Брак без выхода. Мне не нужна умная жена

Господи, какая разница…

Какая разница! Где! Как только я увижу, все будет кончено. А что дальше? Разорванная в клочья душа и трудный развод? Переезд? Новые отношения? Свидания? Мужчины, от которых меня будет тошнить, но надо? Чтобы одной не остаться? Так, да? Жизнь разведенки с ребенком так выглядит? Мои подруги и сотрудницы говорят, что да.

…на сайте знакомств нет нормальных мужиков.

…с ребенком хрен кого встретишь!

…он даже не знает, где клитор! И как дожил до тридцати пяти?! Непонятно!

…с мамой живет, вы представляете?!

…а мой бывший женится. И где справедливость?! Мужику, чтобы кого-то подцепить, не нужно даже из дома выходить! А я уже три года на свидания хожу, и ничего!

Но даже не одиночество пугает меня больше всего, если честно. Это так. Попутное. Или попытка сознания сосредоточиться на чем-то неважном, потому что страшнее другое.

Боль.

Я уже ее чувствую, хотя еще ничего не видела…Она медленно, но верно заползает под кожу острыми, раскаленными иголками, а мне, как трусливому котенку, хочется сбежать и закрыть глаза лапками.

Может, мне действительно не надо видеть то, что «не нужно видеть»? Сделать вид, что я ничего не знаю. Притвориться ветошью. Пойти к дочери, в душ или в свой сад, сесть за пианино и играть, пока пальцы не начнут болеть? Пока он здесь…

Черт, нет. Нет! Я разве могу? Могу, конечно. Это сделать просто. Если честно, то слишком просто. Кажется, инстинкт самосохранения буквально вопит в моей голове, чтобы именно так я и поступила, а не шла на верную смерть! Потому что это будет верная смерть. Я же его люблю…так сильно. Господи, я так сильно его люблю…Может быть, когда я выходила замуж, то не чувствовала всего этого. Говорят же верно, так? Сначала идет яркая влюбленность и совсем не факт, что она перерастет в глубокие чувства. Я все это осознала потом, конечно же. Со временем. Когда повзрослела и родила дочку, у меня появились зачатки мудрости, но на тот момент уже было слишком поздно...Нашей девочке всего три годика, так что первое время мы провели с ним вдвоем. И это было прекрасное время. Время, когда я сумела разглядеть в сложном, закрытом мужчине...своего мужчину. Того, кого сердце приняло и полюбило...так сильно полюбило...

Останавливаюсь, не доходя до кабинета пару шагов, придерживаюсь за стеночку, чтобы не упасть. Внутри пожар только разгорается вместе с истерикой и дикой-дикой дрожью. Мне кажется, что мое сердце эхом отлетает от стен этого пустынного замка, но он не пустынный на самом деле…

Здесь есть люди.

Нет, не люди. Предатель и шлюха — это не люди. Это предатель и шлюха…

По смешному совпадению дверь в его кабинет не закрыта до конца, и через маленькую щелочку до меня доносится хриплый голос мужа…

– …Ты совсем не изменилась, Элен.

Элен…

Память пытается вытащить образ, который был бы тесно скреплен с таким отвратительным, потасканным именем, как это.

Конечно, нет. Звали бы ее Мариной, Олей, Катей — разницы бы не было никакой. Я слышу, как звучит его голос. Я знаю, что означает эта интонация. Я живу с ним уже пять лет! Я все это знаю…поэтому нет у меня другой ассоциации в голове, кроме как шлюха и предатель.

Тихий, дерзкий смех нарушает ход мысли в моей голове.

– А ты обо мне вспоминал?

Малик звучно цыкает. Наглая тварь игриво тянет.

– Вспомина-а-ал…что, не так сладка жизнь оказалась? Рядом с ангелом-то божьим.

– Волнуешься о моей жизни?
– издает низкий смешок, - Или хочешь задать другой вопрос?

– М-м-м…дайка подумать. Волнуюсь ли я о твоей жизни? Слухи о твоих интрижках курсируют, как вода, дорогой. Так что нет, я только посмеиваюсь.

Об…интрижках?!

– Что касается вопросов? Знаешь, тоже нет желания. Я тебя знаю, Малик. Слишком хорошо знаю...Еще на этапе твоего помешательства, я тебе сказала: невозможно счастливо прожить с женщиной, с которой у тебя банально разные темпераменты.

– М. Интересное умозаключение.

– Это неинтересное умозаключение, Малик, а мудрость. Вы с ней, как небо и земля. Она тебя совсем не понимает и никогда не поймет. Но главное не это…

Слышу его глухой стон.

– …Она никогда не даст тебе того, что ты хочешь. Недотягивает. Привет, здоровяк. Ты тоже рад меня видеть?

К горлу подкатывает тошнота. Тело бьет крупной дрожью, и, кажется, будто от нее мне кости крошит. Они скрипят и режутся изнутри, пока душа моя превращается в одну огромную, зияющую, черную дыру.

Господи…

Прижимаю ледяные пальцы к губам и не могу поверить. Слезы стоят в глазах, а сердце…что происходит с моим сердцем описать сложно. В голову приходит только одно слово: мясорубка. Это не сердце уже, а просто шматок мяса и горячая кровь, которая стекает по внутренностям, как яд. Скручивает их; прожигает и уничтожает. Его перемалывает действительность, в которой нет места розовым очкам. Больше нет…

– Мы здесь, чтобы обсуждать мою жену?
– немного раздраженно, но больше с нетерпением рычит Малик, - Если да — неинтересно. Понимаешь же. Вокруг меня много женщин с нужным мне темпераментом.

– На ревность меня берешь?
– усмехается незнакомка.

– А это нужно?

Хмыкает.

– Ты уже ревнуешь. Хорошо это прячешь, но, как верно заметила сама, мы слишком давно знакомы, чтобы я этого не понимал.

Очередной омерзительный смешок добавляет оборотов. Через мгновение я слышу шуршание одежды, легкий стук и еще один гортанный стон.

– Ни к чему прелюдия, - хрипит Малик, - Глубже.

Омерзительный, очевидный звук разрезает тишину. Я знаю, что это за звук: так кто-то другой заглатывает член твоего мужа; и так рушится твоя семья.

Толкаю дверь, рядом с которой оказалась и даже этого не заметила, чтобы навсегда отпечатать картину на своей памяти огромной такой татуировкой. У Малика их много, кстати. Он говорит, что каждая что-то означает, и вот — теперь у меня тоже есть одна. И она уж точно останется со мной навечно. Никакие лазеры ее не уберут, никакая пересадка кожи не поможет. Потому что нельзя пересадить память, как нельзя ее стереть. Нет таких аппаратов, и нет таких таблеток, как в Матрице.

Нет ничего, что заставит меня забыть, как мой любимый человек присел на край своего рабочего стола. Как он сжал рыжие волосы какой-то шлюхи Элен, которую, судя по всему, знает давно. Как его брюки приспущены, а ремень постукивает по дубу темного цвета и поблескивает в слабом свете теплой лампы. Но самое главное не это и даже не то, что такое с ним происходит не впервые. Да, он изменяет меня регулярно, судя по всему, и мы к этому вернемся позже — когда я буду вынимать чертовы, розовые стекла из глазниц. Самое важное. Что я никогда. Сука. Не. Забуду — как ему хорошо. Как он откинул голову назад, блаженно прикрыл глаза, и как он наслаждается моментом, когда втыкает мне в спину огромный нож. Без зазрения совести…

«Медведь»

Лили; около шести лет назад

– …Папуль! Я дома! Представляешь… - издаю тихий смешок, снимаю шарф и стряхиваю остаток снега на ковер у двери, - Я такси ждала целую вечность! Это будет совсем наглость, если я снова подниму вопрос машины?

Не совсем. Я знаю. Мой папа владеет довольно крупной сеткой тренажерных залов. Как бывший спортсмен — боец! Он до сих пор в отличной форме. Настолько отличной, что половина моих подружек влюблена в него до последней запятой. И это бесит, хотя я и горжусь. Мне бы не хотелось, чтобы после мамы он закрылся в себе, пусть лучше работает и соблазняет своим видом молодых курочек. Я знаю, что он на них внимания не обращает, они для него — дети; как я. А это удручает, на самом деле, ведь именно поэтому машины-то у меня и нет. Он считает, что я еще маленькая; боится, что куда-нибудь врежусь и со мной что-то случится. Короче, пока не доверяет или слишком сильно оберегает? Я не уверена.