Брак для одного

Шли минуты, и я начал волноваться с каждой секундой, но все, что я мог делать, — это осторожно проводить большим пальцем вверх и вниз под краем ее леггинсов. Я закрыл глаза и постарался не обращать внимания на то, как сердце колотится в груди. Я не должен был чувствовать себя так. Это было простое безболезненное МРТ, но ее паника повлияла и на меня, и мне было трудно просто стоять на месте, когда все, что я хотел сделать, — это вытащить ее, чтобы ей не было больно, и я больше не видел этого испуганного и обеспокоенного взгляда в ее глазах.

Когда отбойный звук машины усилился, и все эти удары, стуки и гудки начали меня доставать, я просто обхватил пальцами ее ледяную лодыжку и держался, надеясь, что она в порядке, зная, что я ее жду.

— У нас осталось всего несколько минут. Вы отлично справляетесь.

— Все почти закончилось, Роуз, — сказал я нормальным голосом. Я не думал, что она может услышать меня из-за безумных звуков или через свои беруши, но на всякий случай я продолжал говорить с ней, повторяя одно и то же снова и снова. — Все почти закончилось. Я здесь. Ты почти закончила. Я здесь, рядом с тобой.

— Готово, — бодро сказала девушка через динамики. — Я сейчас подойду и вытащу вас.

Громкие удары в моем черепе прекратились, и я понял, что аппарат тоже остановился. Техник открыла дверь и вошла внутрь. Я отпустил лодыжку Роуз и несколько раз сжал руку, отступая назад, чтобы дать технику сделать свою работу и вытащить Роуз оттуда, чтобы я мог добраться до нее.

Как только стол начал выдвигаться из машины, Роуз начала двигаться. Когда ее голова появилась в проеме и я увидел ее профиль, мое сердце упало. Она выглядела хуже, чем я ожидал, а я ожидал все самое плохое. Я сделал шаг вперед, затем остановился, сжав кулаки по бокам. В ту же секунду она поднялась на руки и колени, ее глаза были широко открыты, слезы стремительно стекали по щекам. Все ее тело дрожало, дыхание было судорожным, как будто она не могла вспомнить, как дышать. Кроме поверхностного и резкого дыхания, она не издавала ни единого звука. Сев на пятки, она начала отталкивать устройство на своей голове, пока техник не помогла ей и не освободила ее от него.

— Дайте мне минуту, и мы поможем вам спуститься.

Роуз не слушала ее. Вряд ли она вообще ее слышала. Она оттолкнулась ногами и попыталась поставить ногу на маленькую лестницу, но ноги не держали ее, и она споткнулась. Я бросился вперед и поймал ее, прежде чем она успела упасть на лицо. Она сжимала в руках мою рубашку на пуговицах, но с заплывшими от слез глазами я сомневался, что она сможет разглядеть хоть что-то из моих черт.

Сжав челюсть, я просунул руку под ее ноги и поднял ее со стола в свои объятия. То, что она не протестовала, только сильнее ранило меня. Ее руки обхватили мою шею, и она уткнулась лицом в мою шею, ее слезы текли по моей коже.

Не говоря ни слова ни Роуз, ни технику, я быстро вышел из комнаты, прижимая ее к себе, и вернулся в небольшое помещение, где мы готовились. Я закрыл за нами дверь плечом и осторожно сел на скамейку у стены. Я молчал до тех пор, пока ее дыхание наконец не пришло в норму.

— Теперь все кончено. Успокойся.

Ее голова чуть дернулась, но осталась на месте. Я обхватил ее руками чуть крепче, просто прижимая ее к себе.

Она прижала свою ладонь к моей груди и держала ее там.

— Я не могу… я не могу перевести дыхание, Джек.

Я закрыл глаза. Ее голос был хриплым, и это меня чертовски выводило.

— Ты в порядке. Просто продолжай дышать, этого пока достаточно.

Ее грудь прижалась к моей, когда она издала небольшой фырк.

— Этого достаточно?

— Этого достаточно.

Она прижалась ближе.

— Прости меня за то, что смутила тебя, за то, что испугалась, за то, что не могу сейчас пошевелиться, хотя твоя рубашка и кожа пропитаны моими слезами и некоторыми мозговыми жидкостями.

Мои глаза все еще были закрыты, я откинул голову назад, ударившись о стену. Она убивала меня.

— Я была в порядке первые десять минут или около того, — прошептала она, прижимаясь лбом к моей коже. — Но потом я не могла дышать. Моя голова начала кружиться, как сумасшедшая, и слезы начали литься сами по себе. Я боялась, что они остановятся и все начнется сначала, поэтому я даже не знаю, как я остановила дрожь.

Я поцеловал ее в висок.

— Ты справилась, и все уже позади.

— Мне пора вставать.

— Да.

Мы не двигались, я снова целовал ее висок. Я не мог остановиться. Она все еще слегка дрожала, но, когда раздался стук в дверь, она зашевелилась в моих объятиях.

— Дайте нам секунду, — позвал я, повысив голос настолько, чтобы меня услышал тот, кто был снаружи.

Прижав руку к моей груди, Роуз оттолкнулась от меня раньше, чем я был готов ее отпустить, и медленно поднялась на ноги. Заправив волосы за уши, она открыла шкафчик и взяла салфетку, которую, очевидно, оставила внутри, быстро вытерла нос и откинула голову назад. Держа салфетку и одновременно фыркая, она начала доставать остальные вещи. Все еще сидя, я наблюдал, как ее глаза метались вокруг, ее лицо было мокрым и в пятнах. Я увидел ее голубой кружевной лифчик и поднялся на ноги.

— Я буду ждать тебя снаружи.

Когда я уже собирался пойти забрать свои вещи — часы, ремень и бумажник — со стола, ее голос остановил меня.

— Джек?

Я поджал губы и оглянулся на нее через плечо, ожидая, что она продолжит. Она стояла перед шкафчиком в одних носках, прижимая к груди лифчик и пальто. Впервые она действительно выглядела больной, не говоря уже о том, что потерянной и одинокой, и эта картина не понравилась мне. Нет, это меня чертовски разозлило.

— Этого недостаточно, я знаю, но спасибо тебе. Спасибо, что ты здесь, когда я знаю тебя… Спасибо.

— Я ничего не сделал, — пробормотал я, мой тон был жестче, чем я хотел. Я кивнул и покинул комнату.

Когда она вышла через несколько минут, она выглядела лучше. Она даже улыбнулась технику, прежде чем выйти за дверь. Она зализывала свои раны и была готова к отдыху. Я считал, что именно поэтому я начал влюбляться в нее.

Я положил руку ей на поясницу, поддерживая с ней контакт всю дорогу до машины.

* * *

Операцию назначили на следующий вторник после насыщенной событиями МРТ. Эта неделя была адом на земле для нас обоих. В понедельник мы должны были прийти, чтобы сделать последние анализы, необходимые для того, чтобы операция прошла гладко. Осмотр глаз, эхокардиограмма и предварительный осмотр анестезиолога — вот лишь несколько из того, что нам — ей предстояло сделать. Роуз считала все это забавным. В последние несколько дней перед операцией она говорила именно это слово, и в нем было много сарказма. Для меня это было совсем не весело.

Во время работы она улыбалась, приветствовала клиентов, смеялась и шутила с Салли и другими, но как только она закрывала заведение, когда я стоял рядом с ней, она становилась немой.

Она почти не разговаривала с Рэймондом и не спрашивала о его последнем свидании, что, как я понял, было ее любимым занятием по утрам и вечерам, когда он отвозил нас обратно в апартаменты. Она едва поздоровалась с портье, Стивом, и оставила меня с ним разговаривать.

Меня.

В дни после МРТ, как только мы возвращались домой, она исчезала в своей комнате, бормоча что-то невнятное, в итоге она говорила, что у нее болит голова и она устала. Я верил ей. Я знал, что она устала, видел, что у нее чаще болит голова, но в понедельник, когда мы вернулись из больницы и она, не говоря ни слова, сразу же убежала к себе в комнату, я наконец достиг предела и больше не мог этого выносить. Я не собирался позволить ей вернуться к тому, что было, когда она только переехала.