Бойфренд для Цесаревны

— Нет. Делай так, как считаешь нужным. Я тебя в любом случае поддержу.

— Спасибо, любимый. Может пойдём домой? А то ты только разогрел меня и мне мало.

— Боже мой. Спаси мя и сохрани. Кого я разбудил в тебе, Оля??? Я уже боюсь.

— Не бойся милый. Я тебя не съем. Я тебя наоборот, беречь буду. Холить и лелеять. Тем более, Андрюша, ты у меня такой сладкий и золотой мальчик. — Она тихо засмеялась. Я встал, отряхнул задницу от песка и натянул трусы с шортами. Посмотрел на неё возмущённо.

— Что значит сладкий и золотой?

Ольга тоже села. Оправил подол. Потом поднялась. Подобрала свои трусики. Отряхнула их от песка. Посмотрела на меня улыбаясь.

— А то и значит. Ты же сладенький у меня. Сладость мне даришь. Ну а насчёт золотого, ты же сам всё понимаешь. Твоё наследство, Андрей. Оно очень много значит для Империи, а не только для клана Самариных.

— Знаешь, я себя сейчас почувствовал жеребцом, которого привели на торги.

Ольга подошла ко мне вплотную. Погладил по щеке.

— Господи, до чего же вы мужчины бываете тугодумами. Я же тебя люблю. Очень сильно. Ты не жеребец на торгу. Ты мой жеребец в моей спальне. Всё остальное, так ты сам же сказал, что я не простая девочка, которую ты затащил в койку. Я ещё и Её Императорское Величество. И обязана думать о всей Империи. О её народах, которые её населяют. Я хочу быть для своего народа хорошей царицей, Андрей. Помоги мне в этом. Я буду любить тебя всю жизнь, клянусь в этом, детей тебе рожать.

Я обнял её, прижав к себе.

— Я постараюсь, Оля. Не знаю, насколько у меня это получится. Но я постараюсь. Очень постараюсь, быть тебе не просто мужем, но и другом, соратником.

— Спасибо, Андрей. Большего я просить не могу… Ну что, пошли в нашу хижину? — Она покачала соблазнительно бёдрами и лукаво улыбнулась. Я засмеялся. Подхватил её за талию.

— Пошли. Придётся любить тебя до потери сознания, душа моя…

Мы провели просто потрясающие две недели на острове. Купались, танцевали, занимались любовью до одурения. И главное, ни о чём больше не думали. Ни о алмазных копях, рудниках, производствах, ценных бумагах. Ни о государственных делах, дворцовых этикетах и протоколах. Мы были обычные парень с девушкой. Влюблённые и свободные. Кстати, тот кадр, которому я набил физиономию оказался французом. Мы его больше не видели. Ли сказал мне, мимо ходом, что флотские о нём позаботились.

— Что, включили Особый протокол? — Я усмехнулся, пошутив. Ли тоже, своей китайской улыбкой.

— Считай, что так.

Я улыбаться перестал.

— Вы что, серьёзно? Блин, ребята, я просто набил ему физиономию, этого было достаточно.

— Извини. Русский Императорский Флот посчитал это по другому. Оскорбление монаршей особы. Он жив, но ему очень доходчиво объяснили, что лягушатники рядом с… Этой девочкой не пляшут. Объяснили так доходчиво, что он бежал дальше городУ ПарижУ. Я тут ни причём. Честное слово… Почти.

— Что значит почти?

— Ну, я, под конец, свои пять копеек вставил. Рассказал, как происходила кастрация евнухов в Императорском доме Китая. Он проникся. За это я ручаюсь. А то обидно, понимаешь. Ольга Николаевна, она же такая… Лицо Государства. Самое замечательное лицо. А тут какой-то стрёмный лягушатник. Мне обидно стало…

— С тобой всё понятно, Ли.

— Андрей, я ещё тунца поймал. Приготовил. Угости свою подругу.

— Ли, я вижу, ты настроился на должность шеф-повара при Кремле? Мля, высоко метишь, мой китайский брат! Штаны не порвёшь?

— Насчёт шеф-повара Кремля, это очень заманчиво, но извини. Я пас. Меня моя должность устраивает, при тебе. Но зато есть надежда, что китайцу Ли позволят укачивать ваших с Ольгой детей и учить их философии У-Шу.

Глядя на Ли, я заржал. Блин, философия У-Шу. Мля, убил на глушняк. Хотя отдать отпрысков на воспитание Ли, очень хорошая мысль. Этот отмороженный головорез сможет привить очень много хороших манер, что мальчикам, но особенно девочкам. Представил собственную дочь, когда ей лет 15, одетую в китайском стиле, в шёлковую курточку с драконами и шёлковых штанах с боевым ножом в руках. А позади Ли, в качестве сенсея… Мля, это жесть.

— Я подумаю над этим, Ли. Обещаю.

— Мне этого будет достаточно.

Но всё хорошее заканчивается почему то быстрее, чем всё плохое. И вот мы с ней стоим в аэропорту Мале. Держимся за руки. Смотрим в глаза друг другу.

— Оль, хочу произнести тебе клятву.

— Какую, Андрюша?

— Такую, которую произносит супруг своей супруге.

— Не рано ли?

— Нет, в самый раз. Сейчас и здесь. Я клянусь любить тебя в горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит нас.

Ольга прижалась ко мне и, глядя мне в глаза, стала говорить:

— Как часто слышали мы эту фразу

Среди торжественной церковной тишины,

Но смысл её нам не постигнуть сразу,

В ней столько мудрости и чистой глубины!

Пусть не оденешь мне кольцо на руку,

Слова сей клятвы я тебе произнесу,

Клянусь, сквозь горе, бедность и разлуку

Любовь и преданность я верно пронесу!

Перенесу болезни и страданья,

Моей бедой становится твоя беда,

Отныне быть с тобой — моё желанье,

И, глаз не отводя, я отвечаю: " Да "

Клянусь во всём я стать тебе послушной,

Надёжной быть всегда опорой и судьбой.

Клянусь я эту клятву не нарушить,

И счастьем дорожить, дарованным тобой!

Отныне я с тобою буду рядом,

Чтобы заботиться и преданно любить,

Пусть не стоять нам в свадебном наряде,

Отныне только смерть нас сможет разлучить…

(Светлана Пугач)

Она улетела. А я вернулся в Бомбей. До свадьбы оставался месяц. Русский Императорский дом объявил о предстоящем торжестве. Мне звонил дед с бабушкой, поздравили.