Боярыня Морозова. Княгиня Елена Глинская

Боярыня была пострижена по усиленной ее просьбе в иночество старообрядцем, бывшим тихвинским игуменом Досифеем, наречена Феодорой и отдана в послушание старообрядке Меланье. Желая принять ангельский образ, Федосья Прокофьевна надела на себя власяницу.

«Под одеянием ношаше на срачице, устроена от скота власов белых кратко рукава», – как говорит древний писатель ее жития.

Во дворце об этом, разумеется, никто ничего не знал.

– Что говоришь, боярыня! – с ужасом воскликнул Владимир Пушкарев.

– Как брату, как другу открыла я тебе свою тайну… Знаю, меня ты не выдашь… – сказала Пушкареву боярыня Морозова, кладя ему на плечо руку.

– Не скажу! Под пыткой не дознаются у меня о твоей тайне. Только зачем ты, Федосья Прокофьевна, сделала это? Зачем постриг приняла?..

– Затем, чтобы спастись! В миру нет спасения… настало время антихристово… Скоро, скоро вострубит труба архангела, и восстанут живые и мертвые из гробов… всяк предстанет перед судилищем Христовым… со своими делами… Если ты, господин, хочешь спастись, то беги, беги скорее! – с волнением проговорила Федосья Прокофьевна.

– Куда, зачем? – с недоумением спросил у нее молодой полковник.

– В леса непроходимые, в дебри, в глушь… Туда бегут ревнители благочестия, там, в лесах и дебрях, будут скиты строить – души спасать… Ведь ты никонианин, молишься по новым книгам, а знаешь ты, кто Никон?

– Как не знать.

– Он слуга антихриста. Иди к нам! В новой церкви не спасешься, а погибнешь! Спасение у нас, у старообрядцев. По старым книгам и угодники спасались…

– Боярыня, так ты старообрядка? – с удивлением и жалостью спросил у Морозовой стрелецкий полковник.

– За правую, старую веру я хоть сейчас готова пострадать, муку принять… Прости покуда, гость дорогой, настало время – келейное правило указывает мне класть земные поклоны… Приходи в другое время. Прощай!..

Проговорив эти слова, Федосья Прокофьевна встала и отправилась в образную, где ждала ее Меланья с пятью сестрами, то есть инокинями.

Глава IX

Старик Пушкарев встретил сына с распростертыми объятиями. Он чуть не плакал от радости. Владимир Пушкарев тоже был рад свиданию с отцом. Когда первый порыв радости прошел, Иван Михайлович обратился к сыну с таким вопросом:

– Чай, ты женился, сынок, живучи у рубежа?

– Нет, батюшка, если бы я женился, ты про то знал бы…

– Неужели все холостой?

– Холостой.

– Да тебе ведь уже больше трех десятков лет – время бы и жениться.

– Видно, моя пора еще не пришла, – с горькой улыбкой промолвил Владимир Пушкарев.

– Когда же пора придет?

– Никогда… Так и умру холостяком…

– Что ты, сынок, что ты! Ведь ты у меня один. Я думал-гадал внучат дождаться, а ты… Нет, я женю тебя. Я найду тебе суженую красивую, богатую.

– Напрасный труд, батюшка, ни на ком я не женюсь.

– Да что ты?

– Прошла моя пора, жениться теперь поздно.

– Много старше тебя, сынок, женятся.

– Пусть женятся, только я-то не женюсь.

Старик Пушкарев больше не возражал сыну. Он стал обдумывать, на ком бы его женить, какую невесту подыскать для Владимира.

Молодой Пушкарев был страстным охотником, он все свое свободное от служебных занятий время отдавал охоте. Живя у отца, в усадьбе, ему было где поохотиться. Вотчина Пушкарева, как мы уже сказали, была окружена огромными непроходимыми лесами, в которых всякого зверя водилось множество. Уходил на охоту Владимир Пушкарев ранним утром, а возвращался поздним вечером. Ходил он не один, а всегда брал с собой дворового мужика Власа, тоже записного охотника. Мужик Влас был лет сорока, обладал необыкновенной силой, с виду это был богатырь. Не раз, вооруженный рогатиной и острым топором, ходил он на медведя, а волков бил из ружья десятками. Влас был тоже старый холостяк, он презирал и ненавидел «бабье сословие».

За что Влас так недружелюбно относился к женщинам? В молодости он влюбился в какую-то деревенскую красавицу, но та предпочла Власу другого красивого парня, за которого и вышла замуж. С того раза Влас возненавидел женщин и остался холостяком. Влас привязался к своему молодому господину и всегда с радостью сопровождал его на охоту.

Однажды Влас выследил большого медведя и сказал о том молодому Пушкареву.

– Неужели? Где? – обрадовался Владимир.

– Да недалече от прохожей дороги. На луговине в берлоге сидит косматый…

– Что ж, возьмем на подмогу людей и пойдем.

– Зачем нам народ? Я и один на медведя ходил.

– Один на медведя? – удивился молодой Пушкарев.

– А что же? Была бы рогатина и топор, а то никакой медведь мне не страшен.

– Храбр же ты, Влас.

– Силой Бог не обидел.

Владимир Пушкарев и Влас разыскали берлогу медведя и подошли к ней. Им не составило большого труда выманить из берлоги зверя. Влас встретил его рогатиной, но, к несчастью, рогатина у него переломилась. Медведь со страшным ревом ринулся, и отважному охотнику пришлось бы плохо, если бы молодой Пушкарев метким выстрелом не убил наповал разъяренного зверя.

– Бояринушка, родной, ведь ты мне спас жизнь! Если бы не ты, медведь смял бы меня насмерть! – со слезами благодарности проговорил Влас, кланяясь в ноги Владимиру.

– Полно! Всякий бы на моем месте то же сделал.

– Нет, бояринушка, этого я вовек не позабуду, и если потребуется тебе для услуги моя жизнь, то я с радостью ее тебе отдам.

С этого дня Влас еще больше привязался к своему молодому господину, полюбив его. Парень-силач готов был для Владимира Пушкарева в огонь и в воду.

Глава X

Как-то однажды Власа не было дома – Иван Михайлович услал его по делам в город, – и молодому Пушкареву пришлось на охоту идти одному. Не зная дороги в лесу, он заблудился и зашел в такую трущобу, что выйти из нее никак не мог. Владимир проплутал по лесу несколько часов, тщетно отыскивая дорогу, которая привела бы его в усадьбу. Измученный, усталый, он бросился на траву под развесистым деревом и крепко заснул.

Когда Пушкарев проснулся, было уже почти темно. Он пошел наугад по извилистой тропинке, которая его привела на поляну, окруженную с всех сторон вековым лесом. На поляне молодой Пушкарев увидал какую-то странную стройку, которая состояла из большой брусяной избы с водруженным на крыше восьмиконечным крестом; около большой избы ютилось несколько малых изб; далее за избами находились службы: сараи, погреба и т. д. Все эти постройки обнесены были высоким тыном с заостренными кверху концами. Посреди тына, или забора, находились дубовые ворота; на перекладине над воротами тоже стоял восьмиконечный крест.

«Куда это я зашел? Что это?» – думал Владимир, с удивлением посматривая на постройки.

Кругом было полнейшее безмолвие, как будто все замерло, застыло. И на дворе, и в этих избах не видно и не слышно было никакой человеческой жизни!

«Чудно… Больно чудно… Куда это я пришел? Ни огонька нигде не видно, ни голоса человеческого не слышно… Может, тут никто и не живет? Попробую постучать в ворота».

Пушкарев подошел к воротам и постучал в них. На стук молодого Пушкарева никто не откликнулся. Тогда он принялся руками и ногами барабанить в дубовые ворота. И на этот раз никто не отпер ворот и не спросил, что ему надо.