Брак без выхода. Мне не нужна умная жена

Этот мужчина умрет, если ты не приведешь себя в это состояние, дорогая. Как тот щенок. Ты этого хочешь?

Не хочу.

Резко распахиваю глаза и снова прикладываю пальцы к его смуглой коже. Она горячая, шпарит. Это же хорошо? Чувствую мускулы и силу, которая сейчас дремлет, но не умерла! От восторга из груди вырывается тихий смешок, и да, я на мгновение думаю, что меня одолел самообман, ведь это возможно. Адекватности во мне ровно вполовину меньше, чем обычного, а этого катастрофически мало — мне всего-то восемнадцать. Исполнилось позавчера.

Ладно, будем считать, что он действительно жив.

Слегка толкаю его в плечо и хрипло прошу:

– Пожалуйста, откройте глаза…

Никакой реакции.

Он лежит во тьме, окутанной последствиями ада. Он не двигается. Но он дышит? Возможно, я не берусь утверждать на сто процентов. Надо проверить. Приближаюсь и прислушиваюсь, и пусть я все еще не совсем доверяю себе, но мне кажется, что он дышит, а этого уже много.

Наверно, потерял сознание.

Как его в чувства привести — я без понятия; воды или нашатырного спирта ждать не приходится. Помощи тоже. Вокруг нарастает какофония из громких стонов и плача, где-то вдалеке раздается истошный крик. Я резко поворачиваюсь и вижу, как молодая девушка хватает за руку мужчину, тянет, но он лежит. Его глаза открыты, и в них больше нет жизни. Мне не нужно пытаться прощупать его пульс или почувствовать дыхание. Из его правого виска торчит огромный осколок стекла, кровь залила белую рубашку и пол. С таким точно не живут…

Она, наверно, в шоке. Не понимает пока, и это до ужаса печально…аж сердце на разрыв.

Я снова чувствую слезы, чувствую, как к горлу подступает желчь, и что меня сейчас точно стошнит, поэтому резко отворачиваюсь и прикрываю на мгновение глаза. Нельзя. Надо думать сейчас не о себе, а о мужчине.

Сосредотачиваюсь на нем. Может быть…он тоже ранен? И пока я тут ворон считаю, умирает?

Осознание шпарит огнем. Я резко хватаюсь за его тело и стараюсь рассмотреть что-то опасное, но вроде бы, он цел. Потом опускаю руки на пиджак и расстегиваю его. На внешнюю часть ладони падает его галстук, и крест обжигает холодом.

Как в могиле…

Стараюсь стряхнуть ярмо паршивых мыслей, опускаю глаза…и застываю. На его животе уже расползлось огромное, уродливое пятно крови. Красной, от которой дико пахнет железом и сводит челюсти…

– Нет… - шепчу или, может быть, каркаю.

Когда-то я мечтала стать ветеринаром, после того как на моих руках умер щенок. Он тоже истекал кровью, а я совсем не знала, как ему помочь. Мне только и оставалось, что громко плакать и звать на помощь. Отец прибежал, но он опоздал, и я еще целую неделю продолжала плакать и грустить, пока не решила узнать абсолютно все, чтобы такой ситуации со мной больше не повторилось. Именно в тот момент, кстати, я четко решила, что стану ветеринаром, пока, конечно, не возненавидела больницы и все с ними связанное, но это не главное. Я помню, что прочитала в интернете о том, как правило вести себя с ранеными.

Действую быстро. Первое: разрываю его рубашку на груди и животе. Второе: стараюсь, чтобы при виде огромной раны чуть ниже пупка меня не стошнило. Третье — прижимаю руки к ней, чтобы остановить кровотечение.

– Давай, давай, все хорошо. Все. Хорошо. Лили, все хорошо.

Уговариваю, шепча слова как мантру. По-хорошему надо сделать повязку, но из чего ее делать, я понять не могу. Тем более, боюсь, что время идет на секунды, а рисковать слишком страшно. Знаю, что так делать нельзя. Знаю! У меня грязные руки, я могу занести грязь, но…я очень надеюсь, что совсем скоро прибудут спасатели и смогут справиться с грязью, которая может попасть внутрь. Как справиться со смертью путем обескровливания пока не придумали.

Шумно выдыхаю.

Густая кровь на коже, как горячий суп-пюре. Я так и стараюсь думать, чтобы меня не стошнило, хотя тошнит все равно. Не смотрю. Все осознание действительности отодвигаю в сторону, продолжая представлять на месте крови — суп. Откровенно плохо выходит из-за отвратительного запаха, но я обманываю свой мозг пока успешно. Стараюсь дышать ртом, хоть и зубы колотят друг о дружку.

Раз-два-три-четыре-пять

Раз-два-три-четыре-пять

Раз-два-три-четыре-пять

Вышел зайчик погулять…

Недумайнедумайнедумай…

Не думай!!!

Боже. Пальцы соскальзывают, но я упорно жму их к ране, а в следующее мгновение слышу тихий стон и резко распахиваю глаза. Медведь, кажется, приоткрывает свои…

– Не волнуйтесь, - шепчу сбито и рвано, - Помощь скоро будет, вы только держитесь, хорошо? И я буду держать. Я не отпущу. Ни за что не отпущу, клянусь вам. Вы тоже будьте тут, ладно? Пожалуйста…

Может быть, мне только показалось, что он пришел в себя, но это в следующее мгновение неважно. Я слышу оглушающий вой сирен, выдыхаю с облегчением, и с губ срывается нервный, полный какого-то откровенного благоговения, смешок.

– Они приехали!
– радостно выдыхаю, бросаю на него взгляд и снова поднимаю глаза на то, что осталось от дверей ресторана, - Пожалуйста, помогите! Сюда! Мы здесь! Помогите!

Время одновременно тянется, как гребаная резина под палящим солнцем, оставляя на асфальте уродливые, черные кляксы. Но вместе с тем, все происходит так быстро…

Я вроде только моргнула, а уже вижу силуэты. Снова моргнула, рядом сидит мужчина и что-то мне говорит. Моргаю еще раз, медведя переносят на носилки и резко поднимают их. Они гремят, колесики подскакивают на неровном полу — я отступаю в сторону, чтобы пропустить бригаду, как вдруг мое запястье обхватывает большая, сильная ладонь.

Как удар током.

Вздрагиваю, дергаюсь и резко опускаю глаза…сталкиваясь ими с Медведем. У него на лице маска для кислорода, которую через мгновение он медленно отодвигает и хрипло шепчет.

– Она. Со мной…

Это не так, но меня никто не спрашивает. Каталка мчит вперед, меня тянут следом. Может быть, надо сопротивляться? Но в голове такая каша, что я не могу…в себя прихожу уже в экипаже скорой помощи.

– …Вы меня слышите?
– врач пару раз дергает фонариком рядом с моим лицом, - Девушка, вы…

– Я слышу…

Киваю, потом тру лоб сгибом запястья.

Руки все в крови…

– У вас есть…

– Да.

Мне выдают полотенце, которое я комкаю скорее руками, чем вытираю их. Сама судорожно наблюдаю за тем, как Медведю оказывают первую помощь. Вкалывают что-то, осматривают, потом слышу.

– Повезло. Рана серьезная, мог бы кровью истечь…

– Я держала, - шепчу еле слышно, - Правильно?

Врач бросает на меня взгляд, потом хмыкает и продолжает свои манипуляции, которые мне удается считать только наполовину.

– Если бы не ты, умер точно. Молодец. Как себя чувствуешь?

– Не знаю.

– Ясно. Приедем, осмотрят нормально.

Больше мы не говорим. Медведь тоже молчит. Его глаза закрыты, но судя по датчикам сердцебиение есть. Немного расслабляюсь и откидываюсь на спину. Прикрываю глаза.