#Бояръ-Аниме. Газлайтер. Том 24

Во главе стола, самодовольно скалясь, восседает королева Крана. Сегодня её ирокез выкрашен в зелёный цвет. По правую руку от неё расположилась Айра, а слева — я, как герой Гона. Айра, поймав мой взгляд через стол, одаряет меня лёгкой улыбкой.

Королева Крана, заметив поведение дочери, усмехается, обнажая острые клыки.

— Конунг Данила, давай выйдем наедине. Хочу с тобой пообщаться.

Я киваю:

— Конечно, королева.

Королева ведёт меня прочь из зала. Мы идём по коридору, поднимаемся на один этаж выше — самый последний. И это уже странно.

Бур говорил, что кабинеты для приёма гостей находятся ниже, а здесь располагаются личные покои. А у знатных шакхарок не принято пускать в спальню кого-либо, кроме любовников и мужей.

Мысль о том, что меня пытаются скомпрометировать, мне не нравится. Не хочу оскорбить королеву — я не из тех, кто бросается обвинениями. Но и рисковать репутацией тоже не собираюсь. Вернее, не собираюсь давать кому-то козырь против себя.

Поэтому достаю из разгрузки перстень князя Буревестника и активирую иллюзорную личину служанки. Пусть будет небольшая подмена. Для королевы я остаюсь самим собой. А для остальных — смазливая шакхарка с саблевидными клыками.

По дороге на лестнице видим генералов, которые смотрят нам вслед. На последнем этаже также видим в коридоре группу служанок. Одни свидетели кругом.

Игнорируя служанок, Крана открывает массивную дверь, и я делаю вид, что ненавязчиво ей следую. И, конечно, вместо кабинета мы оказываемся в её покоях.

В комнате царит абсолютный порядок. В центре — огромная двуспальная кровать. Новая. Произведена в Российском Царстве. Причём на моей фабрике. Весь интерьер обставлен мебелью из того же комплекта — тумбы, шкафы, стулья.

Я неторопливо осматриваюсь, затем, не меняя невозмутимого выражения лица, спокойно замечаю:

— Может, стоило пойти в ваш кабинет? А то люди могут подумать не то… Ваши подданные явно не оценят.

Королева усмехается и садится на кровать с видом самодовольной кошки, удобно устроившейся в хозяйском кресле. Шёлковая блузка мягко струится по её телу, а обтягивающие кожаные штаны подчёркивают каждую линию выпуклых бёдер, делая их особенно заметными.

— О, как мило, конунг! Ты волнуешься о моей чести! — её голос звучит с насмешливым удивлением, но в глазах читается странный расчет. — Никто ничего не подумает, конунг, если мы выйдем отсюда и сразу же объявим твою помолвку с моей дочерью.

Она усаживается поудобнее, слегка откидывается назад, словно ненароком подчёркивая изгиб своей фигуры. Шёлковая блузка мягко облегает её грудь, а улыбка теперь больше напоминает женскую, а не дипломатическую.

Я спокойно спрашиваю:

— А вы бы хотели этого?

Крана усмехается снова, на этот раз чуть задумчивее:

— Сложный вопрос. Обычно у нас не принято обручаться не с шакхарами, тем более, если сам не чистокровен. Айра ведь наполовину ликанка. По всем обычаям ей следовало бы выйти за шакхара… — Она делает небольшую паузу. — Но я смотрю в будущее, дорогой конунг.

Она обводит рукой комнату, её взгляд скользит по мебели, явно намекая не только на удобство, но и на перемены, которые пришли вместе с моим влиянием.

— Ты дал нам одежду, мебель, много полезных атрибутов своей цивилизации. Включая краску для волос. — Она тряхнула кислотно-зелёным ирокезом, словно демонстрируя, насколько далеко зашла в освоении моих товаров. — А ещё ты теперь герой Гона. Ты для шакхаров не чужак, а исключение.

Я равнодушно бросаю:

— Благодарю за оценку, королева.

Крана замечает:

— Думаю, пора менять некоторые традиции.

Она хлопает ладонью по кровати рядом с собой, приглашая сесть, её губы изгибаются в легкой усмешке.

— Ты ведь помог Айре не только ради фермы цесарок, так?

Я остаюсь на месте, не двигаясь ни на шаг.

— Так. Я помог Айре, чтобы получить лояльную правительницу Шакхарии.

Королева усмехается ещё шире, и в этом взгляде сквозит хитрый блеск.

— Какой правитель может быть лояльнее королевы-жены? И её матери?

Она снова хлопает по кровати, на этот раз чуть медленнее, словно подчеркивая приглашение, и изящно перекидывает ногу на ногу, не сводя с меня внимательного взгляда.

Я смотрю на неё без тени эмоций и коротко отвечаю:

— Спасибо, это щедрое предложение, но вынужден отказаться, к сожалению.

Крана удивлённо поднимает брови и раскрывает рот в недоумении:

— Но почему?

— Вопрос брака я буду обсуждать только с Айрой, — подробно разъясняю. — А сейчас вы фактически продаёте её в обмен на мои товары. Более того, вы поставили меня в безвыходную ситуацию, где, если я не объявлю Айру своей женой, все будут думать, что мы с вами любовники.

Крана всё так же улыбается, но в её глазах вспыхивает любопытство.

— Любовниками? — протягивает она, лениво вздыхая. Тонкая ткань блузки на груди чуть натягивается, подчеркивая выразительны формы. Королева явно знает толк в соблазнении, — И зачем же мне это?

Не отвожу взгляда от опасной собеседницы. А то, что Крана не только красива, но и смертельно опасна, не подлежит сомнению.

— Предположу, что слух о нашей связи укрепит ваше положение в Шакхарии. Ведь что может быть надёжнее для престола, чем намёк на отношения с героем Гона — главным партнёром и поставщиком ценнейших товаров?

Королева даже не моргает, но улыбка становится шире, хищнее.

— Попытка не пытка, — лениво протягивает она. — Всё это ради мира в Шакхарии. В том числе ради Айры.

— Других кандидатур нет? — интересуюсь.

— Таких нет. Слава о тебе ходит по всему Боевому материку, конунг. Пёс и Дракон служат тебе. Если ты будешь на моей стороне — неважно в каком качестве: муж дочери или мой любовник, — генералы не посмеют взбунтоваться. Иначе их постигнет участь Зодра.

Молча смотрю на неё. «Участь Зодра?» Королева не только опасна, красива, но еще и догадлива. Айре повезло с родительницей.

Крана заливается смехом, запрокидывая голову, затем ловит мой взгляд:

— Я ведь правильно сообразила? Зодр «не пал как герой». Он умер как предатель и трус. Кстати, отдельное спасибо за его смерть, конунг. Я давно хотела избавиться от этого интригана, но у него была слишком большая власть.

Пожимаю плечами:

— Пожалуйста.

Крана проводит рукой по воздуху, жест её расслабленный, а в улыбке читается нечто хищное, почти тигриное.

— Надеюсь, ты не осуждаешь мой подход?