Босфор
Шрифт:
Я захотела увидеть Наташу. Меня потянуло к ней, как к тебе, как к части тебя. Или, наоборот, как будто это я была частью тебя…
Мне кажется, я потеряла себя. Что смотришь? Жалеешь? Не надо.
Иногда я счастлива, как тебе и не снилось. Так бывало и раньше. Очень часто. Приходила в восторг от своего тела, от того, как оно чувствует. Но с появлением тебя что-то сломалось. Поначалу считала, во всем виновата Наташа. Ты слишком привязан к ней, чтобы целиком принадлежать мне. Потом поняла — дело не в тебе.
С тобой я стала другой. Мне стало хотеться быть сильной. Не смотри так. Ты хороший, мне было очень
Я люблю тебя. Но ты не свободен. Не от Наташи. От самого себя. А я свободна. И мне нужен такой же свободный человек. Чтобы он был мужчиной только, когда я этого хочу. А если мне нужна женщина, чтобы он был со мной женщиной.
Если бы ты мог понять!
И измениться…
Я протянул руку и нащупал выключатель. В комнате стало светло.
В темноте разговаривать легче. Но опаснее.
— Послушай, — сказал я. — Можешь оказать мне еще одну услугу? Отвези к Денизу. Наташа там, я чувствую.
— Тебе надо лежать. Так сказал врач. После сотрясения, и с таким лицом.
— Ты же не станешь возить меня головой по лестницам и заставлять целовать ступени. Поехали, милая, поехали!
Мы напрасно потратили время. В квартире Дениза никого не было.
— Уплыли, — сказал портье. — Час назад.
Вернулись домой.
Ламья постелила мне в холле. Принял душ, лег и погасил свет.
Заснуть не удавалось.
Где-то капала вода.
Тяжелые капли гулко ударялись о беспокойную, сотрясающую весь дом поверхность.
Возможно, это были мои собственные барабанные перепонки.
Время, подумал я.
Когда люди засыпают, то превращаются в животных и птиц, в рыб и деревья, в небо, море и землю.
В себя, растущих или, умирающих.
В других людей.
Это их Время.
Когда хорошие и дурные сны клубятся над городом, перемешиваясь в облаках тумана и тепла, становится слышно, как Время ходит по комнатам и смотрит на тебя из темноты…
Ламья сходила на кухню и завернула кран.
Время исчезло.
Вернее, спряталось.
— Ты не спишь? — спросила она.
— Нет.
— Можно лечь с тобой?
— Ложись.
Она принесла подушку, легла и прижалась ко мне.
— Спокойной ночи, — прошептала она.
Но я этого уже не слышал.
Решили искать Наташу порознь. Я остался дома. Нужно было обзвонить друзей и знакомых. Вполне вероятно, Наташа находилась у кого-то из них. А Ламья отправилась на Буюкодар. Шла неделя Байрана, [30] и компания Дениза могла задержаться на острове.
Позвонил Жале.
— Наташи не было уже три дня, — холодно сказала она. — А еще я хочу тебе сказать, Никита, — мне стыдно, что я приютила такого человека, как ты.
30
Мусульманский праздник.
— Мне тоже есть что сказать, Жале, — сказал я. — Прекрасно понимаю,
чем вызвано такое отношение ко мне. Это, конечно, касается маленького инцидента в баре.— Ты называешь это маленьким инцидентом?
— Не совсем правильно выразился. Безусловно, это был позорнейший факт в моей биографии, пятно на всю оставшуюся жизнь! И прошу прощения.
— Хорошо хоть, что ты осознаешь, — сказала Жале таким тоном, что я подумал, уж не примеряет ли она там епитрахиль.
— Да, Жале. Но я буду тренироваться. И тебе не будет больше стыдно за меня. В следующий раз я так уделаю этого турецкого Бормана, что он забудет, в каком месте у него находятся мозги, если, конечно, он и так это знает. Привет Эсре!
У Жана дома работал автоответчик. Я наговорил на него все, что хотел спросить у Жана.
Дениз не отвечал.
Куда еще позвонить?
Около трех телефон зазвонил сам. Схватил трубку и услышал пьяный голос Дениза.
— Ты разыскиваешь меня, милый? — слащаво спросил он. — Очень рад. Как наши боевые шрамы?
— Где Наташа?
— А почему тебя это беспокоит? Вы же расстались. У тебя теперь другая женщина, вернее, возлюбленная, ха-ха!
— Где Наташа?
— Видишь ли, милый, она очень хорошая девушка, — ворковал Дениз, растягивая слова. — И характер у нее покладистый. Не то, что у некоторых. Что ты там делаешь? Занят, наверное. Стаканчики протираешь? А то присоединяйся к нашей славной небольшой компании. Пока не поздно.
— Она у тебя?
— Кто? Ах, да. А что?
— Да или нет?
На другом конце провода я услышал возню и голос Ламьи.
— Ее здесь нет, Никита, — взволнованно сказала она. — Полно мужиков и ни одной девушки. Приеду, и мы что-нибудь придумаем.
Прошло время.
Ламьи не было.
Начал волноваться. По моим расчетам ей давно следовало вернуться. Подождав еще час, решил отправиться за ней.
У пристани в Бещикташе пыхтел одинокий кораблик. Он лениво болтал под водой ластами, планируя вот-вот отплыть. Это был последний рейс. Я успел как раз вовремя.
Причалили к Буюкодару.
— Мы отправимся в обратный путь через полчаса, — сказал матрос у трапа. Он зажег сигарету, жадно затянулся и, не рассчитав, обиженно закашлялся. — Если хотите вернуться назад, пожалуйста, не опаздывайте.
Он говорил, глотая окончания слов и пряча прокопченное лицо в клубах табачного дыма.
Вернуться назад невозможно, подумал я. Но надо.
На портовой площади легко нашел свободный экипаж. Когда брал, казалось, получится быстрее. Ошибся.
Еле плелись. Надо было то и дело просить кучера, чтобы всыпал засыпающей лошади. Он что-то бормотал, изображал рвение, прикладывал бедолагу. Но через минуту засыпал сам. Тогда приходилось просить лошадь приложить кучера…
Времени оставалось в обрез.
Спрыгнул и побежал.
В голове звенело.
Каждый шаг больно отзывался в затылке. Как будто там бежал еще один Никита, размером с воробья. И на ногах у него были свинцовые ботинки.
Примерно помнил виллу, где праздновали Новый год. Но где ожидал ее найти, стоял дом, похожий на дом с привидениями. Только вместо привидений притулилась почта.