Божественные головоломки, или Война за любовь

– Чем бы оно ни было, если ради него устроили такую бойню, истребив почти неуязвимые создания, кому-то очень недоброму оно чрезвычайно понадобилось, - в тревоге промолвила Лиесса и сделала закономерный вывод, - а значит, понадобилось не для благих целей. Воистину, слухи о том, что темные собираются с силами могут быть оправданы.

Нрэн молча кивнул. Может, и хотел успокоить девушку, однако ее слова слишком походили на правду, чтобы мужчина мог позволить себе лживо утешительные речи, да и не умел он утешать. Куда успешнее Бог Войны привык решать проблемы с помощью меча. Вот паренек киалонец тот потянулся к сестре, ободряюще сжал ее руку, подмигнул. Принц на такое был не способен, поэтому выдвинул рациональное предложение:

– Выпей чаю, он хорошо успокаивает.

– А меда нет?
– Лиесса с тайной надеждой обвела взглядом стол.

– Меда нет, - бог искренне пожалел, что не захватил с собой этот омерзительно сладкий продукт.

– Тогда я лучше выпью вина, - решила лордесса, пригубила бокал со столовым красным и занялась перепелкой.

За все время ужина разговор о делах больше не заходил, ибо и лоулендскому принцу и киалонцам было ясно, пока Скалистый Источник Безумия не известит путешественников о дальнейшем маршруте, планировать ничего нельзя. Единственное о чем обмолвился коротко Нрэн, что спектакль на тему романтического увлечения прелестной киалонкой следует продолжать, тем паче, что зрители и не думали расходиться, вернее, разлетаться.

Поэтому первым палатку командира покинул герцог, съевший нынче за ужином больше отвратительных вареных овощей, чем за последний десяток лет минимум. Только мамочке удавалось прежде запихнуть в любимого сыночка столько гадости да и то лишь в пору раннего детства, позже Элегор в совершенстве овладел искусством выплевывания невкусной еды на максимальное расстояние с широким радиусом поражения и отстоял этим методом свои вкусовые пристрастия.

Лиесса, разумеется, задержалась наедине с 'трепетным поклонником'. Назвать таковым Нрэна, не опустив кавычек, было невозможно, не погрешив против истины. Скрытный, неразговорчивый, замкнутый - сколько угодно, даже чувственный, страстный и темпераментный, но не трепетный. Бог Войны был великолепен в постели, а вот ухаживать и выказывать чувства, какими бы глубокими они ни являлись, способен не был. Конечно, молоденькая девчушка из миров не могла сравниться с великолепной Богиней Любви, принцессой Лоуленда, в ее присутствии Нрэн не испытывал и тысячной доли стеснения, какое охватывало его в обществе неверной возлюбленной, однако, красноречия это принцу никак не добавляло. Да еще проклятый голод плоти, играючи разбуженный Элией. Голод, заставлявший его жадно исподтишка следить за грациозными движениями киалонки, дыханием, вздымающим грудь под тонкой блузой с высоким глухим воротом, застегнутой на дюжину маленьких пуговок, тонкими запястьями, показывающимися время от времени из кружева манжет, колыханием длинной юбки, обрисовывающей линию бедра... Бой мог бы принести краткое облегчение, но сражений не предвиделось. Хорошо еще, за ужином ни лордесса, ни ее брат даже не догадывались, какие мысли бродят в голове Меча Лоуленда. Позор! Он едва мог держать себя в руках и почти предвкушал возможность снова сжать девушку в объятиях, разыгрывая шпионов. А та, наивная, улыбалась и говорила, восторженно сияя синими глазами:

– Спасибо за ужин, ваше высочество.

– Я должен был пригласить вас, - педантично напомнил принц.

– Да, конечно, наш спектакль, - деловито согласилась Лиесса и весело, похоже, этот розыгрыш забавлял юную колдунью, прибавила: - Как хорошо, что вы напомнили!

Красавица принялась ожесточенно покусывать губки, мгновенно набухшие пунцовой розой, пощипывать зарозовевшие щеки и чуть-чуть растрепывать волосы. Потом девушка расстегнула четыре пуговички на воротнике-стойке, открывая ямочку между ключицами, и Нрэн отвел глаза. Длиннополый камзол без рукавов, наброшенный сверху на рубашку, скрыл его реакцию на маскарад, только вот с личными соображениями о том, что лучше бы Лиесса передоверила навести такой беспорядок в своем облике натуральными средствами с помощью собственных рук и губ мужчина ничего поделать не смог.

– Годится?
– не найдя зеркала в помещении, лордесса спросила мнение бога.

– Еще кое-что, - уступив искушению, Нрэн протянул руку и расстегнул две пуговицы на блузке, а третью оставил в петельке лишь наполовину. Кожа девушки на ощупь оказалась именно такой, как он думал: теплым, нежнейшим шелком, наверное, от поцелуев на ней долго краснели бы следы, а значит.... Уже почти не думая, лишь дав себе команду остановиться после первых трех, принц притянул лордессу к себе и прошелся долгими поцелуями от ее шеи и ниже, впрочем, не настолько низко, насколько хотел. Перед внутренним взором бога еще мелькали весьма красочные видения о разорванной блузке и тончайшей нижней рубашке, о маленьких розовых сосках на упругих грудях, накрытых жадным ртом, о сметенной со стола вместе со скатертью посуде и роскошном блюде всему на замену, когда Нрэн, отстранившись, сухо пояснил:

– Теперь достоверно. Таких следов самой не сделать.

– Понятно, - поблагодарила девушка, положив руку на грудь, ее дыхание сбилось. Наверное, он слишком сильно стиснул ее в объятиях. Лордесса отступила к выходу из палатки, за пологом которой стояли на страже бдительный караул и сидело несколько посыльных, не утративших иллюзий по поводу стоицизма своего командира лишь в силу заклятья, не пропускавшего из помещения наружу звуки. У самой двери Лиесса подняла глаза на Нрэна и промолвила чуть громче, почти благоговейно: - Теперь знаю, кто привнес красоту в стены Граммена! Прикосновение мастера чувствуется даже в простом походном убранстве! Смертным остается лишь восхищаться: чувством красоты и соразмерности, свойственным богам в большом и малом! Вы удивительны, принц, не только величайший воин миров, но и тонкий художник в душе, как должно быть счастлива та, которой вы подарили свою любовь!

Лиесса выскользнула из палатки, а Нрэн с горьким сарказмом повторил слова девушки:

– Счастлива....

Да, конечно, Элия бывала счастлива. Только его любовь никакого отношения к сему состоянию не имела. Что мог подарить великолепной богине грубый солдафон, которого лишь неопытная девчонка сочтет тонким художником и великолепным любовником? Что бы он ни бросил к ногам богини: сокровища, миры, головы поверженных врагов, свою жизнь, сердце, душу, - все в пустую. Лишь таинственная, исполненная снисхождения полуулыбка, или, что гораздо хуже, недовольный изгиб бровей.

Принц прошел в свою спальню, открыл дверцу узкого шкафа благородного дерева темно-коричневого покрытого матовым лаком суранга, все еще источающего слабый терпкий аромат. Там висело единственное в палатке зеркало, перед которым бог распахнул рубашку. На груди не осталось ни одной царапины, выцвели даже розовые полоски. Только память еще хранила яркие картины безумной пляски тел, зажигающие неистовым огнем и плоть, и душу. Бог снова усмехнулся, скорее гримаса страдания, чем улыбка отразилась в зеркале. Собственное искаженное мукой лицо показалось мужчине уродливой мордой.

'Счастлива!... Элия уж точно счастлива, что не видит эдакого чудовища!
– Нрэн до крови закусил губу и подчеркнуто аккуратно притворил дверцу вместо того, чтобы шарахнуть и разнести ее вдребезги, как хотелось.
– С чего эта соплячка вообще взяла, что любовь несет счастье? Начиталась слезливых романчиков или наслушалась сладких песенок менестрелей?'

Бог был так спокоен и покой этот был его счастьем, пока не потерял голову от одного взгляда кузины, и сердце не начали рвать на куски ревность и боль. Хотя, влюбись он в какую-нибудь глупенькую красотку из миров, счастливую уже одним тем, что до нее снизошел бог, все было бы иначе. Только разве он смог бы увлечься такой надолго? Да, Элия стерва, но именно ее такую Нрэн и жаждал сильнее всех женщин Вселенной.

Не ведая об очередной порции душевных мук, коими сладострастно терзал себя воитель, Элия и герцог вернулись в палатку. Принцесса удалилась на свою территорию с целью выбора из репертуара Лиессы нескольких туалетов, ориентированных на достижение максимального эффекта сразу по нескольким направлениям. Первое - одежда должна была быть удобной для путешествия. Второе - она должна выглядеть мило и изысканно, вызывая при этом подсознательные чувственные ассоциации у Нрэна. Вот как та блуза с пуговичками, надетая к ужину. Элия была уверена, стоило ей проявить чуть больше энтузиазма, принимая 'конспиративные' ласки принца, тот не удержался бы и разложил соблазнительную лордессу прямо на ковре или столе, насчет выбора предмета мебели богиня уверена не была, но склонялась к последнему.

Словом, Богиня Любви была чрезвычайно занята, а Элегор оказался перед выбором: отправиться прошвырнуться по лагерю или попытаться изучить поподробнее сувенир из Храма Забытых Хранителей. Еще до ужина с Нрэном обсуждая нанесенные неизвестным врагом разрушения, боги терялись в догадках, каким образом удалось нападающим уничтожить практически неуязвимых в броне онвахта Хранителей. Не существовало заклинаний, способных разнести на куски минерал, служащий прибежищем души, и никто из лоулендцев не слышал о существовании оружия, способного на такое. Обыкновенным способом борьбы с носителями плоти онвахта было заключение таковых в вязкую субстанцию вроде смолы или магические оковы, из которых они не могли вырваться. Но разнести онвахт на куски? Лишь сила стихий огня и льда при длительном воздействии, пожалуй, могла причинить подобный ущерб неуязвимому материалу. Однако, следов такой магии в мире Храма не прослеживалось. Элия, выслушав все, что было известно о камне Элегору, выдвинула довольно нелепую, но единственно допустимую при имеющихся данных версию: 'Либо нападающие обладали несколькими образчиками уникального оружия, способного разрушить онвахт (следы чего-то острого на камне являлись довольно убедительным доказательством), либо грозной магией, которая выдернула помещенные в онвахт души, а разбить опустевшие оболочки, ставшие обычными статуями, не составило труда. Но какое заклятье способно на такое, богиня опять-таки сказать не могла, а потому дискуссия завяла, так толком и не начавшись.