Брачный сезон, или Эксперименты с женой
Шрифт:
Отчасти Катька, разумеется, соответствовала этому эпическому образу. Я почти любил ее, напрочь забыв о том, что приключалось со мной уже не раз. Я склонен идеализировать людей, которых не видел хотя бы день. А когда эти люди оказываются во плоти и крови, а не той иконой, что создал я в своем воспаленном воображении, я начинаю возмущаться.
Вот наконец и телефонная будка. На втором этаже дома, к которому привалилось это убогое сооружение, красновато светилось Катькино окно. В подворотне у подъезда мадам Колосовой кучковались какие-то подозрительные личности.
Я заглянул в будку через разбитое стекло. Проверить,
– Кать, - сказал я после бодрого, несмотря на позднее время, Катькиного "але", - к тебе можно?
– А-а, Васильев... Объявился, голубчик. Что ж, заходи, если не боишься сюрпризов, - непонятно отозвалась моя подруга.
– Через сколько лет мне ожидать твоего пришествия?
– Я из автомата. Так что минуты через две...
Минуты через две я стоял в плотном кольце тех самых личностей, что от скуки толклись в подворотне.
– Брат!
– миролюбиво обратился ко мне щуплый человечек в короткой кожанке и тут же, вопреки всяким правилам стиля, добавил: - Рваные гони! Мелочишкой побалуй!
Не успел я ответить, как из задних рядов раздалось:
– Да что ты цацкаешься с этим очкариком! Дай ему в рыло, и будет с него...
Голос показался мне знакомым, и я инстинктивно вытянул шею, чтобы посмотреть, кому он принадлежит. Видимо, человек в кожанке воспринял этот жест как некую угрозу и, подпрыгнув, с размаху залепил мне кулаком в переносицу. Мои очки сложились пополам. Я как сноп рухнул в лужу, успев меланхолично подумать: "Это уже четвертая пара за год. До зарплаты далеко. На какие, спрашивается, шиши..." Мысль утонула в мягком мареве. Это был нокаут.
– Ты что это там, стервец, роешься?
– услышал я напоследок Катькин голос откуда-то сверху (видимо, она вышла на балкон).
– А ну проваливай отсюда, пока...
"Он лежал на песке, раскинув ноги в парусиновых брюках, и ловил последние лучи уходящего солнца. Последние лучи в его благородной жизни..." Кто же это написал?
Я почувствовал чьи-то пальцы во внутреннем кармане своего пальто. Открыв глаза, увидел над собой напряженное бугристое лицо нашего физкультурника Мухрыгина и отворот знакомой адидасовской куртки. Я хотел что-то сказать. Вроде: "Все грабишь, а знаний-то - нет", - и провалился в глубокий омут.
Рефери медленно досчитал до десяти. Я выбрался из нокаута и открыл глаза. Адидасовца Мухрыгина рядом не было. Вместо физкультурника надо мной склонились рыжие космы взволнованной мадам Колосовой. Может, Мухрыгин мне попросту пригрезился?
– Ну ты как, ничего?
– спросила Кэт, подбирая с моей груди заботливо сложенные хулиганами руины очков.
Я промямлил нечто невразумительное. Катька покрутила два стеклянных кругляшка с дужками.
– Здорово они тебя, Васильев, здорово. Надо было посещать в детстве секцию бокса. Ладно, очки я склею. Скотчем. И видно ничего не будет... То есть никто не заметит. Потом купишь новые. А кстати, - вдруг озаботилась моя подруга, - как у тебя с наличностью? В твоем трупе кто-то копался.
Я запустил дрожащие грязные пальцы в карман. Там, разумеется, было пусто. Я принялся обшаривать внутренние швы. Но Кэт снова подала голос:
–
Васильев, ты что, в луже на всю ночь устроился?– Мне вообще-то только к восьми на работу.
Я зашевелился и попытался встать. Катька подлезла мне под руку и пропыхтела:
– Ну и слонина же ты, Васильев. В кого только, не пойму...
Обнявшись, словно пьяные водопроводчики или влюбленные шестиклассники, мы с Катькой медленно побрели к подъезду. Над ним тускло светилась бесполезная лампочка.
– Ой!
– вдруг вскрикнула Кэт.
– Сень, ты себя видел?
– Да, - ответил я, - и неоднократно. Видишь ли, уже несколько десятилетий я иногда заглядываю в зеркало.
– А в данный момент?
– Зеркало забыл, - съязвил я.
– Ну и хорошо. Лучше ты сегодня в него не заглядывай.
Но встречи с зеркалом избежать мне не удалось. Прямо с порога, в грязных ботинках и пальто, Катька протащила меня в свою розовенькую чистую ванную. Пока она набирала воду, чтобы замочить поруганную преступниками одежду, я неуверенно покосился на зеркало. Из-за флакончиков и тюбиков, толпящихся на стеклянной полочке, на меня глянула помятая близорукая морда. Под глазами морды медленно, но верно растекались два фиолетовых пятна. Я отпрянул.
– Слушай, - оторвалась мадам Колосова от ванны, - может, тебе голову забинтовать? Все лучше, чем такая акварель...
Я хотел было отказаться, но не успел.
– Прямое попадание в переносицу, - прощебетал знакомый голосок и тут же успокоил: - Гематомы будут еще больше. Это я говорю как врач.
Я обернулся. В дверь ванной просунулась каштановая прядь, а за ней голова театралки Марины.
– Это и есть твой сюрприз?
– недовольно буркнул я.
Катька молча погрузила мое пальто в воду.
Глава 8
Примите соболезнования
– Ты понимаешь, он такая сволочь!
– говорила Марина, обращая на меня не больше внимания, чем на диван, на котором я сидел.
– Я ему говорю, ты что же, не понимаешь, что я ночь не спала? Хоть бы позвонил! А он в ответ какая ерунда! Мне некогда было, а у тебя все время занято... А сам водяру глушил в редакции своей. Потом, небось, к бабе поехал... Некогда ему! Хоть бы денег от этой его занятости прибавилось! Третий год живем на мою зарплату!
– Ну а ты чего?
– не выдержала Катька. Уже четверть часа разговор крутился вокруг взаимоотношений Марины и ее непутевого мужа.
– А что я? Не удержалась и выложила ему все как есть. Обозвала его идиотом. И говоришь ты, мол, как идиот, и ешь как идиот, и уходишь как идиот, и приходишь - тоже как идиот. И вообще, если бы кто-нибудь устроил конкурс идиотов, ты бы наверняка занял первое место. Так и сказала! Он, разумеется, покраснел от ярости, а я продолжаю: хотя нет, ты бы занял второе...
– А он чего?
– опять вставила Катька.
– Он? А он спрашивает: почему это второе?
– А ты?
– А я отвечаю: да потому, что ты - идиот!
– И
– Сильно!
– Катька восхищенно зашелестела ресницами.
– И что дальше?
– А дальше, - Марина энергично всхлипнула, - дальше он хлопнул дверью...
– И до сих пор не объявился?
– До сих пор.
– Марина готова была зареветь в голос.
– Может, ты позвонишь, Катюш? Вдруг он дома, а я у тебя...