Божественное вмешательство

— Ты только прикажи, и легион вышвырнет Прастиния из Этрурии, — Руфус, довольный собой, почесал волосатую грудь и нежно погладил кувшин с вином. На самом деле в мыслях уже который день он грезил о собственном кораблике. Чтоб, сидя на корме среди бескрайнего моря, попивать вино и считать серебро. Да ради такого счастья лично он, Руфус готов и трех консулов отправить скитаться по миру.

— Легион, может, и вышвырнет консула. Да только ничего не сможет сделать с сенатом и народом, — потирая пальцами подбородок, ответил Септимус.

— Командир, — отозвался Мастама. — Отпусти меня в Этрурию. Быть может, пришло время помириться с отцом. — Септимус, сжав кулаки, бросил пронзительный взгляд на Мариуса Мастаму. — Ты не понял меня. Я хочу помочь!

— Как? Помирившись с отцом!

— Партия Сенатора Мастамы обвинит Прастиния в убийстве Спуриния и его зятя, и бездарном руководстве армией. А чтобы другие в сенате оказали нам поддержку, пошли пару манипул на Ильву (остров Эльба) и захвати рудники. А сам выйди на Аппиеву дорогу (в реальной истории построена в 312г. до н. э., тут однофамильцем из тусков) и двигайся к Тарквинии. Сможешь взять город под защиту — объявишь там о наборе в новый легион. Тарквинии — это льняное полотно и парусный холст. Это не шерсть с севера и не горшки Клузия и Ареция! Если упрочишься в Тарквинии, окажи сабинянам помощь в возрождении Рима, попроси взамен право на порт в Остии. А я рискну объявить в Этрурии, что и Ильва, и Остия уже сейчас под твоим патронатом. И что Септимус Помпа стоит во главе двух легионов!

— Ты сможешь все это сказать? Это же ложь!

Не то, что бы Септимус отверг предложение друга, но сам он не верил, что предложенный Мариусом план может осуществиться полностью. Руфус, напротив, сверкая глазами, потирал руки. Эквы о чем-то шептались. Квинтус поднялся с места и стал подле Мастамы, глядя на того с восхищением. Тиберий и Прокулус, скорее, удивились не меньше Септимуса, но оставались невозмутимыми.

— То, что ты называешь ложью, всего лишь политика! Вот увидишь, все выгорит! — Мариус, ожидая решения командира, мял ткань тоги на груди: "О Боги, дайте ему хоть чуть-чуть разума! Ведь это шанс для всех нас!" — Он еле сдерживался. Эта мысль уже весела на кончике его языка.

Септимус, наконец оставив подбородок в покое, спросил:

— Когда ты хочешь уехать? — он все еще сомневался, но знал, что план, предложенный Мастамой, лучше бездействия.

— Прямо сейчас, мой друг. Позволь взять с собой Квинтуса.

Септимус кивнул в ответ. Сияющий от счастья Квинтус тут же был уведен Мариусом Мастамой.

— Клянусь стрелами Тина, повеселимся мы! — заревел, не скрывая восторга от развития событий, Руфус.

Возвращая кувшин с кампанским на стол, он поднялся, чтобы произнести что-нибудь зажигательное, но не успел. Раньше заговорил Нумерий:

— Командир, пошли меня и Мамерка в Умбрию. Мы напомним горцам о долге перед Этрурией и приведем тебе тысячу велитов.

Услышав такое обещание от никчемного эква, обычно думающего только о девках и вине, Септимус махнул рукой, соглашаясь.

— Разливай, Руфус! Выпьем за дружбу!

— Это дело! — Руфус с удовольствием взял на себя обязанности виночерпия.

— Прокулус, пригласи за наш стол офицеров легиона. Повеселимся сегодня от души!

— И вексиляриев не забудь. Давайте отметим столь славное начинание! За консула Этрурии Септимуса Помпу, нашего брата! — осушив залпом кубок, Руфус отправился за вином в подвальчик отошедшего к богам префекта крепости.

К утру в крепости все еще пировали. Правда, многие не знали, за что именно их новый командир выставил так много вина. В эту ночь имя Септимуса Помпы не произносили разве что спящие.

К вечеру следующего дня двести солдат под командованием старшего центуриона первой манипулы второго легиона Этрурии Гнея Публия выступили к Популонию, из порта которого, они поплывут на Ильву. Для тамошнего префекта у Гнея имелся свиток, опечатанный печатью префекта Гая Велия. Он якобы писал по поручению консула Прастиния, который для защиты рудников и порта в нынешнее смутное время посылает лучших своих солдат.

Еще через день и крепость обезлюдела: второй легион по Аппиевой дороге ушел к Тарквинии — городу царей Этрурии. (В Древнем Риме род этрусского происхождения, к которому принадлежали цари Тарквиний Приск и Тарквиний Гордый).

Неприступные стены, огромный акрополь, широкие улицы, вымощенные булыжником, оливковые рощи вокруг и в самом городе — таким увидел Тарквинии Септимус.

Еще вчера Этрурия казалась ему цитаделью цивилизации и могущества. Сегодня в компании отцов города, по большей мере богатых торговцев, он восхищался величием Тарквинии. И задумался о том, что именно Тарквинии заслуживают быть главным городом в Этрурии.

Септимусу не пришлось прибегать ни к уговорам, ни к силе. Он даже сохранил казну легиона в неприкосновенности. Отцы города, напуганные войной и желая избавиться от бездельников, не только собрали и вооружили для Септимуса две тысячи человек, но и щедро заплатили. Правда, в обмен на обещание выступить к развалинам Рима и договориться с сабинянами о вечном мире.

Седьмой сын разбогатевшего плебея, однажды избранного квестором (помощником консула) — Септимус, считавший невероятной удачей носить знаки отличия младшего центуриона, сейчас одетый в белоснежную тогу с пурпурной каймой, подаренную отцами Тарквинии, поднимаясь по ступеням храма Юпитера, размышлял о данном обещании: "Где ты сейчас, Мастама? Все по-твоему вышло. Но ты не сказал мне, как договориться с сабинянами. Может, дождаться вестей из Этрурии, а потом выступить на них?"

Помолившись по привычке Тину, Септимус смирился: к сабинянам он пойдет с миром, но не сам. У храма его ожидал Нума Помпилий, весьма уважаемый в Тарквинии человек. Выйдя к нему, Септимус радушно улыбнулся и сказал:

— Иногда Боги отвечают нам.

Нума искренне заинтересовался и, склонив голову набок, позволил себе спросить:

— Да прибудет с вами благословение Юпитера! Какую мысль Он вложил в вас?

— Я солдат, не политик, — Септимус задумался, а Нума закивал, соглашаясь. — Я умею сражаться, а не договариваться, — искусного торговца Нума Помпилия от такой преамбулы бросило в жар. — Вот я и подумал, а что, если с моими солдатами к сабинянам отправится такой человек, как вы?

— Наверное, близость к храму оказывает воздействие на нас обоих. Мне почему-то предвиделось, что я услышу от вас именно это, — грустно улыбаясь, ответил Нума.

— Я обещал мир! И я хочу мира. Но я не политик, — попытался оправдаться Септимус, чувствуя, что его предложение воспринято без энтузиазма.

— О чем вы собирались договориться с сабинянами лично для себя? — спросил Нума, став вдруг очень серьезным.

— Патронат над Остией, — не задумываясь, ответил Септимус.

"А этот легат не промах!" — подумал Нума и, увидев выгоду в намерении командующего легионом Этрурии, позволил себе поторговаться.

— В случае успеха нашей миссии, могу ли я рассчитывать на должность для моего человека в порту Остии?

Септимус был готов на что угодно, только бы избавиться от бремени самому вести переговоры с сабинянами.

— Конечно, уважаемый Нума. Я и сам хотел тебя просить о таком одолжении, но полагал, что две просьбы — это слишком много, — Септимус всего лишь хотел произвести впечатление вежливого человека, но, наверное, сегодня Боги покровительствовали ему.

Услышав такой ответ, Нума решил быть честен с ним.