"Болваны"
Шрифт:
Она ответила вопросом на вопрос:
– Как живешь?
– Как тебе сказать? Вот лежу на софе и смотрю в потолок... на крюк от люстры. Соображаю: выдержит он меня или нет? Вероятней всего, нет... слишком большая тяжесть. У нас люстра года три назад уже падала... сама по себе.. Пришлось менять и заделывать дырку асбестом. Но главное: мылить петлю! Это не по мне. Как-то не эстетично.
Птицын готов был поклясться, что Верстовская улыбнулась, одобрив его дуракавалянье.
– Зачем ты подослал ко мне Голицына?
– пошла она в наступление.
– Никто к тебе его не подсылал... Он встречался
– Что вы ко мне все пристали?!
– по-бабьи взвыла она, как будто долго сдерживалась и вот-вот разрыдается.
Птицын здорово удивился:
– Все? Кто все?
– Все-все... И ты, и Виленкин, и Голицын.
– Голицын, насколько я знаю, хотел с тобой договориться об экзамене за Цилю Гершкович.
– От этого я сразу отказалась.
– И что было дальше?
– после паузы опять спросил Птицын.
– Дальше? Дальше он предложил выпить бутылку шампанского... Я не захотела...
– А что за шампанское, не помнишь? Полусладкое?
– Кажется, "Брют". Я его не люблю...
– Вот как! Ну и?..
– Ну и всё... Он спрятал шампанское в сумку.
– Вы сразу после этого расстались?
– Еще немного посидели...
– Ах, да... Тебе ведь нужно было время, чтобы затвердить, что я слишком робок и что женщины не любят робких, - Птицын не смог сдержать обиды.
– Кто это говорил? Я?!
– Верстовская возмутилась до глубины души.
– Это он говорил, а не я. И еще намекал, что он-то, в отличие от тебя, не робок, наоборот, очень смел. Мне с ним будет хорошо. Дал мне свой телефон... "Звони в любое время дня и ночи. Для тебя я всегда свободен!.."
– Ты его, конечно, поблагодарила?
– Навряд ли. И вообще не тебе меня упрекать!
– Ты права!
– Птицын пошел на попятную.
– Мы разговаривали с Голицыным с полчаса назад. Он мне врал, что ты сразу согласилась на экзамен, что издевалась надо мной... В конце концов, это его проблемы... Хочешь, я приеду?
Теперь пауза была взята Верстовской. Длилась она бесконечно долго. По крайней мере, так показалось Птицыну.
– Приезжай!
– Через полтора часа буду!
– Давай через два! Я должна привести себя в порядок.
– Как скажешь! Договорились. Счастливо!
Птицын ликовал. Он опять стал бегать по комнате пританцовывая.
– Ну и подлец, этот Джозеф... Приключения бутылки шампанского... Он занял у меня шесть с полтиной на бутылку шампанского: они, видите ли, поспорили с Цилей по поводу сексуальной сцены у Джона Фаулза, и он проиграл. На эти деньги он купил "Брют", пока ходил с тобой вокруг института, якобы для аспирантки и с целью ее совращения. Потом предложил Верстовской выпить ту самую бутылку. Она "Брют" не любит. В конце концов он высосет ее сам, на кухне, глядя в зеркало и чокаясь с зеркальным двойником. Так что там дальше?.. Я буду собираться, а ты рассказывай... Я все улавливаю...
Он выбежал в коридор, принес вешалку с одеждой, начал разглядывать, какую рубашку надеть.
– Я слушаю... слушаю....
Птицыну, конечно, было уже не до Миши: мысленно он был уже рядом с Верстовской. Самое разумное теперь было бы встать и уйти, но Миша ничего не мог с собой поделать - ему хотелось договорить, и, кроме того, его влекла инерция занудства.
Между тем Птицын в приподнятом настроении слушал, временами посмеивался, отпускал ехидные замечания и продолжал одеваться. Над сценой с Виленкиным он много хохотал:– Так он сказал: я серый человек?
– Да.
– Доброхот! Подумать только!.. Я тебе не хотел говорить, чтоб не огорчать... Недели две назад Виленкин подбежал ко мне в буфете, прямо к столику, и тоже шепотом дал ценный совет: "Арсений! Зря вы общаетесь с Луниным: он шизофреник!" Правда, в отличие от тебя, я не стал его благодарить, а прямо спросил: "Откуда у вас такие сведения?" Он помялся-помялся, потом нашелся: "Из верных источников!" - "Каких?" - "Не могу их раскрыть..." - "Источники ошибаются". Он пожал плечами и отошел.
Миша был на сто процентов уверен, что Птицын обидится на серого человека: он страшно болезненно переживал, когда ему отказывали в таланте, но после разговора с Верстовской он все воспринимал со смехом, его ничем нельзя было выбить из седла. Вместе с тем на "шизофреника" Миша обиделся сам:
– Скотина же этот Виленкин!
– Еще какая! У меня большое подозрение, что он отрабатывает какое-то партийное задание, спущенное из недр 1 отдела... Говорят, он параллельно работает на КГБ. Ты обратил внимание: после взрыва парткома висел приказ ректора об его увольнении?.. А он опять всплыл... Дерьмо не тонет! Говорят, он залег на две недели в клинику голодания... чтоб отлежаться... Ты заметил: он похудел: был как сарделька, а теперь стал как сосиска.
– А зачем он стал пересказывать слухи?
– Какие слухи?
– переспросил Птицын.
– О том, что мы вместе живем в Ивантеевке?
Птицын присвистнул и расхохотался:
– Ну, ты в своем репертуаре! Я думал, ты удачно вывернулся, а ты действительно ничего не понял!
– Что? Что?
– Да все то же! Виленкин намекал тебе о своем гомосексуализме. Похоже, он предлагал сделать слухи явью. А ты его обезоружил своим ангельским простодушием!
– Так он не в Ивантеевке живет?
– упорствовал Миша.
– Где-то в районе "Ждановской". Я однажды слышал, как он звонил маме из института: "Мамуля! Я уже освободился. Грей обед. Через час десять буду на "Ждановской".
– У него что семьи нет?
– Кто возьмет такого урода?!
– Господи! В какой гадюшник мы попали!
– громко вздохнул Миша.
– Справедливо, -- улыбаясь, согласился Птицын.
Наконец, Лунин подступил к главному.
Птицын между тем оделся, привез чай на столике с колесами. Пока Миша рассказывал, Птицын задумчиво хрумкал сушкой и прихлебывал чай.
– ... Мы пошли в парк Мандельштама, сели на скамейку... Она говорит: "Неужели это ты все написал?" - "А то кто же? Пушкин?" Она в таком духе говорит, что, мол, вы такие вдвоем ходите... Серые люди, замухрышки...
– Что они все заладили: серый... серый?..
– Конечно, она иначе как-то выразилась... тактичней... И вдруг я слышу: "Быть может, я тебе не нужен..." Эти стихи у меня все время вертелись в голове: она сняла их с мозга.
– "Ты ясновидящая?" Она грустно улыбнулась - и ничего не ответила.