Ботинок

Ма нахмурилась и спрятала руки под передник.

– Нам билеты ни к чему, - сказала она.
– Дочка, слава богу, была. А мне ваш театр до фени. Сказали, сколько билеты стоят, так я чуть не подавилась. Не, нам этого не надо.

– Вы неправильно поняли, - улыбнулся Мишель.
– Это мой подарок Вам и Кристине. За молоко расплачусь отдельно, как положено.

– Подарок? Это другое дело. Я думала, вместо денег, - сказала Ма, осматривая билеты с двух сторон.
– Когда идти надо?

– Сегодня. Начало в семь. Не опаздывайте.

– Артист! Взаправду, что ли, за моей Кристинкой решил приударить? Ладно, не красней. Тебя как звать-то?

– Мишель.

– Что за имя дурацкое? Ты, часом, не француз?

– Русский я. Мишелем меня в театре зовут. Уже привык. Вообще-то, я Миша.

– Это другое дело. А меня Капой Петровной величают. За подарок спасибо. Люблю подарки. Ты, вот что, Мишель... тьфу, черт, хотела ведь Мишей назвать, а вышло - Мишель! С языка сорвалось. Ну, так и быть, теперь тоже буду звать Мишелем. Что-то хотела спросить, да забыла... Ты кем в своем театре работаешь? Артистом?

– Нет. Служу заведующим постановочной частью.

– Начальник, значит?

– Ну, вроде того.

– Это хорошо. Значит, большие деньги получаешь?

– Когда как.

– А ты, Мишель, в самой Москве живешь или рядом?

Понимая важность вопросов, Мишель старался отвечать точно.

– Живу в центре Москвы.

– В центре? Это неплохо. Один живешь или с родителями?

– С мамой и папой.

– Это плохо, - сказала Капа Петровна и, не объяснив, что в этом плохого, поинтересовалась о наличии у него автомобиля.

– Машины пока не имею, - честно ответил Мишель.
– Да, нынче не проблема ее купить.

Капа Петровна тяжело вздохнула.

– Чего же до сих пор не купил?

– Нужды, однако, не было, - ответил Мишель, стараясь подстроится под особенности языка Капы Петровны.

– Врешь! Тебе, видать, взяток не дают, потому и живешь небогато. Нынче взяток нет, считай без денег. А без денег, какая жизнь? Маята одна. Как говорится: "Есть деньги - хлеб жуешь, нет денег - палец сосешь".

– Капа Петровна, можно мне после спектакля проводить вас домой?

– Чудной ты, ей-богу. Коли хочется, отчего же не проводить?

– Спасибо. Обязательно приходите.

– Заладил! Сказала, придем, значит, придем, - и, как бы про себя, добавила.
– На халяву и уксус сладок. Жди здеся. Сейчас молока принесу. Деньги приготовь, да помельче, не магазин -- сдачи не даю.

Часть 6. С ремнем уговорила.

Закончился спектакль. Из клуба повалили зрители, разомлевшие от духоты. Темнело. Выдался прекрасный теплый вечер. То там, то здесь вспыхивали огоньки сигарет. Вкусно потянуло сигаретным дымком. Из темных углов усиленно трещали кузнечики. Люди шли молча, без обмена мнениями по поводу увиденного. В Москве это означало бы провал спектакля, но здесь, в провинции, это свидетельствовало скорее об обратном. В провинции, в отличие от столицы, сходу выносят только отрицательные суждения. Положительные высказывают не сразу, не скоропалительно, а по прошествии некоторого, иногда весьма длительного времени, что, конечно, более правильно.

Мишель заметил Кристину и Капу Петровну первым, и помахал им рукой.

– Ждешь! Вот молодца!
– сказала Капа Петровна и по-мужски ударила Мишеля по плечу.
– Мы с Кристинкой-то наблюдали, как ты по сцене ходил. Важный такой! Сразу видно -- большой начальник!

Мишель покраснел. Действительно, перед началом спектакля он позволил себе на виду у публики пройтись по авансцене. Мишель не нашел иного способа показать Кристине и ее матери, что в театре он тоже кое-что значит. За это Мишелю влетело по первое число.

– Делать тебе нечего!
– - кричал на него Веревкин-Рохальский.

От начальственного гнева не спасла ссылка на то, что ему показалось, будто с крючков сорвался занавес. Веревкина-Рохальского это только раззадорило:

– Когда кажется, креститься нужно! Еще один такой фортель и я за себя не отвечаю!

В устах директора-распорядителя это была самая страшная угроза. "И поделом, - думал Мишель.
– Нечего было про занавес врать, не мальчик уже".

– Вам понравился спектакль?
– спросил Мишель, возвращаясь к чудесной действительности.

Капа Петровна вздохнула:

– Играют, кажись, ничего, только орут громко. Не люблю. А один, толстый, вообще был выпивши.

– Это артист Фалин. Пьяница, конечно, но очень хороший человек и артист великий.

– У вас, поди, все там великие... и все алкаши. Ты, часом, не того?

– Что Вы! Вообще в рот не беру, - сказал Мишель, для достоверности приложив руку к сердцу.

– То-то, - удовлетворилась Капа Петровна.

– Мишель переключился на Кристину.

– Интересно, Вам понравился спектакль?

Кристина посмотрела на Мишеля, ничего не ответила и только странно ухмыльнулась. Сердце Мишеля печально заныло. Вместо дочери ответила Капа Петровна:

– Ей-то чего? Она уже была в клубе. Второй раз не хотела идти, коза. С ремнем уговорила.

– Жаль, -- произнес Мишель и вновь обратился к Кристине.
– - В прошлый раз Вы сидели в четвертом ряду, а сейчас - в первом. Поверьте, это две большие разницы в смысле восприятия. Когда ты находишься в зоне контакта со сценой...

Капа Петровна громко зевнула и, как бы объясняя свой зевок, сказала:

– В клубе жара несусветная, вся взопрела. Ну, вот что, детки-конфетки, дальше без меня ступайте. О контакте со сценой без меня поговорите. Мне еще к мамке нужно заглянуть. Бывайте. Да, смотрите, недолго гуляйте!

Мишель удивленно поднял брови. Он и предположить не мог, что такая большая и властная женщина, как Капа Петровна, тоже может быть рождена обыкновенной женщиной, которая к тому же еще и жива.

Часть 7. Вы за день выросли?

Оставшись одни, Мишель и Кристина не знали, как начать разговор. Первой нашлась Кристина.

– Идём, что-ли, а то поздно, -- сказала она и пошла вперед быстрым шагом.

Мишелю ничего не оставалось, как ее догонять. Пристроившись сбоку, он сказал:

– Жаль, если испортил Вам вечер. Извините, хотел как лучше.

Кристина взглянула на него боковым зрением и опять как-то странно усмехнулась.

– Чудно, - произнесла она не к месту, а так, как будто думала о своём.

Кристина не сказала, в чем именно состояла странность, а Мишель не стал заострять внимание, посчитав это случайностью.