Божественное вмешательство

— Ответ кроется в самом твоем вопросе, — ответил царь. — Этруски — господствующая сила Италии. Если мы покорим их, никто не сможет противостоять нам, и вся Италия окажется в нашей власти.

После короткого раздумья Киней спросил:

— И что же мы будем делать после того, как завоюем Италию?

— Ну, по соседству с Италией лежит Сицилия, плодородный и густо населенный остров. Там не прекращаются волнения и беспорядки, его нетрудно будет захватить.

— Это правда. А когда мы станем хозяевами Сицилии, что будет потом?

— А потом мы пересечем Средиземное море и достигнем Ливии и Карфагена. Расстояние не очень велико. Мы высадимся на африканском побережье с большой армией и легко покорим всю страну. Мы станем столь могущественны, что никто не посмеет бросить нам вызов.

— И это правда, — согласился Киней. — А еще ты сможешь легко подчинить своих старых врагов в Фессалии, Македонии и Греции. Ты станешь властелином всех этих народов. А когда выполнишь все эти планы, что тогда?

— А тогда, — сказал Пирр, — мы заживем мирно и спокойно, будем пировать и веселиться.

— У тебя уже есть все для того, чтобы жить в мире и спокойствии, пировать и веселиться. Так зачем пускаться в опасные походы, подвергать себя бесчисленным рискам, проливать море крови и в конце концов не получить ничего, кроме того, что ты уже имеешь?

Пирр взъерошил пятерней густой ежик волос, усмехнулся и ответил Кинею, заканчивая спор:

— Жизнь — это движение! Все живое движется. И в этом смысл. Мы молоды и должны сражаться, такая у нас судьба! Возьми лучших воинов и отправляйся в Тарент.

— Пусть будет по-твоему, мой царь, — ответил Киней.

Утром Киней с небольшим отрядом на кораблях послов отплыл в Тарент. Пирр энергично приступил к формированию армии. Через две недели двадцать слонов, три тысячи всадников и около сорока тысяч пеших воинов, погрузившись на корабли, отправились в плавание.

Наверное, боги решили испытать молодого царя. Небо над морем затянуло тучами, и начался чудовищный шторм. Корабль Пирра в одиночестве сумел достичь берегов Италии, но потерпел крушение. Пирр бросился в море и попытался вплавь добраться до берега. За ним, в поисках спасения, последовали и воины. Эта попытка стоила многим жизни.

К утру шторм утих и Пирр восславил богов, увидев на горизонте паруса кораблей. Увы, его радость оказалось преждевременной. От огромной армии у Пирра остались парочка слонов, пять сотен всадников и две тысячи пехотинцев. Рассчитывая на армию, обещанную тарентийцами, не унывая, он направился к Таренту.

На полдороге до Тарента его встретил Киней со своим отрядом. Увидев с царем столь малочисленное войско, он удивился:

— Мой царь, где же армия, с которой мы покорим Италию, а потом и полмира?

Пирр улыбнулся.

— Армию нам обещал Тарент.

Услышав такой ответ, Киней нахмурился.

— Тарент не даст того, что обещали нам его послы. Города к западу от Тарента напуганы победами тусков и не спешат отсылать своих воинов, — он хотел напомнить Пирру о злом роке, связывающем род Пирра и Италию, затем предложить оставить эту затею, но, видя, что даже эта новость не сломила решимость царя, промолчал.

Пирр въезжал в Тарент, словно уже победил тусков. Тарентийцы встречали эпирского царя с воодушевлением и ликованием. Впрочем, радовались жители города недолго. Пирр железной рукой стал править городом, будто находился в родном Эпире. Всех мужчин, способных носить оружие, призвали в армию, и военачальники Пирра тренировали их с утра до ночи. Пирр закрыл все увеселительные заведения и приказал воинам всех праздно слоняющихся по городу отправлять на ремонт городских стен.

Тарентинцы возражали, но им пришлось подчиниться, правда, некоторые вообще покинули город. Разумеется, бежали безвольные и подавленные, в то время как более стойкие и решительные остались. Организуя войско, Пирр не забывал и о городском укреплении. Он привел в порядок стены и ворота, расставил часовых. Так или иначе, положение в Таренте вскоре радикально изменилось. Из беззащитного города, населенного любителями праздности и удовольствий, он превратился в хорошо укрепленную и обороняемую надежным и дисциплинированным гарнизоном крепость.

Когда Пирру сообщили, что большая армия тусков под предводительством консула Мариуса Мастамы в трех днях пути от Тарента, он, не медля, выдвинулся навстречу.

Глава 29

Италийский полуостров по большей части покрыт холмами, а Пирру для сражения с тусками была нужна равнина. Он рассчитывал на фалангу, способную свести на нет манипулярное построение этрусских легионов, эффективное, по его мнению, только в сражениях с варварскими народами, атакующими толпой.

Свой лагерь он устроил на равнине между Пандосией и Гераклеей. Узнав, что этруски остановились неподалеку, за рекой Сирисом, Пирр верхом отправился к реке на разведку, осмотрел охрану, расположение и все устройство римского лагеря. Увидев царивший повсюду порядок, он с удивлением сказал своему приближенному Мегаклу, стоявшему рядом:

— Порядок в войске у этих варваров совсем не варварский. А каковы они в деле — посмотрим.

Мегакл, знающий мнение Кинея и то, что тот предостерегал Пирра от войны в Италии, счел лучшим для себя промолчать.

— Оставь у реки охрану. Нам стоит дождаться союзных лукан. Если туски полезут в реку, атакуй.

— Слушаюсь, господин, — ответил Мегакл и тут же послал одного из своих всадников за тарентийским ополчением.

Сирис — мелкая речушка. Когда туски начали переходить реку сразу в нескольких местах, греки, боясь окружения, отступили. Узнав об этом, Пирр встревожился еще больше. Он приказал своим военачальникам построить пехоту и держать ее в боевой готовности, а сам во главе трех тысяч всадников напал на строящихся после переправы тусков.

Заметный отовсюду красотой оружия и доспехов, Пирр делом доказывал, что его слава вполне соответствует его доблести, ибо, сражаясь с оружием в руках и храбро отражая натиск врагов, он не терял хладнокровия и командовал войском так, словно следил за битвой издалека, поспевая на помощь всем, кого одолевал противник.

Тем временем подошла построенная фаланга, и Пирр сам повел ее на этрусские легионы, стоящие в ожидании атаки. Фаланга двигалась медленно, и казалось, что по равнине, поросшей чахлой травой, идут не люди, а несокрушимый, ощетинившийся сарисами железный каток.