Большое сердце

Выпрыгнув из машины, Анюта вытянулась перед Уваровым и, играя искрящимися смехом глазами, отрапортовала:

— Зерно отвезла. Какие будут указания дальше, Илья Назарович.

— Вот, знакомь с «работягой» механика…

Новоселов, увидя перед собой странный тягач, сильно заволновался, хрипло спросил:

— Танк? — и не дожидаясь ответа, бросился к машине, лихорадочно кружил около нее, ощупывая корявые бока. Анюта, обиженная тем, что председатель не доверял ей, привез с собой механика, скорбно сжала полные румяные губы и прикрыла ладонью обновленное на броне слово «Люба». Новоселов, все более волнуясь, отвел ее руку от брони и впился в слово единственным глазом.

— Моя «работяга» в порядке… Вот только здесь слово одно нацарапано… я его никак не могла стереть… — хитрила Анюта.

— Люба… — с нежностью произнес Новоселов. Анюта обернулась, хотела что-то сказать, но вдруг увидела, что механик трогает слово на броне рукой. На его лице, пересеченном розовым шрамом, было столько мечтательной радости, словно он встретился с другом после долгой и безнадежной разлуки.

— Мой танк!

Илья Назарович почему-то побледнел и потянул механика в сторону, приговаривая:

— Ничего… ничего…

— Тысячу семьсот километров я на нем прошел… Вместе с ним горели… Пуля хоть и задела меня, а видно, жизнь есть впереди! — задыхаясь продолжал Новоселов.

Так вот он какой, ее танкист, с которым Анюта не раз мысленно разговаривала, которого уводила от смерти, внушала ему храбрость и находчивость. Тот же рост, те же плечи и пепельные кудри. Строгое неулыбчивое лицо, пересеченное шрамом, задубело, может, еще на войне, и веко опалено тогда же.

«Как же ты глаз-то не сберег!» — мысленно нежно упрекнула его Анюта. Здоровый глаз танкиста был ясен и красив. Никогда она не видела таких синих глаз. Казалось, синева второго, разбитого глаза, перелилась в этот единственный.

В груди стало тесно и больно.

Захотелось крикнуть на весь мир, чтобы все услышали ее, увидели горящего в бою танкиста и машину с нежным именем «Люба». Еще раз Анюта заглянула в синюю глубину глаза танкиста и непонятно к чему сказала:

— А теперь танк стал «работягой»…

Из детского садика неслась на улицу нестройная песня:

Как у дяди Трифона Было семеро детей…

На золотую от смолы стену будущего Дворца культуры канатами поднимали новое бревно. Слышались голоса:

— Сильнее бери… сильнее, говорю!..

Тукали топоры плотников. Мимо прошла грузовая машина с мешками зерна.

Все это был мир, который победил войну. Война была за него, за мир, поэтому и называют ее народы «Великой».

Илья Назарович принял от механика инструмент и, ни к кому не обращаясь, сказал:

— Будем работать.

Анюте захотелось немедленно сделать что-нибудь героическое, спасти человека, предупредить несчастье. Ей казалось, что на нее смотрят тысячи глаз, ее слышат и понимают люди всех стран и наречий. Она чуть не бегом бросилась к «работяге» и начала нагружать кузов дровами, которые нужно было подбросить к дому старой вдовы.

Из слесарной мастерской напротив раздавался скрежет разрезаемого железа, от лесопилки неслось жужжание пилы. Дети в садике все еще тянули на разные голоса:

Как у дяди Трифона…

Неожиданно Новоселов громко скомандовал:

— По местам!

Илья Назарович хлопнул руками и быстро влез в кузов, на дрова, за ним легко вскочила туда Анюта. Обычно ласковые глаза ее озорно поглядывали на танкиста. Новоселов занял место водителя.

Танк взревел, рванулся, окутавшись голубым дымом, выскочил на дорогу и с грозным ревом помчался по улице, разгоняя телят и гусей. Через минуту он остановился около нового дома поварихи полевого стана тети Васи. Широкие окна, горя от солнца, казалось, стреляли огнем, на них больно было смотреть.

Новоселов быстро выпрыгнул на землю:

— Экипаж к танку!

Уваров и Анюта соскочили вниз. Из дома выбежала седая женщина.

— Спасибо, Илья Назарович, не забываешь сироту… Чем я, старая, перед колхозом отчитаюсь?

— Ничего, тетя Вася, за тебя сын твой в войну отчитался!

С улицы набежали дети, влезли в кузов и начали скидывать на землю дрова.

Анюта, искоса поглядывавшая на водителя, подвинулась ближе к нему и осторожно, почти шепотом, спросила:

— Товарищ Новоселов… а сейчас эта… Люба… ваша?

Лицо механика радостно вспыхнуло.

— Люба? — переспросил он. — Дождалась меня невеста… Сколько лет уже вместе, сынишка растет…

С размаху подав руки председателю и девушке, механик еще раз любовно оглядел танк, погладил броню и, не оглядываясь, пошел от тягача по дороге к реке.

Уваров и Анюта смотрели ему вслед, пока он не скрылся за сиреневым клеверным полем.

Н. Тубольцев СЫН Рассказ

Перед глазами Айдара еще стояли лица друзей, звенели в ушах их голоса, а поезд уже мчал его по бескрайним просторам страны. Нет, не думал Айдар, когда получил отпуск, что придется ему ехать в эту сторону.

Да, отпуск!.. Об этом напечатали даже в газете. В заметке под заголовком «Подвиг» было написано:

«В полночь рядовой Айдар Муралиев принял пост. Сжимая в руках автомат, часовой чутко прислушивался к ночным шорохам. Вдруг он уловил легкий шум. Муралиев насторожился. Вскоре он заметил, что к охраняемому им объекту осторожно ползет человек.

— Стой, стрелять буду! — громко крикнул часовой, направляя на нарушителя свой автомат.

Неизвестный был задержан. Он предложил было комсомольцу большую сумму денег, прося отпустить его на свободу, но часовой с негодованием отверг это предложение.

Задержанный оказался крупным диверсантом. За бдительность и отвагу командир части предоставил комсомольцу рядовому Айдару Муралиеву краткосрочный отпуск с поездкой на родину.

Капитан П. Рыбин».

Итак, Айдар получил отпуск. А куда же поехать? Отец его погиб на фронте, мать умерла так давно, что даже сгладились в памяти черты ее лица. Запомнились навсегда только глаза ее — большие, черные, точно такие же, как у него самого.

Айдар в конце концов решил, что поехать ему есть куда: в детдоме, где он рос и воспитывался, в техникуме, где он учился, ему всегда будут рады, там много хороших, ставших ему родными людей.

Нехитрые солдатские вещи аккуратно уложены, и вот уже Айдар подготовился в путь.

В это время дверь открылась, и в комнату вошел низенький чернявый Тукаев, полковой почтальон. Десятки глаз устремились на него.

— Уже собрался, Айдар! Хорошо, что я застал тебя.

— А что?

— Тебе тут письмо есть… Вот оно, — и Тукаев подал Айдару небольшой синий конверт.

«От кого бы это?» — вскрывая письмо, думал Айдар.

Тихо, очень тихо стало в казарме, товарищи выжидательно смотрели на него.

Недаром говорит пословица, что лицо — зеркало души. Чем дальше читал Айдар, тем светлее и светлее становилось его лицо, тем сильнее блестели его глаза.