БП. Между прошлым и будущим. Книга 1
Шрифт:
Главным редактором стал Чаковский и он взял себе заместителя из «Вечерней Москвы» по фамилии Сырокомский. Чаковский был человек хитрый и умный. И он дал Сырокомскому задание набрать новый коллектив. Потому что он знал: если Сырокомский наберет плохой коллектив, он его уволит. А если Сырокомский наберет хороший коллектив, то редакция будет работать. И Витьку Веселовского взяли, а он вспомнил про меня и позвонил: «Приходи ко мне заместителем, потому что мы будем делать сатиру и юмор».
Я был знаком с сатирой и юмором, я знал всех сатириков по разным обозрениям, по капустникам: Горина, Арканова, Розовского и других. Он меня, наверное, потому и позвал. И, кроме того, я был хорошим работником. Я бы даже сказал, что был отличным редактором. Таких сейчас не делают! Я гордился собой: я умел это делать, я любил это делать. Веселовский говорит: «Сиди, сейчас тебя вызовет
Я не знаю, как это вообще пришло мне в голову. Это была чудовищная смелость, потому что где, действительно, было взять еженедельно полосу веселого материала при советской власти? Мы даже не знали, как назвать эту страницу. Это был чистый экспромт. «Клуб 12 стульев» появился чуть-чуть позже… А я пришел в первый номер новой «Литературки»… Сырокомский говорит: «Это какая-то довольно странная идея… надо подумать. Подождите меня в коридоре». Я сел в его приемной, а Витька стоит в его кабинете.
Сырокомский говорит: «Ну, давайте его дело, давайте посмотрим…». Открывает мою анкету, и я слышу: «Вы что, с ума сошли! Да что же это такое, у нас же явный перебор! И вы знали это, Виктор Васильевич… И вы же знаете — меня съедят в ЦК, а вы опять их приводите! У нас русская газета, в конце концов. И потом, кто сможет сделать целую страницу?». Я открываю дверь, потому что все слышу, и говорю: «Я это сделаю. И, кроме того, вы уже сказали, что я принят…». Вот такая наглость… И тогда он сказал: «’А я своих слов не меняю». А я ему: «Спасибо, Виталий Александрович!».
Так мы стали работать. И работали очень хорошо, потому что я сразу отказался от армии сатириков-«крокодильцев», кроме пятерых: эти пятеро были очень талантливые поэты — Лившиц, отец Леши Лосева, Бахнов, замечательный поэт и замечательный сатирик, Масс и Червинский… Старику Рыклину я давал что-то делать, хотя он, конечно, к тому времени уже был не смешон. В газете мы поместили объявление: мол, у нас большая страница, а авторов мало, и поэтому просим читателей принять участие в нашем деле. Для этого у нас открыт свой отдел писем, и всё, что будет талантливо, мы напечатаем. И подписались: Администрация «Клуба 12 стульев». Мы так себя назвали. Почему мы себя не назвали по именам? Мы думали, что мы не будем вечны, а когда-нибудь потом историки откроют архивы и скажут: ах, так вот это были кто! Вот так мы играли в дурацкие игры.
Я привлек тех, кого мало печатали или не печатали вообще, потому что они были остры: Горина, Арканова, Розовского, Богословского, Сашу Иванова — я открыл его тогда. И еще я открыл 200–250 авторов хорошего класса, включая такого мальчика, как Сережа Бодров, который недавно чуть не получил премию «Оскар» за свой фильм «Кавказский пленник».
Мы работали очень тяжело: потому что было надо мной девять цензур. Причем, я был беспартийный — ты не забудь! И меня контролировало девять вышестоящих товарищей, включая двух членов редколлегии, двух замов и главного редактора в конце концов. Если им что-то не нравилось, они ставили галочку — и материал слетал. Единственное, чего я добился: каждый материал я показываю четырем разным людям; четыре раза — одному нравится, другому не нравится. После четырех раз, если он не нравится, материал шел в папку «нет», и я больше не мог его показывать. У меня была папка «нет» в два этажа. Для того, чтобы сделать одну газетную страницу, я делал их четыре — каждую неделю. Это почти шестнадцать страниц на машинке, почти печатный лист. Печатный лист первоклассного юмора и сатиры — довольно трудное дело.
Но была читательская поддержка… Потому что мы придумали читательские рубрики: «Фразы», «Рога и копыта», «Ироническая проза». В Ленинграде появилась целая плеяда сатириков, братья Шаргородские, например; приходил несчастный Довлатов, которого я никак не мог напечатать. Я воспитал целую плеяду художников-карикатуристов, и четверо из них у меня были фаворитами — Вагрич Бахчанян, Виталий Песков, Владимир Иванов и Игорь Макаров. Мы работали очень напряженно.
Они требовали, чтобы я вступил в партию. А я говорил: «Не нужен я в партии: если я буду в партии, я буду следовать партийной дисциплине, а значит, ни одного острого материала не пройдет. Но
без острого материала — что за газета! У вас был 300 тысяч тираж, а мы вам сделали 3 миллиона». Помню, мы заказали профессору Шляпентоху социологическое исследование, и он показал, из-за чего вырос тираж: на первом месте по читательским отзывам была 16-я страница, «Клуб 12 стульев», потому что нашу газету читали по-еврейски, справа налево, с конца то есть. Их, эти отзывы, они не могли поставить на первое место. В «Литературной газете» на первом месте должна быть литературная часть, потом международная страница, а «Клуб 12 стульев» — на третьем месте. Но я обиделся и сказал, что у них ложная, советская социология: мы-то знаем, что тираж газеты вырос из-за сатирической страницы.И так было восемь лет. А после 68-го года стало невозможно дышать — цензура заработала как бешеная. Они боялись каждого намека, даже если это был невольный намек.
Например, когда вошли танки в Прагу 21 августа. Газета вышла 22 августа, в среду. Естественно, материал был подготовлен загодя. У нас была такая рубрика: «Что бы это значило?». Мы давали фотографию, а читатель должен был придумать подпись к ней. И самые остроумные ответы мы помещали. В тот раз фотография была грузинская: сидит старик, заложив четыре пальца в рот, и свистит. Что бы это значило? Я говорю: Витя, мы пропали, мы получим два миллиона писем с подписью: «Это мое отношение к вторжению в Чехословакию!»
Чаковский был в ярости. И действительно, мы получили множество писем с такой подписью. Отдел писем курировал КГБ, и все «плохие» письма отсылались туда, а люди сумасшедшие, пишущие такие вещи, ставили свои подписи и обратные адреса… Естественно, жди неприятностей. Но мы же не знали, что будет вторжение! «Почему поместили эту провокационную карикатуру?» — «Да откуда нам знать, что вы войдете туда?» — «Как вы смеете так говорить — это наша армия, освободительная!»
— Что, действительно на таком уровне разговаривали? — почти не поверил я.
— Клянусь! Обращаюсь к Артуру Сергеевичу Тертеряну, заместителю главного редактора. «Артур Сергеевич, дорогой, ну не будем детьми! Откуда мы знали, что вы войдете?» — «Что значит, «вы»? — «мы» вошли!»
Всё это осталось в истории. И сегодня историк будет смотреть и скажет: смотри, какая смелая фотография в дни вторжения! А мы это сделали за два дня до вторжения, но это редакционный секрет, который через тридцать лет можно рассекретить.
А тексты действительно мы печатали замечательные. «Бурный поток», например, придумал и писал Марик Розовский. Он же выдумал Евгения Сазонова. А потом уже мы все писали. Но первая строчка была его. Это было очень мило. Администрация «Клуба 12 стульев» — это были Веселовский и Суслов. Мы придумали приз «Золотой теленок». Между прочим, мне присудили этот приз несколько лет назад, я уже был в эмиграции, и они напечатали какой-то мой рассказ и за него мне дали «Золотого теленка», которого я и придумал. Это было трогательно. Они прислали диплом. Я спросил: «А деньги, деньги-то где?» И они сказали: «У России больше нет денег». Так что ничего у них не изменилось.
— А «Литературная газета» тебе попадается? — поинтересовался я.
— Я её выписываю — на работу, её и «Независимую газету». В Информационном агентстве США (ЮСИА) я уже много лет — 23 года. Из них 15 лет был в журнале «Америка» редактором. Последние пять лет работаю в ЮСИА, делаю так называемый «русский файл»: это американская беспристрастная информация, получаемая мной из всех американских источников, начиная от Белого дома и кончая Министерством обороны и Организацией Объединенных Наций. Я компоную её в блоки по 10 тысяч слов и посылаю на перевод в Россию, в Москву. У меня там бюро, очень хорошее, с ним я работаю много лет. Это американская компания, открывшая такой бизнес.
— И они за ночь переводят тексты?
— Да, утром я прихожу, а на моем компьютере уже полный русский перевод. Я редактирую его, посылаю обратно в наши посольства в бывшем Советском Союзе. А они уже распространяют его по правительственным и другим организациям. И мы пользуемся большим успехом. Это единственное американское печатное издание такого рода на русском языке.
— Выходит, «Литературку» ты выписываешь по долгу службы?
— Как тебе сказать… Я смотрю, как они делают «12 стульев». Это дело продолжает мой старый товарищ Паша Хмара. Но… понимаешь, там сейчас свобода слова, и поэтому наш подпольный эзопов язык вроде ни к чему. Тогда это было — да! А теперь это все можно говорить вслух. И когда ты говоришь вслух, это уже не сатира, а публицистика. Уже другое качество. И уже — не то. Это уже не та страна.