Борода из ваты – пули из серебра. Том 1

— Ишь ты, — повторил дед. — Касьян на этих работает? На этот ваш Отдел? А почему?

— Касьян Жадный любит золото. А платят ему хорошо. Плюс ещё гарантии кое-какие. У тебя таких кстати нет, дед. Вот и ждут тебя сейчас наверху. Когда Черный человек позвонил Касьяну он трубку взял, потому что только у него в Улье есть телефон. Только Касьян Великий имеет право пользоваться гениальным человеческим изобретением!

— Ладно-ладно. Не заводись. И Касьян вызвал тебя и таких как ты смрадов? Зачем?

— Потому что только Нечистые кровью могут найти своих и войти в чужой дом. Простым смертным это не под силу.

Череп посмотрел на Фому и скривился:

— Ну разве что ему разрешат войти.

Дед задумался. Он молчал нахмурив брови и долго соображал. Череп не перебивал его, и Снежный ангел почтительно склонив голову думал о чем-то своём. Фома ждал момента чтобы задать свой вопрос. Все ловил взгляд головы на столе, но череп как будто специально игнорировал его, мерзкий кусок кости.

— Эй, — сказал Фома негромко, — эй ты. Голова.

Старик поднял голову и Фома невольно отшатнулся. Этот взгляд…

— Почему они думают что это я? Почему пришли к моему дому?

— А разве это не ты? — удивился череп осторожно. — Ты ведь наследил как мог. Оставил на трупах конфетти, посыпал их как тортики, мешок еще нашли этот ужасный, игрушки разбросаны как крошки по дороге, они сюда и привели. Там наверху никто и не сомневается, что это ты. «Резня в Новореченске» — заголовки завтрашних газет и шоу по телевизору.

— И что дальше? — Мороз развернул череп лицом к себе и смотрел ему в глазницы. Внимательно, стараясь что-то там увидеть. — Что они хотят со мной сделать?

— Отвезут в Улей. А там будут разбираться. Или не будут. Мне откуда знать?

— Мне нужно спросить, — выкрикнул Фома, — нужны ответы. Пусть он говорит!

— Закрой рот, — проскрипел одной губой Мороз, — не до тебя.

— Но мне нужно знать!

— Подожди, я сказал. Сколько их там?

— Много, — ответил череп не запнувшись. — Две бригады точно. Плюс Касьян и его слуги.

— Сколько ваших?

— Сколько нужно, столько и восстанут. Касьян своего добивается, если пообещал. У них там договор и всё такое. Тебе не уйти. Скоро на штурм пойдут, Касьян готовится, я чувствую.

— Со мной поговори! Я хочу знать! — не выдержал Фома.

— Да отстань, дед чего он хочет? Убей его. Одним больше, одним меньше.

— Кажется я понимаю. Он переживает за свою родню. Скажи ему, кто убит. Где могут быть его огромная жена и маленькие дети?

— Разверни меня к нему лицом. Как-то некультурно такие вещи затылком выдавать.

Мороз послушно выполнил просьбу, и череп уже смущенно смотрел на человеческое существо. Он давно был лишен каких-либо чувств к живым, но тут случай был особый. Он даже хотел попросить Мороза развернуть его назад и «включить молчанку», но это было бы глупо, как и всё его глупое существование.

— Слушай, человек, — начал неловко череп, стараясь избегать напряженного взгляда человека. Нужно как-то попроще все подать, а то этот может психануть и точно башку проломит. Жди потом восстановления. — Ты ведь знаешь значение слова «резня»? Я, конечно не в курсе где были твои родственники, но вот только… это… ну короче… вроде как живых не нашли.

16.

Есть такое выражение «потемнело в глазах». Заумные писаки прошлых веков напридумывали выражений, а толстые училки вдалбливали эту чушь детям на урок литературы. Когда у Фомы «потемнело в глазах» одно выражение он хотя бы понял, уловил. Становится жарко, глаза наливаются кровью и горячо, а взгляд фокусируется на предмете перед тобой. Он видел сейчас только чрезмерно разговорчивого костяного болванчика на столе. То, что должно служить пепельницей на столе некроманта или вагиной в кровати некрофила смеялось ему в лицо. Эта херня шутила, смеялась, скалила свой уродливый беззубый рот и насмехалась над ним — живым человеком, когда его семьи может быть в живых уже не было.

Виски пульсировали так будто кто-то дергал за жилы внутри головы, тянул в разные стороны. Голова дергалась от взявшегося неоткуда нервного тика. Слюна во рту испарилась, впиталась в небо или вернулась в слюнные железы — не важно. Фома зарычал и шагнул вперед.

«Нет!»

Фома остановился. Две черные дыры ружья смотрели ему в лицо. Дед даже не встал с кровати, просто смотрел на Фому, сквозь прицел. Слева напрягся еще один мертвец. «Дожился, — успел подумать Фома. — Я в логове нечисти в окружении мертвецов. Моя семья мертва, мои друзья мертвы или превратились в зомби — а я ещё нет».

Фома отступил. «Я проиграл битву. Очень важную битву. Практически Бородинское Сражение проиграл. Но война еще не проиграна».

17.

Человек успокоился. Дед поставил ружье на место и приказал Ангелу не спускать с человека глаз на всякий случай, потом развернул череп к себе.

— Эй! Хватит меня крутить, как юлу! Я тебе что, телевизор?

— Фольклорист. Он там? Наверху?

— Что? — запнулся череп, — не знаю я. Много их там. Откуда мне знать?

— А он есть?

— Нету! — с вызовом ответил череп. — Он же из дома почти не выходит, я же говорил! Ты лучше скажи, зачем людей поубивал! Совсем поехал крышей на старости лет?

— Если я выйду, меня нашпигуют серебряными пулями?

— Нет, если сам сдашься. Если сюда ворвутся — будут решать вопрос по другому.

— Если он полезет из колодца, как огромная лысая жаба, его нашпигуют свинцом и серебром как навоз дождевыми каплями, — подал голос Фома, — а мы тут останемся навсегда. Я точно выйти не смогу без его помощи. Или как?

— Пожимаю плечами! — провозгласил череп. — Не силён в этих нюансах. Но обычно в сказках если злодей погибает, то красавица освобождается. Мороз, а если ты умрешь, все твои жертвы воскреснут?

Мороз подумал о том, сколько он положил во время Войны и ухмыльнулся невольно. Фома побелел и зарычал, сжав кулаки.

— Спокойно! — гавкнул череп. — Тебя тоже не воскресят! Хочешь этого? Или хочешь пожить немного?

— Мне всё равно, — прорычал Фома. Ему страшно не хотелось умирать, он хотел туда наверх, на свежий воздух, но ненависть толкала в спину. Он даже думать не хотел о детях, о Галке — просто ненависть и желание прыгнуть вперед. Дед смотрел на него спокойно и к ружью не тянулся. Он не боялся его ненависти и не бежал от ярости, он просто смотрел.