Бомж, или хроника падения Шкалика Шкаратина
Шрифт:
Слезы заливали стекло на столе. Преодолев тихую истерику, Нина стала собирать вещи в сумку, с намерением уехать завтра в деревню. Будь - что будет! Вот тут-то это и началось. Внезапная спазматическая боль, тошнотворная слабость и темнота. И тоннель. И полет в бесконечное ничто... Нина моментально все поняла. Чуть отдышавшись от приступа, смоталась до 207-й, где у Лизы Баховой... всегда было. Разбудила Лизку, наврала с три короба и, трахнув ее по балде книгой-- для понятливости -- взяла, таки "огнетушитель". О, это было все!..
Повеселев с первого же стакана, Нина моталась по коридору, выискивая свидетелей, очевидцев, а то и просто людей, знающих "что и как". Общага была полупустой, полупьяной и -- попросту безразличной. Торжество лучистого весеннего дня закончилось, как обычно, -
Ну, слава те, господи!.. Все обошлось. За почин и благополучное завершение! Ибо это и был самый гнусный зачин повествования, для которого не только слов не было, но и шкалика не хватало.
Ах ты, Шкалик Шкаратин! Шка-лик-шка-ра-тин...Правда, интересное наблюдение? В молодости Женька получил по своим заслугам эту удачную (в стилистическом смысле слова) кликуху -- Шкалик. И отзывается на неё по сей час. Продумав эту деталь, нахожу, что надо следовать за устойчивой логикой жизни и тоже перейти в основном контексте повествования от незаконнорожденной фамилии Шкаратин к родственной кличке Шкалик.
Итак, Шкалик родился пьяным. Пошлепав его по ягодицам и не дождавшись адекватной реакции в форме младенческого крика, гинекологические специалисты из родильного отделения ЦРБ, положили Шкалика обратно в, извините, медицинский таз и призадумались: "Везти ли молодую маму в реанимационную палату роддома? Везти - чревато стопроцентной гарантией стафилаккокового сепсиса, прочно осадившего роддом в разгар предварительной победы развитого социализма. Оставить здесь, в первобытнородильных условиях - чревато служебным преступлением. Черт бы драл этих молодых безродных проституток! Черт бы драл это социалистическое отечество!.. Ни условий родить, ни презервативов, ни зарплаты... Ни черта!" Пока они так размышляли и чертыхались, Шкалик внезапно затрепыхался в медицинском тазу и впервые издал свой негодующий вопль с тривиальным на всех языках планеты текстом: "Ма-ма! ". Ах, Женька, друг мой лапчатый, горемыка несчастный, как он гордился впоследствии этим биографическим нюансом: это был тот первый раз, когда он, Шкалик, впервые выручал всю честную компанию. Все решилось как нельзя хорошо! В тютельку! В золотую сердцевинку конфликта... Служебное преступление, кстати, уже не первое в нашем криминогенном повествовании, не совершилось само собой.
Нина внезапно перешла из состояния "девушка" в состояние "женщина с ребенком", т.е. в одночасье стала мамой Ниной, героиней с незаконченной сюжетной биографией. И у нее, и ее новорожденного сына впереди была целая жизнь, полная таинственных превращений и удивительных метаморфоз. Вам любопытно?.. Вам хочется песен, как говорят одесситы? Их есть у меня!
Любезные почитатели моего повествования! Как автор, преступивший тему, полную уродливых искажений действительности, абсурдов отвратительной реальности, со всеми ее дырами, похмельными скандалами, ломкой, белой и даже родильной горячкой, я глубоко понимаю Ваши сомнения в отношении моей повествовательно-исповедальной линии. Понимаю, сочувствую вам, но не могу поступиться святой для меня, как и для каждого честного автора, правдой вымысла.
В доверительной обстановке кстати вспомнить о Вирусе. О-о о, это фантастическое Существо! Впрочем, не Существо, а реальное аномальное явление. Да вы закусывайте, не торопитесь. Вас посещают видения? Мерещится всякая всячина? Может быть, чудится что то необъяснимое? Это Вирус. Он давно открыт учеными, но не пойман и не опознан, как не пойман легендарный Снежный человек.
Вы нам верите? Ныне, в доверительной компании, где милые незнакомые женщины приятно пахнут шотландским виски и уже никто не помнит пойло сомнительного происхождения, отдававшее резиной и окрещенное в знающих кругах "калошей", не пристало нести несусветную околесицу. Но, впрочем, как и в те застойные времена, вкушая легендарную "пшеничную", зажевывая её вонючий запах хвостом ржавой атлантической селедки, могу ли я позволить себе трезво врать собутыльнику по застольному периоду? Пусть отсохнет моя наливающая рука! Не толкайте меня под ... неё.Вирус существует! Точнее, является нашему воображению по строго определенным правилам. Ну как это объяснить?.. Если вы до...живались до белой горячки, вам, очевидно, не надо толковать о зеленых чертиках и белых божиньках, сосуществующих с нами в параллельных мирах. Гвозди, изгибающиеся как черви, и тыквы накатывающиеся на нас по ночам.... И еще человекоподобные прихвостни, портящие нашу голубую кровь... Вы нас понимаете. За это стоит плеснуть...
Глава третья. Легенда вторая. Н екто Цывкин
" Добро пожаловаться..."
Неизвестный умник
Баир и Марта столкнулись взглядом. Марта так и не смогла отвести глаз от его смуглого раскосого лица, взгляда, наделенного спокойной хладнокровной силы и ... внезапного интереса к ней, Марте, излишне пышнотелой, никогда раньше не знавшей силы мужского внимания. Она смутилась до потери чувств, краска стыда залила её отбеленное лицо. Но к её собственному изумлению, Марта улыбнулась юноше. Его сердце, знававшее кокетливое внимание сверстниц, внезапно оборвалось. Девичья полуиспуганная улыбка, полудерзкий взгляд, тело, налитое сокровенной силой - всё разом всколыхнуло воображение парня. Он пошел за нею вслед, на её огляд отвечал молчаливым признанием, забыл о сущем дне, хозяйских лошадях и самом хозяине... все более вторгаясь в её мир и открывая ей свой.
Они встретились в первый же день осенней ярмарки на берегу Волги, куда съехались десятки подвод с товарами. Он и она оказались в избранный час в рядах коннозаводчиков, каждый по своей нужде, но провидению было угодно свести их - глаз в глаз. Её отец выбирал добрую кобылку на развод... Марту держал при себе по собственном соображениям. Баиров же хозяин торговал самыми завидными экземплярами башкирских лошадок. Без Баира он не справлялся, и оказывал парню доверие, граничившее с отцовским чувством.
В ярморочные часы они - дородная немочка и мужественный калмычонок -часто пересекались, уже не пытаясь скрывать свои чувства. Её стыдливость и его неодолимая притягательность объединяли их в странную парочку, трогательную и нелепую одновременно. Она бродила по рядам, высматривая безделушки, не в силах что либо выбрать. Он внезапно возникал перед нею, как тень, неотделимая от неё, и так же внезапно исчезал, вызывая её тревогу и растерянность.
Всю осень он наезжал в их березовую рощу, отделяющую дом от сенокосных угодий и табачной плантации. Она выходила сюда, по сигналу плачущей иволги, и неохотно возвращалась к своим обязанностям, подчиняясь гневно-недоуменным кликам отца. Баир не спрашивал Марту о её семейном, родословном, забавляя байками о лошадях, или собаках. Она не спрашивала его о житейском, не выведывала никакой истории, которой у него и не было.
...Всё оборвалось разом - не по их воле. Её отец, крепкий поволжский крестьянин, зарабатывающий кожевенным, шорным ремеслом, и приторговывающий табачком, был приговорен новой сельской властью - комитетом бедноты - к поражению в правах и насильственной высылке - всем семейным узлом. В ночь перед днем высылки он бежал из дома в Мещерские болота, снарядив купленную башкирку нехитрыми пожитками. Жене, детям оставил нехитрый наказ:
– Перебейтесь пока... перебесяться. А там и возвернусь.