком шуршащим, а нитью суровой. По кузницам сельским без грохота, звона Оружье нехитрое тайно ковали; Шептали молитвы солдатские жены, И вдовы по мертвым мужьям тосковали. Минуло то время, суровое время, Но память о прошлом не канула в воду; В долгу неоплатном мы все перед теми, Кто добыл нам счастье, кто пал за свободу?

Н. Куштум ПОДВИГ Рассказ

Накануне черных дней

На окраине Киева, в поселке Куреневка, стояла маленькая хата-мазанка, укрывшаяся в глубине вишневого сада. Здесь жил двенадцатилетний Костя Ковальчук вместе с матерью Пелагеей Федоровной. Этой осенью он должен был перейти в шестой класс. Костя мечтал после окончания школы учиться дальше и обязательно на железнодорожного машиниста.

Отец его был одним из лучших машинистов на дороге. Простудившись во время зимней поездки, он умер от крупозного воспаления легких.

Костя не раз слышал, как отец говорил своему закадычному другу токарю Остапу Охрименко:

— Думаю, в меня пойдет хлопец, машинами все интересуется. Как-то взял его в паровозную будку, так, веришь ли, он чуть не прыгал от радости. Еле выпроводил домой, пристал ко мне: «Возьми с собой».

— Что ж, — согласился Остап, — нехай интересуется. Твоя линия правильная.

Невысокий, широкоплечий, Костя выглядел настоящим крепышом. Он был не по годам бойким и смышленым пареньком. После смерти отца, забывая о детских играх, помогал матери по хозяйству. Ведь он уже не маленький, к тому же единственный мужчина в доме. Расцветал от счастья, слушая похвалы матери:

— Помощничек ты мой! Весь в отца, такой же торопкий и смекалистый. Кем-то ты будешь, когда вырастешь?

Но Костя про себя уже решил, кем он будет. Конечно, машинистом. Это же так интересно!

Но теперь, на исходе июля грозного 1941 года, Костя понял, что все дальше и дальше отодвигается исполнение его мечты. Война подступила вплотную к его родному городу. В тихие вечера уже доносился отдаленный гул артиллерийской канонады. Все чаще фашистские летчики совершали разбойничьи налеты, бомбя Киев. По примеру многих, Ковальчукам следовало бы эвакуироваться, но об этом сейчас и думать было нечего. Вот уже вторую неделю матери нездоровилось. Не мог же Костя уехать один.

Накануне прихода фашистов, вечером, к ним зашел сосед Остап Охрименко. Сбросив с плеч мешок, он присел на краешек кровати.

— Здравствуй, Федоровна. Ну, как ты?

— Плохо, Остап Терентьевич. Никак не могу здоровьем поправиться. То полегчает, а то опять скрутит.

— Надо бы вам эвакуироваться, пока не поздно. А то еще, чего доброго, фашисты замордуют вас тут.

— Что же мне делать? — заплакала женщина. — Ведь я и до вокзала не дойду, а не то что в дальнюю дорогу отправляться.

— А давайте хоть Костю отправим, — предложил сосед. — Сегодня в ночь как раз эшелон уходит. Я его устрою.

— Ой, хорошо бы! — обрадовалась Пелагея Федоровна.