Боулинг-79

– Что-нибудь случилось? – спросил он хмуро.

Несмотря на то, что он расквитался с хвостами, сдал госы (в том числе на военной кафедре), принял присягу и получил звание лейтенанта, чувствовал он себя погано. Лилька не появлялась уже две недели. И он ей не звонил – проявлял, дурак, идиотскую гордость. А ведь и вправду, думал он, заканчивается вуз, Москва, беззаботное студенчество. Впереди жизнь, и неизвестно, каким боком она повернется, какая карта ему выпадет. «Попрошусь в армию, – решил для себя Валерка. – Там зарплата двести тридцать (а не сто двадцать), да к тому же думать ни о чем не надо. Езжай, куда пошлют, и делай, что скажут».

– Ты хвосты-то сдал? – улыбнулся в ответ Седович.

– Спихнул.

– Все?

– До копейки.

– Что ж, я рад, – Седович со значением погладил свои усы, словно напоминая свою роль в Валеркиных учебных успехах. – А теперь давай собирай на послезавтра всю свою команду.

– Угу, – поддакнул Олъгердыч, – сбор труппы в большом зале ДК в восемнадцать ноль-ноль.

– Зачем?

– Там узнаете, – загадочно проговорил директор ДК.

Приоткрою небольшую тайну, – сказал пламенный комсомольский вожак. – Вас придут смотреть большие люди. Очень большие. Из горкома партии. И даже, возможно, из ЦК комсомола. И – большого ЦК. Так что – ты уж не подведи. Собирай ребят и забабахайте этим бонзам лучший спектакль сезона!

В душе Валерки вдруг шевельнулось радостное чувство. Нет, не потому что он соскучился по сцене – глаза б его не видели эти опостылевшие за лето «Военные истории». Нет, он обрадовался, потому что появился повод позвонить и увидеться с Лилей. Оказывается, он мечтал о встрече с ней и не хотел ее терять. И вспыхнула надежда: вдруг снова все будет, как прежде?

– Вам, конечно, надо предварительно порепетировать, – подмигнул Валерке Седович, – и прикупить что-нибудь из декораций и реквизита, поэтому вот…

Он протянул юноше почтовый конверт без марки. Валерка открыл его. Там лежали синие четвертные купюры – да много, штук, наверно, десять.

– Деньги неподотчетные, – сделал отстраняющий жест Седович, – можешь тратить, как считаешь нужным.

Валерка рассеянно сунул деньги в задний карман треников. Он только и думал: «Сейчас они уйдут, и я отправлюсь на вахту и позвоню Лиле…»

***

Лиля приехала в назначенный день к назначенному часу. Она держалась холодно – словно между ней и Валеркой никогда ничего не было.

Они прорепетировали, а потом отыграли спектакль – в пустом зале, в присутствии лишь семи важных персон.

Деятели потом пришли за кулисы и со значением жали агитбригадовцам руки. Скупо хвалили артистов.

А когда комиссия отправилась восвояси, Валерка подошел к своей бывшей девушке и тихо сказал: «Я провожу тебя».

Лиля покачала головой:

– Не надо.

– Почему?

– Ты знаешь, почему.

– Значит, между нами все кончено? Она дернула плечами.

– У тебя еще есть шанс.

И спешно, словно он хотел задержать ее, надела дубленку, обмоталась шарфом – и была такова.

А после Нового года стали ходить слухи… Валерка им не верил, но вскоре они оформились в полуофициальное сообщение, которое сделал Седович: агитбригаде в феврале предстоит ответственнейшее выступление. Не где-нибудь, а в Кремлевском Дворце съездов. На самом важном концерте года – для делегатов и гостей двадцать шестого съезда КПСС. Перед Брежневым и всем Политбюро – а также пятью с половиной тысячами членов ЦК, ударников, передовых колхозников, деятелей науки, литературы и искусства, и коммунистических делегаций со всех концов планеты.

Никто и знать тогда не знал, что для Брежнева и большинства его престарелых сотоварищей по Политбюро это будет последний съезд в их жизни – да и, в сущности, последний подлинный коммунистический форум: с долгими и продолжительными, переходящими в овацию, здравицами и возгласами: «Родной коммунистической партии – слава!» Следующий, двадцать седьмой, съезд пройдет уже без Брежнева и Устинова, Черненко и Андропова, с молодым, лихим генсеком Горбачевым, с ощутимо витающими под сводами Дворца ветерками свободы – а больше никаких партийных съездов уже не случится…

Но в восемьдесят первом… Тогда приглашение в Кремль, да еще по такому важному случаю, равнялось едва ли не правительственной награде. Разумеется, агитбригадовцы из МЭТИ должны были играть на форуме не весь свой спектакль, а самую важную (по мнению партийной комиссии) часть: тот самый кусочек, что вписал Валерка в последний момент. А именно – отрывки из «Малой земли». Престарелому генсеку будет приятно, когда со сцены прозвучит напоминание о его горячей фронтовой молодости.

Валерка, разумеется, поделился новостью со своим соседом Володькой, и тот глубокомысленно сказал, точь-в-точь, как Лиля:

– Это твой шанс. Артист насупил брови.

– Что ты имеешь в виду?

– Я тебе в этот раз ничего подсказывать не буду – но ты подумай, подумай. Я, знаешь ли, считаю, что это – твоя главная возможность в жизни.

А за два дня до концерта – уже прошла ночная репетиция во Дворце съездов вместе с Зыкиной, Кобзоном, Хазановым и Ротару (Лиля по-прежнему держалась с Валеркой отчужденно) – молодой человек, наконец, решился.

Он явился в кабинет к Седовичу и, преодолевая отвращение к самому себе, не присаживаясь, заявил:

– Я на концерте в КДС выступать не буду.

И снова – странное дело, непонятное дело! – I Седовичу почудилось, что перед его столом стоит не артист Валерка, а Володька Дроздецкий – большелобый, упорный факультетский секретарь.

– Подожди-подожди, – чтобы скрыть смущение, комсомольский вожак потер лицо. – Присядь, пожалуйста.

Визитер опустился на стул. Седович снова глянул на него: то был, несомненно, артист Беклемишев. Он почувствовал легкую тошноту. Чертовщина, что происходит?

Комсомольский лидер озвучил свой вопрос:

– Что происходит, Валерочка?

«Конечно, конечно же, это Валерий Беклемишев – и никто другой».

– У меня сложные личные обстоятельства… – ответил артист, а потом бухнул: – Короче говоря, мне нужно распределение в Москву – на кафедру.

Седович шумно выдохнул.

– Пуфф! Что ж ты раньше-то молчал?..

Он почувствовал, как, в прямом и переносном смысле, под ним рушится его кресло. И, так как гость молчал, продолжил:

– Не знаю, что и делать… Может, поговорим после концерта? Я обещаю тебе, сделаю все что смогу.