Боярышня Дуняша 2

Но наконец-то сборы были закончены и Милослава повела дочерей к возку. Уселись, закутались в шкуры. Дуня уже озверела. Ей было жарко ещё в доме, но в возке натопили жарче, чем в бане, а ради престижа накидали огромное количество шкур и в них можно было легко утонуть. И только глядя на маму, щедро набелившую лицо, ей становилось понятно, что Милославе хуже, чем ей. Так и хотелось сказать: «А я сколько раз говорила, не используй эту гадость!»

Вываливались из возка чуть живые. Ехать было недалеко, но народу на улицах города было много и продвигались осторожно. Никаких гонок, щёлканья кнутом кучера, звона колокольчиков не было. Тащились медленнее пешехода и все ради того, чтобы похвастать возком с печью, ну и поддержать боярский престиж.

Встречали хорошо, по-княжески. Хозяин с хозяйкой спустились с крыльца, выказывая особое уважение, угостили медовым варом, расцеловали. Застолье приготовили щедрое и во время пира чествовали Дорониных от души. Помимо мужского стола, во главе которого сидел хозяин дома, и женского, возглавляемого восседающей Пестинеей, был поставлен детский стол в соседней горнице, куда проводили Дуню с Ванюшей. Машу мама держала при себе и посадила рядом.

Ванюшка впервые был на таком пире и обиделся, когда отец отправил его с сестрой к другим детям, и сидел надувшись. Он был уверен, что уже взрослый. Дуняше тоже хотелось посмотреть на пиршество, но видя напряжённую обстановку за детским столом, взялась создавать праздничную атмосферу.

Приглядывавшие за ними мамки таращились, поджимали губы, да непонимающе переглядывались между собою, когда Дуня начала смешить и вовлекать мелюзгу в разговор. И вроде бы негоже деткам так шумно вести себя за столом, но малыши так интересно разговорились, что мамкам дивно было их послушать.

Отвлечься Дуня смогла, только когда женщины начали уводить детей в туалет. Она отодвинула от себя серебряное блюдо и осмотрелась. В горнице, где она сидела, не было дверей, и через широкую арку был виден переход и часть пиршественного зала. Оттуда доносился шум и треньканье гуслей.

Ещё при выходе из возка Дуня обратила внимание, что дом Пучинковых был наполовину каменный, наполовину бревенчатый и походил на маленький безыскусный замок. Внутри дома оказалось множество переходов непонятного назначения. Когда она только вошла внутрь, то успела краем глаза приметить помимо основной лестницы пару узких боковых. А когда её с родителями повели по широкому проходу, провожая в большой зал, то заметила расходящиеся в стороны катастрофически узкие коридоры и множество дверок.

Планировка казалась несуразной, но Дуня давно уже поняла, что люди не всегда руководствуются удобством или эстетикой, поэтому не спешила осуждать. Она с удовольствием побродила бы по жилищу Пучинковых, но повсюду были слуги, и они приглядывали за гостями. Вот и ещё один момент: дворни было около трёх десятков, и это только те, кто на виду.

Посидев немного за опустевшим столом, она поднялась и направилась к арке, намереваясь посмотреть, как проходит пир в большой зале. За ней сразу пошёл старый дворовый. Он снисходительно отнёсся к желанию маленькой гостьи поглядеть на пир взрослых, но если бы она надумала пройти дальше, то остановил бы её.

В зале горело огромное количество свечей, особенно над отдельным небольшим возвышением, где была выставлена напоказ золотая и серебряная посуда. У Дуни невольно захватило дух от того количества золота, что там находилось. Возможно, это была всего лишь позолота или ярко начищенная бронза, но смотрелось — роскошно. Среди этого блеска она увидела кубки из горного хрусталя. Говорят, что их привозят с востока. Ещё она разглядела огромное яйцо в золотой сетке. Если оно не вырезано из кости, то, скорее всего, страусиное. Но удивило её больше всего серебряное дерево с висюльками и зажжёнными свечками. Это была её придумка.

Дуня вытянула шею, чтобы увидеть хозяев дома, и слуга сразу коснулся её плеча. Она тихо попросила:

— Я одним глазком.

Он улыбнулся и попросил, чтобы гостья сильно не высовывалась.

Дуня не наглела. Она бросила взгляд на возвышающегося над мужским столом Харитона Алексеевича, потом на Пестинею Ядвиговну и вновь спряталась за аркой.

Хозяева дома сидели на стульях-тронах под иконами, а гости расположились на лавках, застеленных полавочниками из дорогих заморских тканей. Дунин отец сидел ближе всех к Пучинкову, чтобы все видели, как его ценит хозяин дома, но из-за того, что стул-трон Харитона Алексеевича стоял на небольшом подиуме, то отец смотрел на него снизу вверх. Дуню это покоробило. Всё же Пучинковы не князья, чтобы так возвеличивать себя. Да и к чему эти ужимки в республике?

Даже князь не злоупотреблял атрибутами власти, хотя в думе вовсю использовал их. Но Пучинков?

Она его хорошо помнила, и тогда Харитон Алексеевич не показался Дуне кичливым. Сейчас же Пучинков источал снисходительную благожелательность к приехавшему к нему в гости московскому товарищу. Может, всё дело было в том, что вместо думного дьяка Еремея приехал всего лишь его сын?

Дуня посмотрела на отца. Он как раз вытирал руки о нижнюю скатерть. Столы были застелены в несколько слоев. Нижним слоем служило полотно, которым вытирали руки, сверху застилали сукном, а на него уже стелили нарядно расшитую скатерть. Лицо отца казалось спокойным, но Дуня видела, что он вовсе не расслаблен и не польщён приёмом.

Ей захотелось подбодрить его, сказать, что согласна с ним и нельзя терять бдительности, но вряд ли ему это было нужно. Отец всю свою жизнь служит княжьим вестником и лучше всех чувствует все нюансы в общении.

Дуня постаралась встать так, чтобы понаблюдать за матерью. Над женским столом было меньше света и Милославу мешала разглядеть стоящая подле Пестинеи одна из её родственниц, прислуживавшая только ей. К тому же Пестинея не посадила особую гостью поблизости от себя. Хозяйку дома и Милославу разделили другие знатные женщины, возможно, тоже родня, но более близкая и богатая, чем та, которая прислуживала. Во всяком случае было что-то общее в их лицах.

На глазах Дуни Пестинея начала передавать через свою прислужницу кубки с наполненным питьем. Каждая женщина, получив кубок, поднималась, делала глоток и кланялась, благодаря хозяйку. Так же пришлось поступить и Милославе.

Лицо Дуни скривилось в некрасивой ухмылке. Слишком много церемоний не по чину в этом доме! Ей всё это не нравилось, но вспомнив о следящем за ней слуге, она приняла беспечно-любопытный вид, надеясь, что он не разглядел её гримасы. А впрочем, пусть видит и доложит, что ей было весело от увиденного. Это ещё надо посмотреть, кто родовитее!

Тут Дуня осознала, куда потекли её мысли из-за увиденного и чертыхнулась. Вот так и озлобляешься, глядя на всё это.

— Люди говорят, — услышала Дуня голос Пестинеи, обратившейся к её маме, — что много бед московская земля приняла от братьев князя, и твое имение пострадало.

— То правда… — начала отвечать Милослава, но её словно никто не услышал.

— Многие согласны с князьями. Они пришли искать ответа за смерть матери, а московский князь прятался.

— Он не прятался. Хан…