БП. Между прошлым и будущим. Книга 1

Николай Лавров, высказывая свои опасения, был более конкретен:

— Эйфория первых послепутчевых дней прошла. Повседневная жизнь берет свое, и сегодня уже ясно: если в течение двух-трех месяцев на полках не появятся продукты, народ не поймет, что именно сейчас то время, когда надо потуже затянуть пояса и терпеть, то есть пойти на то, к чему всегда призывали советские власти. Ведь только теперь впервые забрезжил свет в конце туннеля. Но люди вконец измучены, и в массе своей такой призыв не примут.

Вот если бы появились продукты, они поверили бы — есть стимул работать. Неважно, где взять деньги — продажей ли неприкосновенного запаса золота, территорий ли… Что нам эти Курилы, голодными смотреть на них и знать, что они наши? Вон на рынке мясо уже 80 рублей килограмм, а того и гляди, будет 160… Кто же его сможет купить?

— Ну, хорошо, продадут какие-то земли… Так территория ведь — не шагреневая кожа, она не растягивается бесконечно! И золотой запас, говорят, уже на исходе…

— Главное, заставить людей поверить! — упрямо повторил Лавров.

А вот комментарий студенток. Ира и Вера:

— Настроение у наших сверстников — беспросветная тьма.

Какая это демократия — болтовня сплошная! Нужно немедленно ввести в полной мере частную собственность — тогда люди будут работать. Все ужасно надоело. После путча первые дни была какая-то надежда, люди стали прислушиваться к призывам сверху… А сейчас — все, как было до него. Я три дня слушала правительственные дебаты, — заключила Ирочка, — и бросила. Они все обсуждают, кто где был эти три дня.

— Болтовня! — жестко повторила за нею сестра. — Такое ощущение, что тебя надурили…

И ведь действительно так, заметил наш собкор в Москве Валерий Бегишев, когда я передал ему этот разговор. Вот рассуди, что они делают. Автомобили делят! Расформировали базу ЦК КПСС — сотни машин освободились. Ну, спросили бы народ — кому нужнее? Ведь у нас больницы без машин, детские сады, таксопарки… Все подобрала под себя новая номенклатура! Отданы машины Совету Министров России и ее Верховному Совету.

А что с продовольствием? Кому об этом лучше знать, как не работнице продовольственного магазина — и я привожу ее рассказ:

— Существует ведь где-то еда. Я не говорю о той, что растаскивается в пути — как было с помощью Чернобылю. Под Москвой стоят неразгруженные вагоны — некому работать. Набирают студентов, приходят ребята, начинают таскать ящики — и вдруг, невесть откуда, появляются здоровые спортивного вида мужики: вам, говорят, сколько здесь платят? Двадцать рублей? Вот вам тридцать — и убирайтесь отсюда, чтобы духу вашего здесь не было. Это мне моя племянница рассказывала — она была среди этих студентов.

Или возьмите наши кооперативы. Это же на 80 процентов спекулянты! Закупают товар в государственных магазинах и перепродают его по тройной цене. На прошлой неделе у нас в магазине продавался ликер «Вишенка» — по 7 рублей бутылка. Раскупили мгновенно. А сегодня он в кооперативных лотках по 50 рублей! Если бы я взяла себе ящик ликера и перепродала его — меня тут же арестовали бы. А им — можно. Или еще пример: в нашем же магазине раскупают муку, как только появится, опять же по госцене. И мясо — добавив мяснику «на лапу». Напекут из нее пирожков и продают втридорога! Нет, чтобы договор с совхозом заключить…

— Так ведь они же вкладывают свой труд в эти пирожки! — попытался возразить ей я.

— Чего там…

Мое замечание повисло в воздухе.

Рясной картину происходящего описывал более масштабно. И — более зловеще:

— Республики размежевываются, все хозяйственные и экономические связи разорваны. Знаешь, чем это кончится? Огромным витком инфляции. И большим голодом. Вот тогда народ снова выйдет на улицы — но уже по-серьезному.

Эмоциональный подход в оценке стоящих перед страной проблем в комментарии Юрия Субботина отступал на второй план — со мной говорил аналитик.

— Конечно, — говорил он, перекладывая высокие стопки только что положенных ему помощницей на стол телетайпных сводок, — сейчас проявляется ряд негативных последствий путча. Происходит смена власти, перестройка управления — и затормозились те реально действовавшие уже процессы восстановления экономики, которые успели сложиться к середине этого года… Плюс ко всему еще идет безостановочный митинговый процесс.

Знаете, есть такая наука — теория катастроф. Она учит — любая перестройка системы после мгновенного положительного эффекта автоматически дает и эффект негативный. Потом все снова идет на повышение положительных показателей, и если в основу заложен правильный расчет — то эффект будет весьма существенным. И я верю в правильность нашего расчета. К тому же я люблю свою страну и верю в нее, в ее людей, — позволил себе эмоциональную ноту Субботин, завершая этот тезис.

Любопытно, что такой, казалось бы, далекий от Субботина человек — и по философии, и по жизненному опыту — как писатель Битов, в этом оказался с ним полностью солидарен.

— Мой оптимизм, — внушал он мне, — базируется только на ощущении чувств и эмоций людей, возникшем у меня в эти три дня. Только на нем! Все остальное, — после некоторого раздумья добавил он, — быстро приводит в уныние. Представляешь, прозаседав столько дней (он говорил о недавно закончившейся сессии Верховного Совета СССР), разошлись, не приняв ни одного закона — ни о земле, ни о собственности, ни о свободе выезда…

Таким образом, мы по-прежнему остаемся беззаконным обществом. А без законов я не вижу никакого продвижения. Права людей по-прежнему не охраняются. И еще, говоря о людях, — нельзя постоянно жить с ощущением, что на нас может кто-то напасть. А в нас это еще есть. Надо полностью разоружиться — уже сейчас. Выбросить к черту все эти смертельные игрушки!

Разговор наш состоялся перед самым моим отъездом из Москвы — недели за две до инициативы Буша, поддержанной Горбачевым о взаимном сокращении стратегических видов вооружения. Слушая выступления того и другого, я вспомнил Битова. Вот когда слова писателя, едва он успел произнести их, стали пророческими.

Неожиданно единодушной оказалась реакция моих собеседников на вопрос — нужна ли стране помощь Запада?

— Самим нам не справиться, это уже ясно! — почти не задумываясь, ответил Розовский. — Но, — тут же добавил он, — любые подарки вредны. Нам следует немедленно открыть все наши границы, предоставить все возможности для ведения у нас зарубежного бизнеса, для создания совместных предприятий. Если нужно, продавать землю — так делают во всем мире, и слова о том, что нельзя этого дозволять — псевдопатриотические. Прямая же помощь нужна тоже, но очень ограниченная и временная: все сгниет, попадет не в те руки. Главная беда в том, что у нас нет сегодня профессионалов. Мы действительно должны учиться заново, причем самым элементарным законам хозяйствования. И мы научимся им! Ты же помнишь, я — оптимист!