Большой треугольник! или За поребриком реальности! Книга первая

И было понятно, что таким образом, раз за разом искусственно прерывалось течение срока выданной мне на год санкции, под которой я уже находился два, так как время ознакомления с делом в течение санкции не засчитывалось, для того чтобы без всяких на то оснований и дальше держать меня в заключении.

И только после того, как я и другие обвиняемые были вынуждены отказаться от так называемого ознакомления, а прокурор с очевидностью моей невиновности и грубыми нарушениями права на защиту подписал обвинительное заключение, дело было передано в суд. И в письменном уведомлении меня об этом, поступившем мне через спецчасть СИЗО СБУ, не соответствовала ни одна цифра в номере дела номеру дела. Что могло свидетельствовать либо о совершенной безответственности, либо о совершённом цинизме. Я сделал паузу.

— Всё? — спросила Лясковская.

— Нет, — ответил я. — Я заявляю ходатайство о вызове в суд всех сотрудников правоохранительных органов, применявших ко мне методы физического и психологического давления.

— Как же мы их вызовем, Шагин, если Вы не знаете их фамилий? — сказала Лясковская.

— Да, они не называли фамилий. Но я дал точное описание каждого.

— Шагин, тут подсудимыми были заявлены ходатайства. Возможно, Вы кого-то опознаете. И мы их допросим.

Я передал Лясковской рукописный текст для приобщения к делу и сел на своё место.

В течение нескольких следующих дней в суд приходили оперативные работники, работавшие с подсудимыми на начальном этапе следствия. Кто-то из них уже ушёл из МВД, а кто-то ещё работал и получил повышение. Все они старались вести себя смирно и кротко. Кто держал руки по швам, кто — ладонь в ладони перед собой. Они ловили каждое слово судьи. И, делая небольшую паузу, отвечали робким голосом.

Первыми были допрошены три оперативника, проводившие дознание Трофимова. Они отрицали, что его били и что предлагали сделку, то есть вызволение его из-под стражи, в обмен на упоминание моей фамилии как заказчика другого преступления, которую он должен был написать, что слышал, после того как свидетель опознал его как стрелявшего в Князева, что сейчас вменялось не ему.

Они указывали, что не помнят, как Трофимов оказался в РОВД. Но то, что в его квартире была взорвана дверь и он ночью со своей девушкой в ночной рубашке был доставлен в райотдел, — отрицали. Когда же Лясковская спрашивала, видели ли они на лице и голове Трофимова бинты, так как из медосвидетельствования и показаний Трофимова следовало, что его доставили в райотдел и толкнули головой в оконное стекло, как будто он с третьего этажа хотел совершить побег, отвезли в больницу скорой помощи, где наложили швы, а потом начался допрос, каждый отвечал, что не видел. Что знает, что Трофимов при задержании вёл себя хорошо. И потому исключает применение к нему методов физического воздействия. Что явно раздражало Леонида. Он надувал щёки, пыхтел и сопел.

И когда последний из опрошенных, разворачиваясь к выходу и думая, что он не виден судье, изобразил в сторону Леонида воздушный поцелуй, пока Леонид выкрикивал: «Иди сюда, я тебя поцелую!», Лясковская сидела и молчаливо наблюдала, провожая взглядом свидетеля в то время, как тот покидал зал. Каждый следующий работник милиции говорил, что хорошо знает подсудимых — всех, кроме меня. Что они давали показания добровольно, обличая друг друга и чуть ли не наперегонки. Что их не били и не говорили, какие показания давать и не подсказывали, что и как говорить.

На вопросы Старикова отвечали, что такого не может быть, что его содержали в наручниках, что краем запечатлела камера на продемонстрированном ранее прокурором видеовоспроизведении. Гандрабуре отвечали, что это он начитался книг о таких методах, как «слоник» и «лом». И сейчас, чтобы уйти от ответственности, рассказывает о них в суде. А на вопрос Маркуна, откуда у него взялся синяк на левой щеке, что было отчётливо видно на видеозаписи, аргументировали, что он мог его нанести себе сам, чтобы потом оговаривать милицию, и что в их отделе не работал левша. Лясковская слушала молча, как будто давая высказаться подсудимым, а потом отдавала свидетелю паспорт.

На следующий день в зал пришёл армянин, и я, встав с места, громко сказал:

— Вот это лицо кавказской национальности, которое приносило мне газеты!

— Шагин, тихо, у нас нет кавказской национальности, — сказала Лясковская.

— Слышь, ты, я что, почтальон тебе, что ли?! — соскалил в мою сторону зубы армянин, и мне показалось, что его глаза наливаются кровью.

Он сказал, что сейчас уже не работает в МВД, а возглавляет службу безопасности банка. Говорил, что уже не помнит подсудимых и, разумеется, никого не бил. А перед тем, как уйти, погрозил мне пальцем и сказал, что мне ещё сделает.

Человеком с улыбкой, похожей на оскал собаки, выявился полковник Марук, и ныне работавший в МВД.

Он мило улыбался и говорил, что входил в следственную группу и поэтому хорошо помнит подсудимых. И что со всеми следствие проходило в рамках закона.

— А в каком статусе они находились? Кто-то из них был задержан по административному аресту?

— Я так не могу сказать, но думаю, что нет. Прошло много времени, — ответил Марук и посмотрел в сторону клетки.

Я показал на себя пальцем и едва заметно помотал головой.

— Вот, Шагин не был задержан по административному аресту, точно нет, я помню, — добавил Марук.

И я закивал головой.

— А как он был задержан? — спросила Лясковская, и я показал Маруку три пальца.

— Ну, как положено, на трое суток, по подозрению, — ответил Марук.

И я снова закивал головой.

— Вы это точно помните? — спросила Лясковская.

Я опять закивал головой.

— Точно, — ответил Марук.

— Вот видите, как полковник милиции врёт! С моих подсказок из клетки! — встал и сказал я Лясковской.

— Сядьте, Шагин, — сказала она. — Это всё сделали Вы! — сказала судья Маруку и протянула ему паспорт, пока тот стоял с красным каменным лицом. А потом медленно пошёл к выходу из зала.

В четверг в камеру пришли шмонщики. Прапорщик Пузырь сразу подозвал меня. Он сказал, что им не нужен телефон.

— Давай сюда галстук, и мы уйдём.

Я быстро отдал свой золотистый «Dupont». У начальника конвоя был запасной.

На следующий день, в пятницу, были допрошены родственники подсудимых об обстоятельствах их задержания. Оле и жене Ляшенко Лясковская разрешила задержаться в зале до конца судебного заседания, что Владимир Тимофеевич расценил как хороший знак.

Вечером в тот же день по телефону Оля сказала мне, что, когда она возвращалась домой, на её автомобиле перестали работать тормоза.

А на следующий день, в субботу, в программе «Криминал» полковник Стогний показывал Олину «Паджеро», припаркованную к кинотеатру «Загреб». И говорил: вот на таких машинах разъезжают жёны бандитского «Топ-Сервиса».

До Нового года оставалось полторы недели, и за это время Лясковская планировала изучить в суде документы из 25 томов, приобщённых к делу по ходатайству прокурора, и после Нового года приступить к прениям сторон.