Борьба страстей

По набережной несется дама, поддерживая обими руками платье.

— Вы дете съ нами? — спрашиваетъ штурманъ съ бугшприта судна.

— Нтъ, — отвчаетъ она, задыхаясь

Она хочетъ только, подобно другимъ, присутствовать на празднеств. И она, слава Богу, пришла во-время, чтобы увидать, какъ выгружаютъ два ящика съ пивомъ для гостиницы.

Но вотъ раздается третій свистокъ, сходни снимаются, и машина начинаетъ работать.

Теперь вся эта человческая масса отчаливаетъ обратно и разсивается по городу. Но т, которые заинтересованы въ этомъ, идутъ за почталіономъ; молодыя дамы, ожидающія письма, и мужчины, получающіе «Западную газету». По прошествіи часа, цлаго часа волненій и нетерпливыхъ ожиданій, часа полнаго надеждъ и волненій, каждый получаетъ свои новости. Посл этого вс расходятся по домамъ. Посл ужина избранные отцы города отправляются въ «Ферейнъ», чтобы ознакомиться съ новыми газетами.

Такъ проходитъ въ городк воскресный день. И такъ же спокойно и мирно проходитъ понедльникъ, и такъ проходитъ одинъ мсяцъ за другимъ. Но вотъ наступили ужасные годы, когда городъ былъ потрясенъ въ своихъ основахъ. Въ сущности только церковь да можетъ быть еще два-три учрежденія остались неприкосновенными.

* * *

Началось это такъ естественно и незамтно, какъ начинается все на свт. Повсился фотографъ Розенъ, человкъ съ одной ногой, — ни разу въ своей жизни не попавшій въ свою колею. Онъ вчно перебирался съ одной квартиры на другую, не находя себ постояннаго пристанища, потому что у него всюду были долги. Однажды онъ отнесъ въ закладъ вс свои фотографическіе аппараты и пропилъ деньги. Посл этого онъ повсился. Но передъ этимъ онъ ухитрился обручиться; его невста была дочерью мелкаго торговца. Она ходила всегда въ шляпк и съ зонтикомъ и причисляла себя къ самымъ хорошенькимъ двушкамъ города, хотя ей наврное было уже за тридцать лтъ. Ходили слухи, что она не разъ выручала своего фотографа, когда онъ нуждался въ деньгахъ, такъ что теперь у нея самой оставалось чрезвычайно мало. Но незамужнія дамы ея возраста утверждали, что она давала ему только то, что сама зарабатывала, и фотографъ долженъ былъ повситься, бдняга, чтобы избжать свадьбы, такъ какъ, въ сущности, онъ былъ умный и образованный человкъ, прекрасно понимающій, что его ожидаетъ.

Фотографъ Розенъ увлекъ своимъ примромъ и таможеннаго чиновника Ользена. Ользенъ не повсился, но онъ нанесъ себ вредъ на всю жизнь. Всегда бываетъ такъ, когда люди незначительнаго положенія и происхожденія берутъ женъ изъ высшаго общества. Ользенъ укралъ деньги изъ таможенной кассы; было установлено, что онъ хапнулъ около трехсотъ кронъ. Оказалось, что многіе люди предвидли заране, что это должно принять скверный оборотъ. Вдь таможенный чиновникъ Ользенъ принадлежалъ къ числу тхъ людей, которые съ наступленіемъ весны обязательно ходятъ въ блой соломенной шляп и въ свтломъ костюм, и если въ город былъ такой человкъ, у котораго изъ кармана пиджака высовывался кончикъ шелковаго платка, и который разгуливалъ съ тросточкой въ рук, то это былъ Ользенъ. А между тмъ весь городъ зналъ, кто была его мать. Она была вдова, зарабатывающая свой хлбъ стиркой и чисткой. Но Ользенъ не хотлъ быть хуже остальныхъ сослуживцевъ; онъ сталъ вращаться въ обществ фотографа Розена и такихъ «собутыльниковъ», которые могли расплачиваться наличными деньгами за кегельбанъ, пиво и желтые башмаки. Да, это должно было окончиться катастрофой. Ользену отказали отъ мста въ таможн.

Весь городъ былъ заполненъ сплетнями, а Іенсенъ, служащій у Берга, сочинилъ даже по поводу этихъ двухъ событій нсколько стихотвореній. Но тогда вмшался консулъ. Собственно говоря, консулъ выразился только неодобрительно по поводу жалкаго стихотворенія Іенсена, хотя Іенсенъ служилъ не у него, а у купца Берга. Консулъ высказался открыто, что фоіографъ Розенъ и Ользенъ съ таможни были единственными соперниками Іенсена. Этимъ было все сказано. Слдствіемъ этого было то, что Іенсенъ, служащій у Берга, не пріобрлъ извстности своимъ стихотвореніемъ. Нтъ, наоборотъ: ршительно нтъ. А посл этого началась исторія изъ-за молодой жены капитана, Олавы Воллертзенъ, изъ-за того только, что за послднее время она никуда не показывалась. Не потому именно, что это было ей вмнено въ обязанность появляться то тамъ, то здсь, — въ этомъ не было никакой необходимости; но съ другой стороны, вдь каждый человкъ долженъ же бывать въ магазинахъ, въ булочной, въ кружк своихъ друзей, и нельзя же было прекращать всякое сношеніе съ городомъ! А Олава Воллертзенъ оставалась все время у себя дома. Чмъ же занималась она тамъ такъ старательно?

Она, молодая и красивая, была всего три года замужемъ; мужа ея вотъ уже два года не было дома, онъ былъ въ плаваніи. Онъ былъ капитаномъ на одномъ изъ пароходовъ консула. У нихъ былъ ребенокъ. Благосостояніе и порядокъ царили въ маленькомъ домик съ розами на окнахъ, и никому не могло бы прійти въ голову, чтобъ тамъ могло что-нибудь случиться. Двочка-подростокъ, служившая въ дом, также не замчала, чтобы Олава была «возбуждена», или принадлежала къ Арміи Спасенія. Она только держалась въ сторон отъ людей.

Такъ прошло нсколько недль. Стояла тихая погода, и ловля макрелей была удачная, хотя дальше, на взморь бушевала сильная буря. Однажды утромъ два лоцмана привели на буксир въ бухту трехмачтовый корабль, который они нашли ночью на взморь, у маяка. Онъ блуждалъ одиноко и уже началъ тонуть. Какое великолпное, но никуда не годное судно!

Это было необыкновенное зрлище, когда этотъ трехмачтовый корабль волокли въ бухту. Эльза гуляла невдалек со своими подругами и первая увидала его.

— Смотрите туда! — закричала она, указывая на бухту. Он тотчасъ же увидали, что это былъ чужой корабль, не принадлежащій городу.

— Это корабль, который они нашли сегодня ночью, — добавила она. — Они получатъ вознагражденіе!

Подруги должны были согласиться, что она была права — юркая двочка! Она все понимала, несмотря на то, что была еще очень молода.

— Пойдемте, скажемъ объ этомъ женамъ лоцмановъ, — сказала добродушно Эльза. — Вдь дло идетъ о вознагражденіи.

И он отправились. Эльза чувствовала себя очень гордой, какъ будто она сама нашла корабль. Она важничала передъ подругами и старалась припомнить какую-нибудь новость, которой она могла бы озадачить ихъ.

Она начала:

— Знаете, Іенсенъ, служащій у Берга, запачкалъ свои новые брюки масляной краской? Ахъ, теперь не имло больше смысла острить на счетъ Іенсена, посл того, какъ консулъ высказалъ свое мнніе о немъ!

— Не можетъ быть!

— А вы этого не знали? Но это ему подломъ, онъ вчно задираетъ носъ!

— Ха, ха, ха, какъ смшно!

— Такъ вы, можетъ быть, тоже не знаете, что Олава Воллертзенъ въ такомъ положеніи?

— Въ какомъ?

— Въ такомъ! — и Эльза выставила впередъ животъ.

Подруги въ ужас всплеснули руками и сказали:

— Нтъ, Боже сохрани, этого не можетъ быть!

— Но Эльза слышала это изъ достоврныхъ источниковъ.

— Но вдь Воллертзенъ два года уже какъ ухалъ! Это совершенно невозможно!

— Да теперь вы можете вритъ или не врить, какъ хотите, но не забывайте, что я вамъ это сказала.

Молоденькія двушки не могли понять, какъ это могло случиться, вдь если отецъ два года тому назадъ ухалъ, онъ никоимъ образомъ не могъ имть ребенка; и Эльза не могла имъ этого объяснитъ, хотя она и была больше освдомлена, чмъ он.

Отъ лоцмановъ молодыя двушки отправились прямо на набережную. Судно было уже причалено, воду выкачали, и оно красовалось, покачиваясь на вод.

Тогда консулъ отправился на бортъ. Весь городъ собрался на набережной и слдилъ за нимъ. Нсколько человкъ стояли у него поперекъ дороги, онъ вжливо попросилъ, чтобы его пропустили.

Онъ былъ благороденъ и черноволосъ, въ свтломъ костюм, съ цвткомъ въ петличк. Подъ мышкой онъ несъ портфель. Онъ осмотрлъ корабль сверху донизу и сталъ составлять протоколъ. Онъ записалъ то, что видлъ самъ, и то, что ему разсказали лоцманы. Одного изъ зрителей, стоящихъ на набережной, позвали на корабль, чтобы онъ держалъ консулу чернильницу въ то время, какъ онъ обходилъ и записывалъ…

Этотъ годъ былъ замчателенъ тмъ, что почти въ каждомъ мсяц можно было отмтиль какое-нибудь хотя маленькое происшествіе. Пожаръ у учителя Эліассена нельзя было причислить къ числу ежедневныхъ событій. Добрый Элліассенъ, ему поистин помогло Провидніе! Этого нельзя было отрицать. Не боле года тому назадъ онъ за большую сумму застраховалъ свой домъ, хозяйственныя строенія и весь свой домашній скарбъ, а теперь все сгорло до тла. Учитель Эліассенъ былъ также кассиромъ «Ферейна», а при пожар сгорла вся наличность денежной кассы. Это было самое ужасное; нсколько сотъ кронъ исчезли, какъ дымъ. На общемъ собраніи «Ферейна» было предложено не взыскивать съ кассира денегъ, но Элліассенъ всталъ со своего мста и сказалъ растроганнымъ голосомъ, что пусть лучше и онъ, и его жена, и его многочисленныя маленькія дти будутъ ходить нагими, чмъ онъ допуститъ, чтобы ему простили хотя бы единый мдный хеллеръ. «Ферейнъ» якобы оказалъ ему большую честь, выбравъ его на этотъ отвтственный пость, и онъ прекрасно сознаетъ наложенныя на него обязанности.