Божественное вмешательство

Наконец Мариус увидел Септимуса и Руфуса. Они сидели за низким столиком прямо на улице и наблюдали за работой строителей, степенно попивая вино. Руфус первым заметил Мариуса и поднял кубок, приветствуя возращение друга. Септимус ответил тем же, но, почувствовав что-то, обернулся и не смог усидеть на месте. Он с нетерпением ждал возвращения Мастамы, готовясь к худшему. И утешал себя тем, что и без одобрения сената теперь он обладает достаточным влиянием и силой, чтобы позаботиться о себе, друзьях и солдатах.

— Аве консул! — выкрикнул Мастама, спешиваясь.

— Тебе удалось задуманное! — переживая невероятное облегчение, Септимус обнял друга. — Пойдем же к столу! Утоли жажду и расскажи нам обо всем.

Мариус, напившись вдоволь, с азартом вдохновенно поведал друзьям историю смерти Прастиния и назначения консулами Мастамы-старшего и Септимуса.

— Спуриния наказана? — от этой мысли помрачнев, спросил Септимус.

— Нет, что ты! Кто бы позволил наказать вдову и отомстившую за отца дочь из патрициев? Ее отправили в поместье, подальше от разговоров и пересудов. Что дальше, Септимус?

— Я так рассчитывал на то, что ты мне расскажешь об этом, — Септимус ответил с улыбкой, будто извиняясь. — А пока взгляни вот туда, — он указал рукой на свободный участок за своим домом. — Тут ты построишь для себя дом.

— Спасибо друг! Эта земля — целое состояние!

— А вот мой дом, совсем рядом! — не удержался Руфус. Схватив Мариуса за пояс, потащил показывать участок и первые ряды кладки на фундаменте.

* * *

Умудренный жизненным опытом предводитель сабинян Саллюстий должно быть хорошо знал историю своего народа. Пока солдаты-этруски, отложив скутумы и пила, взялись за кирки и лопаты, в строящийся Рим с каждым днем приезжало все больше и больше женщин-сабеллок (самоназвание; племена марсов, марруцинов, пелигнов, вестинов, которые все вместе известны под общим именем сабеллов). Они знали, чего хотели. Встревоженные центурионы не раз докладывали Септимусу о настроениях подчиненных. Многие из них захотели взять в жены именно сабинянку. А после того, как Септимус женился на дочери самого эмбратура, хоть этот брак по большей мере явился демонстрацией дружбы между народами и залогом военного союза, удержать лавину свадеб уже не рискнул никто.

План Саллюстия удался: теперь получив и женщин, и землю, туски не только возведут стены, храмы и дома, но и будут защищать их. В свою очередь, и Септимус, хоть и не был рожден в семье патриция, но выгоду от такого союза видел: Клузий, Перузия, Тарквинии дали солдат и обязательства в обмен на защиту; контроль над рудниками Ильвы позволял диктовать условия Популонии; Рим и военный союз с сабинянами сделали его, Септимуса Эмилия Помпу, очень влиятельным человеком. Он ждал вестей из Умбрии. Если эквы Мамерк и Нумерий приведут велитов, то Септимус тут же намеревался занять Остию. И пусть тогда Лавиниум, Арея и Ариций, Анций, Лаций и Капуя попробуют оспорить его решение силой оружия. Теперь же, получив от сената Этрурии консульство и призыв гарантировать Этрурии мир, Септимус стал сомневаться. "Может, стоит вначале собрать легионы в Популонии, Пизе, Ареции, Капене, Фалерии и Цере?" — размышлял он, пока Руфус занимал Мариуса Мастаму.

* * *

Мамерк и Нумерий явились, когда их уже ждать перестали. Они привели полторы тысячи велитов из Умбрии (умбрийские племена за исключением разве, что осков, отождествляли себя с этрусками).

На холмах Рима распустились цветы, Септимус, все чаще выходя на двор, отдавал предпочтение тунике, радовался ранней весне.

С приходом весны римляне стали испытывать нужду в хлебе и мясе. Порции каши из нута, гороха и ячменя с каждым днем становились все меньше и меньше, а сыры, регулярно доставляемые из Этрурии зимой, уже как месяц закончились. Велитов кое-как расквартировали, но обеспечить новоприбывших едой город не мог.

Помпилий Нума не пожалел, что отправился с легатом Помпой в Рим. Пока он не получил обещанной премии, но стал владельцем недвижимости в Риме и интендантом легиона консула Этрурии. Завтра ему предстоит не долгая (25км — около 17 римских миль), но очень опасная дорога в Остию. И в случае успеха он получит свою премию — должность для сына в порту Остии. Вот только условия, выдвинутые Септимусом, вряд ли понравятся латинам.

— Мыслимое ли дело! Допустить в Остию римский гарнизон и откупщика (сборщика налогов)! Доставить в Рим сто тысяч либров (libra — 327г) пшеницы! Пусть демоны заберут умбрийцев, обрекающих его огласить в Остии условия консула Этрурии! — брюзжал Помпилий, собираясь в дорогу.

Собирался в дорогу и трибун Руфус. Завтра он поведет в Остию две манипулы.

— Не ввязывайся в драку, — наставлял его Мастама. — Охраняй посла и, в случае успеха его миссии, займи порт и крепость.

— Не переживай, с двумя манипулами я сравняю этот городок с землей! — отвечал Руфус.

Часть 5

Враги Рима

— Вон, Арес, вон! Пойди прочь! — Зевс в гневе вскинул руку и метнул молнию в кутающегося в черный плащ Ареса. Молния ушла в бездну, отраженная щитом, который Арес с ловкостью фокусника извлек из-под плаща.

— Не гневайся, Громовержец. Что плохого в том, что дикари сожгли Трою? Ведь потом они воздвигли куда больше храмов в твою честь, чем старик Приам!

— Молчи! Иначе прикажу Тифону расправится с тобой! Рим будет возрожден во славу Трои, а дикарей твоих настигнет месть!

— Я ухожу, всесильный Громовержец, а что до дикарей, так в честь твою Эсхил сложил поэму:

...Стоглавое чудовище — Тифона,

Рожденного землей. На всех богов

Восстал он: шип и свист из челюстей

Грозил престолу Зевса, а из глаз

Сверкал огонь неистовой Горгоны,

Но Зевса неусыпная стрела —

Пылающая молния сразила

Его за эту похвальбу. До сердца

Он был испепелен, и гром убил

Всю силу в нем. Теперь бессильным телом

Он под корнями Этны распростерт,

Недалеко от синего пролива,

И давят горы грудь ему; на них

Сидит Гефест, куя свое железо,

Но вырвется из черной глубины

Потоком пожирающее пламя

И истребит широкие поля

Сицилии прекрасноплодной...

Дикарь он или просвещенный человек, достойный милости Владыки Зевса?

— Нет места на Олимпе для того, кто прославлял при жизни Прометея. И тень его поныне бродит в огненном Тартаре.

— А все же, Громовержец, ты его запомнил! — торжествующе воскликнул Арес и сбежал в тень еще до того, как Зевс отправил ему вслед парочку молний.

Глава 17

Неподвижные в синем просторе небес облака отражались в прозрачной глади успокоившегося моря. Септимус Помпа стоял на поскрипывающем причале и смотрел на стремительные триремы (трирема — основной тип боевого корабля Средиземноморья периода Пунических войн 264-146 годов до н. э.), входящие в порт.

Три года пролетели как один день и только сейчас, когда, наконец, сенат Этрурии во главе с Мастамой старшим решили посетить Рим, он с восторгом вспоминал о славных битвах с латинянами, кампанцами и самнитами. Тогда он защищал строящийся Рим, а сенаторы не спешили с помощью. Даже новые земли и дома у Капитолия не прельстили их. Но это было раньше, а сегодня они увидят величие нового Рима. Даже Фурии (греческий город — яблоко раздора с Тарентийской республикой) попросил Рим защитить город от лукан.