Ботаники не сдаются

POV Катя

— М-да, неожиданно вышло. Но кто мог знать, Катя, что твои родители знакомы с Большим Боссом. А тем более, что окажутся сегодня с ним за одним столом. Еще час назад я и сам не предполагал, что заявлюсь сюда.

— Я не знала, что Роман Сергеевич — хозяин города и Босс, папа никогда не говорил. И фамилии его не называл.

— Неудивительно. О таких людях не говорят, Кать — себе дороже. Никаких сплетен. С такими, как Градов, налаживают контакты, их уважают и боятся. Кстати, откуда ты его знаешь?

— Видела несколько раз в детстве и позже, когда была школьницей. Он приезжал к нам домой, оставлял охрану за дверью квартиры, и они всегда закрывались с отцом и дядей Максимом в кабинете. Конечно, я понимала, что он богатый человек, но никогда не задумывалась: насколько влиятельный. Он всегда был приветлив с нами.

— Ну вот видишь. И сегодня ничего страшного не случилось! Чего ты расстроилась? Ну узнали твои родители, что мы не только танцуем, но и встречаемся. И что? Наверняка твоя Лялька им бы и так все рассказала в красках, а там и догадаться несложно. Знаешь, если хорошенько подумать, то может это вовсе и не случайность, что они здесь оказались.

— То есть? Что ты хочешь сказать?

Мы сидим с Воробышком взявшись за руки у него в комнате и, как два нашкодивших подростка, смотрим друг другу в глаза. У Ваньки вдруг розовеют щеки, но он не отводит взгляд.

— Я говорил о тебе маме, мне скрывать нечего Точнее, сначала проболталась Женька, а потом… В общем, мамы они любопытные, сама понимаешь. Вот и моя не исключение. Если она в свою очередь рассказала о тебе Биг Боссу, боюсь этот хитрый жук запросто мог организовать встречу — он матери во всем потакает. Возможно, твои родители никогда бы и не догадались, зачем их пригласили, если бы не появились мы. Но это только догадки. Мне кажется, твоего папу хлебом не корми, а дай о тебе поговорить. Так ведь?

— Ну, вообще-то, да, — скорее констатирую, чем признаю факт. — Я давно привыкла, что обо мне знают все его друзья.

— Они тебя любят, Умка. Твои родные.

— Я их тоже люблю, Вань, вот потому и переживаю. Мне кажется, не совсем правильно получилось. Боюсь, папа обиделся. Я ведь, — виновато вздыхаю, — не говорила им о тебе. Вот так, как это сделал ты.

И это настоящая пощечина по лицу совести. «Это проклятый спор не дал мне рассказать о тебе! — хочется крикнуть. — А вовсе не стеснение!» Разве можно стесняться такого, как Ванька? Я знаю, что мое признание его задело, но Воробышек гордый парень и, конечно, не подает виду.

— Ничего, Очкастик, мы ведь решили с сегодняшнего дня все исправить, — вместо обиды, он приподнимает уголок рта. — Вот, отличное начало! А хочешь завтра мы приедем к твоим с тортом? Кать, — Ванька сжимает мои руки крепче, — да отпусти ты ситуацию! Ну что они, никогда не были молодыми — твои родители? Я им понравлюсь, вот увидишь! Я могу быть обаятельным, и к тому же я не тощий и у меня нет парика!

Глядя в лицо Воробышка — на умильную синеглазую мордаху, я и сама улыбаюсь. Еще бы он им не понравился. Да, наверняка уже нравится, иначе бы никуда они меня с ним не отпустили. И неважно, что я уже совершеннолетняя и вроде как сама могу решать. Папы они такие — знают все рычаги управления сознанием собственного ребенка.

Я смотрю на парня перед собой и понимаю: мне он тоже очень-очень нравится! А, возможно, и больше чем нравится. И если бы не одна совершенная ошибка, я могла бы сейчас чувствовать себя по-настоящему счастливой.

Наверно, что-то отражается в моих глазах, когда я произношу его имя…

— Ваня, я…

Потому что Воробышек вдруг решительно меня перебивает.

— А вот этого не надо, Умка. Не люблю, когда у тебя такой взгляд — это не ты. Пора взрослеть, Катя! И привыкать не отчитываться, а принимать собственные решения. Не переживай, я знаю Босса. Он хитрый мужик и если поймет, что твой отец напрягся — расслабит!

Воробышек быстро собирает вещи, переодевается в спортивный костюм, натягивает бейсболку и присаживается на одно колено, чтобы зашнуровать кроссовки. У него просторная комната, опустевшая без хозяина, но еще сохранившая следы вчерашнего тинейджера. Прямо передо мной висит постер Imagine Dragons, чуть слева от него группа Linkin Park, и я старательно рассматриваю знакомые лица музыкантов, отводя взгляд от бесстыжего Ваньки, запросто раздевшегося при мне до боксеров.

Воробышек, заметив мою уловку, весело хмыкает. Он уже зашнуровал обувь и собрал в сумку спальники, достал палатку и поднимает меня с дивана. Поймав пальцами подбородок, коротко целует в губы.

— Очкастик, если ты будешь избегать на меня смотреть, я обрасту комплексами, как старая дева мечтами. Ты разве не знаешь, что мужчине необходимо видеть восхищение в глазах своей дамы? Зря я, что ли, хожу в качалку?

Да, он меня поймал. Жаль, что я не могу рассказать ему, скольких таракашек только что про себя посчитала, чтобы не превратиться в лупоглазую лягушку с отвисшей челюстью и сердечками в глазах. Не зря он ходит, и сам прекрасно об этом знает.

— Ну ладно, так и быть! — набираюсь смелости, понимая, что мы уже на выходе, и он вряд ли снова разденется. Тем более, что его родители запросто могут сюда заглянуть. — Показывай обещанный стриптиз! Я готова!

Ванька меняется в лице и на минуту мне уже кажется, что насчет родителей, это я сильно поторопилась с выводами. Точнее, что его способно хоть что-нибудь смутить.

— Думаешь, обхитрила, да? — прижмуривает глаз, но вдруг подхватывает сумку, палатку и выходит в коридор. — Будет, все будет, Очкастик! — утаскивает меня следом. — Я обещаний зря на ветер не бросаю!

Как и ожидается, кухня в доме Романа Сергеевича оказывается просторной и не пустым звуком, как иногда бывает в таких домах. Едва мы с Иваном заходим в комнату, я сразу понимаю, что здесь действительно готовят и готовят вкусно. Возле большой плиты копошится невысокий человечек в белом переднике и колпаке. Ловко орудуя большим ножом, он шинкует овощи на доске и тут же переходит к пестику и ступке, измельчая в последней какие-то специи, аромат которых мне отдаленно знаком. На нем наглаженная синяя рубашка, рукава аккуратно подвернуты до локтей, и когда он поворачивается на звук наших шагов, я замечаю под воротником мужчины желтый галстук-бабочку.

Надо же. Я сразу догадываюсь, почему он ее надел. Для него эта кухня — сцена, где происходит действо, а значит, работа повару нравится. Он позволяет себе творить таинство и относится к этому с уважением. Интересно, кем он себя ощущает во время процесса? Фокусником или артистом?

Это немолодой китаец — круглолицый и коренастый, Воробышек представляет мне его, как Донга, выходца из Поднебесной страны восходящего солнца, и я из вежливости здороваюсь с мужчиной на диалекте Путунхуа. Ничего особенного, пара дежурных фраз о том, как мне приятно с ним познакомиться и вопрос: какая же из специй имеет такой диковинный аромат? Никогда не ощущала ничего подобного. Но китаец вдруг замирает, молча уставившись на меня хмурым взглядом.

Странно, те студенты из университетов Пекина и Гуанчжоу, с которыми я общалась во время участия в международных математических форумах и олимпиадах прекрасно меня понимали. На диалекте Путунхуа говорит семьдесят процентов Китая — весь север и юго-запад страны, так неужели он из центральной части? И я пробую все повторить на втором из самых распространенных диалектов — «У», применяемом в Шанхае и Чжецзяне. В нем я не очень уверена, но китаец молчит и это меня задевает. Ладно, возможно, он из Гонконга или Макао, и я упрямо повторяю приветствие на диалекте Юэ. Китайский язык — моя слабость, так неужели мои познания в нем меня подводят? Нет, не может быть! Это вызов собственной памяти!