"Болваны"

– Фу!
– поморщился Миша.
– А зачем ему горшок?

– Извращенец!

– В смысле?
– не понял Миша.

– Луиза дуреха: думала - ну трахнутся, подумаешь, какое дело... Не на того напала... Черт ее угораздил попасть к Ханыгину! Мы с Цилей после часа два ее отпаивали... теплым молоком...

– Так все-таки, - настаивал Миша, - чего же он хотел?

– Ты и сейчас не понял? Какой же ты не сообразительный... Судя по всему, Ханыгин начитался маркиза де Сада... Он же специалист по французской литературе. У него диссертация... что-то по 18 веку... По-моему, "Манон Леско" или Шодерло де Лакло... Он на месяц ездил в Сорбонну на стажировку... Там, наверно, и прочитал. А может, и здесь в Библиотеке Ленина... оформил бумагу в закрытый доступ - и наслаждался...

– То, что он садист, я понял... Это и по нему видно... Но горшок?

– Анальный комплекс. Это вместо полового акта. Циля, после того как Ханыгин слинял, нашла мельхиоровую ложку... Спросила у Луизы, та говорит: "У нас таких нет". Мы переглянулись с Цилей... Луиза, к счастью, ничего не поняла... Ну а мы ее расстраивать не стали... Ей и так досталось, бедняжечке... на всю оставшуюся жизнь...

– Ложка Ханыгина?

– Наконец-то ты начал понимать... Ханыгин, помимо горшка, привез с собой ложку... Зачем? Чтобы накормить Луизу собственным дерьмом!

– Мерзость!
– Миша даже плюнул.
– - Меня сейчас стошнит!

Голицын похихикал:

– Согласен. Но ты только слушаешь, а я там был! Луизу рвало... Вонь невыносимая! Целый час проветривали... в такой мороз. Ложку эту я выкинул в форточку. Полчаса мыл руки цветочным мылом. Да, самое главное я не рассказал... Почему, слава Богу, я сдержался при дамах... Меня не стошнило от боли! Значит, вырвал я женщину из рук насильника, а точнее, отвязал Луизу от батареи... Ханыгин за это время спрятал свой горшок в спортивную сумку, натянул брюки... Перенес я Луизу на диван... Циля ее откачивает... А Луиза в истерике, рыдает, рвет на себе волосы и вдруг выкрикивает мне с таким напором: "Убей его! Убей! Слышишь?" Как тебе ситуация? Хорошенькая?

– Правильно! Ты его убил?

– Почти. Я скроил мрачную рожу и иду на Ханыгина со сжатыми кулаками... как будто сейчас буду его бить... До смерти! По правде говоря, мараться не хотелось... о такую гнусь. И вдруг он как взвизгнет: "Сукин сын!" - и ткнул мне кулачонком в глаз. Скотина такая! Я отмахнулся. Тоже куда-то в глаз засветил. Он дико заверещал - и дал дёру! Глаз болит, синяк растет на глазах... Приложил половник - не помогло. Но ведь каков мерзавец: меня назвать сукиным сыном!

Миша ухмыльнулся:

– Точно по Фрейду: он осуществил перенос. С больной головы на здоровую!

– Тонкое замечание!
– парировал Джозеф.
– Во всяком случае, мне пришлось нацепить черные очки... Как-то несолидно сдавать экзамен по политэкономии с фингалом.

– Не боишься, что Ханыгин тебя зарежет на экзамене, как эту Луизу?

Миша во все время рассказа Джозефа ловил себя на мысли, что не верит ни одному его слову, впрочем, исправно смеялся.

– Наоборот! Теперь он при виде меня должен прятаться в сортире! Я буду его шантажировать: пусть ставит пятерку, не то я воспользуюсь свидетельскими показаниями в деканате... Кроме того, у меня есть вещественное доказательство: я приду на экзамен с его галстуком, которым он прикручивал Луизу Вячеславовну к батарее... Я заложил его в целлофановый пакет.

– Предусмотрительно!
– посмеялся Миша.

– Как только я сяду к нему за стол, вместе с билетом и зачеткой, рядышком выложу целлофановый пакет с галстуком, медленно развяжу пакет и начну отвечать по билету... Пусть попробует задать мне хоть один вопрос, вонючий извращенец! А может быть, я буду молчать и смотреть ему в глаза сквозь темные очки. После тихо протяну зачетку.

– Жестокая месть!

– Око за око! Мой синяк под глазом требует возмездия!

Джозеф докурил, бросил окурок и встал.

– Ты в институт?
– поинтересовался Джозеф.

– Куда ж еще... Вообще, у меня еще часа полтора...

– Так ты не спешишь?

– Как сказать...
– Мише не особенно хотелось общаться с Голицыным, с другой стороны, что ему делать все это время?

– Может, зайдем на Погодинку... там магазинчик симпатичный... Я там видел "Брют"... Полусладкое последнее время меня что-то не привлекает... Пошлое шампанское... Его пьют только на Новый год... в узком семейном кругу. Помнишь у Чехова: "Для меня нет теперь более тяжелого зрелища, чем счастливое семейство, пьющее чай"?

– Это откуда?
– переспросил Миша.

– Кажется, из "Крыжовника".

Они опять закурили по "Филипп Морицу", и Миша понуро потянулся за рослым, мускулистым Джозефом. Джозеф остановился и, брезгливо поморщившись, указал Мише на девицу в красном спортивном костюме, игравшую в футбол с тремя лысыми толстяками.

– Женщина-футболистка - это все равно, что кастрат - Герой Советского Союза.

Миша хмыкнул:

– Почему нет? Такие случаи наверняка были.

– Навряд ли! Женщина должна пахнуть хорошими французскими духами, "Шанель N 5" например, а не потом.

– Я помню... твоя теория орхидеи. Женщина - орхидея, ее нужно выращивать, культивировать, удобрять...

– Но не дерьмом, заметь...
– возразил Голицын.
– Здесь я не соглашусь с Ханыгиным. Чем, собственно, плоха теория? Что ты имеешь против?

– Да нет, нет... Ничего...

– Взгляни... у нее же совсем нет бюста! Здесь не поможет даже рабоче-крестьянский цвет.

– Какой?
– не расслышал Миша.

– Цвет пролетарского знамени, - уточнил Джозеф.

Лысый толстяк в маленьких воротах поймал мяч и, как ребенок, засмеялся от радости. "Как мало человеку нужно для счастья!" - подумал Миша. Толстяк выбросил мяч из ворот прямо под ногу девице в красном. Она, не долго думая, с силой ударила по мячу, так что тот, пролетев высоко над воротами, шлепнулся недалеко от Джозефа и Миши. Миша прикрыл глаза и встряхнул головой: пока еще футбольный мяч крутился в воздухе, ему привиделась вместо мяча голова Джозефа - окровавленная голова, с запекшейся на шее кровью, с обрезанным ухом, с усами - такими, как теперь у Джозефа, и расплывшимся желтоватым синяком под правым глазом. Приземлившись на снег, голова-мяч напугала Мишу вывернутой наружу, порванной надвое нижней губой и злорадным оскалом беззубой челюсти. Пока Джозеф подавал мяч, Миша прогнал от себя это идиотское видение.

Они пошли к выходу из парка.

– Я здесь летом смотрел чемпионат Европы...
– снова заговорил Голицын.
– Футбол. Меня посетила странная идея: что это такое - футбол?
– Суррогат, выдумка нашего тщедушного, технократического века. Великая иллюзия! А какие страсти! Куда там Шекспиру до футбола! Включаешь телевизор - и, пожалуйста, страдай, борись, кричи от отчаянья или радуйся!.. Вот новая культура потребления!

– Терпеть ненавижу футбол!
– - угрюмо буркнул Миша.
– Мне всегда казалось, что футболистам нечего делать, а еще больше тем, кто за ними подглядывает...

– В твоем сравнении футбола со стриптизом есть резон. Кстати, ты не обращал внимания, насколько футбол сексуальная игра. Насквозь сексуальная!

– Что же в ней сексуального? По-моему, она только отбивает охоту к женщинам... по крайней мере, у футболистов и болельщиков.

– Вот тут ты не прав! Вдумайся: ворота - это женские половые органы, а футбольный мяч - сперматозоид, оплодотворяющий женское лоно. Ну а нога... по Фрейду, конечно, мужской член. Его, между прочим, фрейдисты иногда называют третьей ногой.