Большой вальс
Шрифт:
– Видимо, в наш герб придется внести изменения. Интересно, чем символизируется безответственность и легкомыслие?
– Мадемуазель, - Хосейн повернулся к Виктории.
– Мне известно о чувствах Бейлима к вам и я отнесся к ним со всем уважением и щедростью. Я предлагал сыну любые условия, на которых вы могли бы оставаться рядом с ним, не вступая в брак. Ведь Бейлим - единственный наследник консервативного восточного престола, основанного на мусульманской вере и древних культурных традициях... Мадемуазель, будь вы самой преданной и самой прекрасной женщиной мира, вы не могли бы стать мусульманкой и особой арабской крови. А следовательно законной женой эмира... Откровенно
Виктория жалобно посмотрела на Максима, не зная своей роли.
– Отец, Тони ранена. Она не способна защитить себя. Но поверь, - не она, а я настаивал на законности наших отношений...
Хосейн пожал плечами:
– Значит, из вас двоих женщина оказалась намного мудрее...
– Насколько я помню, мы условились о компромиссе - мы ждем рождения ребенка Зухреи, и если это окажется мальчик, - ты дашь мне свободу. Почему же ты нарушил уговор, решив убрать Тони?
– Я очень дорожу тобой, мальчик, чтобы рисковать лишиться тебя. И я не нанимал убийц.
– Конечно, ты просто, как это здесь принято, вслух выразил надежду, что Аллах уберет с пути наследника досадную помеху.
Хосейн бросил короткий настороженный взгляд, мгновенно сообразив: "Амир!" и спокойно сказал:
– Не стану отпираться - я молился о том, чтобы мой сын образумился и выполнил волю предков. Но я не желал зла вам, мадемуазель... Досадное недоразумение, вследствие которого вы стали жертвой нападения, я надеюсь, помогут исправить мои врачи... А сын, я вижу, оказался просто героем... Отдохните, придите в себя и мы ещё раз поговорим обо всем этом...
Ночью они шептались по-русски в отведенных гостье "английских" апартаментах
– В этом доме останавливалась Антония, когда навещала меня. А я заполнил всю эту спальню ирисами!
– радость воспоминаний так и светилась в глазах принца.
– А потом, потом... ах! Ты не представляешь, как хитер мой отец! Знаешь, что он предложит тебе завтра? Грандиозное содержание в Париже в обмен на документ с отказом от меня в качестве мужа... Это нас с Антонией не устраивает...
– Что же ты задумал? Мне кажется, Максюта, не стоит враждовать с отцом. Во-первых, это лишь осложнит твои отношения с Антонией, а, во-вторых, он, в сущности, отличный отец - любит тебя, хочет сделать наследником всего состояния, а главное - дела. Дела реформирования страны, к которому он относится чрезвычайно ответственно, - горячо убеждала брата Виктория, которой Хосейн почему-то понравился. Может, оттого что слегка напоминал Омара Шарифа, а может потому, что так смотрел на сына - с горячим беспокойством, скрываемым "протокольной" выдержкой.
– Викошка, я не могу жить без Тони и не стану ждать два месяца, если она через двадцать дней выходит замуж! Я убежден - Антония не любит этого Картье и просто не хочет портить мое будущее!
– У тебя такой смешной акцент появился, как у грузина.
– Виктория нежно посмотрела на брата, припоминая его расквашенный в драке нос и бесконечные конфликты с французской "училкой" и гордое заступничество за неё во дворе.
– А помнишь, как я была влюблена в Аркашу? Да нет, ты совсем маленький был...
– Ну да! Как не помнить - ты даже заболела тогда, а у меня руки чесались рожу ему намылить... Длиннющий был, дылда, и тупой - такой алмаз проглядел!
Они лежали на огромной кровати перед распахнутым окном, в котором белели среди глянцевой листвы огромные цветы магнолий. На голубом
атласном покрывале в беспорядке покачивалась флотилия хрустальных с золотом ваз, груженых фруктами и сладостями.– А катино печенье из геркулеса помнишь? А занавески Августы, её коронный "наполеон" и салат из крабных палочек?
– А отцовских лошадей - Ваську и Персиля Второго? Представляешь, Викошка, его уроки так сильно помогли мне в новой жизни... Знаешь, отец совершенно не обязательно должен быть один. Да, да! Дело в том, сколько у тебя любви. Во мне - очень много, - принц похлопал ладонью выпяченную грудь.
– Я всегда буду называть папу-Лешу отцом. А Женя и Катя останутся мамами.
– А я всегда буду звать тебя братом, любить домашний "наполеон" и цитировать Августу. Ты зря испугался там, в самолете - "алмазные слезы" это из её заповедей. Примета подлинного аристократизма... И как только вы грызете эти твердокаменные штуки?
– Виктория с хрустом откусила кусочек орехового козинаки.
– Грызи, грызи, - очень развивает челюстные мышцы. Сможешь врагу горло перекусить. Вот так!
– Максим изобразил тигровый оскал.
– А я ведь пять лет считал тебя погибшей. Наврали мне, значит, специально, чтобы от всяких мыслей о прошлом отвадить. Но я не верил! Глупо, конечно. Не хотелось верить в плохое... И до сегодняшнего дня все надеялся, что и папа-Леша найдется... Завтра я покажу тебе усыпальницу матери. Хосейн велел доставить её прах прямо с солнечногорского кладбища.
– Ах, вот откуда эта страшная история! Твой отец поступил очень смело. И романтично... Почему-то мне не кажется, что он способен на подлость... Послушай, милый, я постараюсь уговорить Тони подождать до октября. А пока, чтобы не разжигать страсти, скажем Хосейну, что согласны на его условия без всяких "выкупов" и документов.
Думаю, Тони и сама не торопится стать мадам Картье. Ведь ты такой красавец вымахал - обалденный жених! Да ещё - герой.
– Виктория за уши притянула Максима и чмокнула его в лоб. Хохоча, они повалились на весело взвизгнувшую постель, скинув на пол хрустальную ладью.
...Под окнами виллы, в благоухающих зарослях покой "влюбленных" охранял усатый офицер внутренней стражи. С невозмутимым лицом он прислушивался к визгам и возне, доносившимся из раскрытого окна, шепча сочиненное только что заклинание: "Да продлит Аллах дни светлейшего государя Хосейна, славного отпрыска его Бейлима, да укрепит мужскую мощь, данную сим властителям со всей божественной щедростью".
Глава 4. Приглашение к счастью
Пробыв в гостях у Максима всего сутки, Виктория срочно вылетела в Париж, где встречала её обеспокоенная Антония.
– Тебя, дорогой мой доктор общественных наук, хотели убить! Посмотри-ка сюда: полкило пудры, а под ней настоящая травма - всю левую щеку разворотили... Если бы не Артур...
– Слава Богу, опять Артур! Поздравляю, Тони. Только, ради Бога, смотри на дорогу!
Антония неслась "на автопилоте" по знакомой трассе от аэропорта Шарля де Голля к своему дому в Лемарти, живо пересказывая ужасное происшествие в Вирджинии.
– Теперь ещё бок болит и половина волос вылезла - ты у меня в большом долгу, Виктория!
– Кстати, - Виктория развернулась к водительнице правой щекой. Видишь, синяк? Это на память о московском метро! Меня чуть не убили, приняв за тебя, сестренка!
Девушки посмотрели друг на друга и расхохотались - даже увечья располагались у них строго симметрично, в зеркальном отражении. Мимо пронесся, гневно сигналя, огромный автобус, чуть не задевший вылетевший на осевую линию автомобиль Антонии.