Брак по принуждению, или Его изумрудная тьма
Шрифт:
Оргазм накрыл меня, я откинулась на подушку, бёдра всё ещё подрагивали, а сердце бешено стучало во всём моём теле.
Жених разрешил остаться в своей постели. Ничего не сказал. Он лишь отвернулся от меня и затих. Спустя некоторое время он повернулся ко мне, но уже спал. Я пригляделась к нему спящему.
Мой будущий муж. Тот, с кем мне предстоит жить ещё долгое время. Я содрогнулась и вскочила с постели.
Первым делом я пошла в душ. Тёрлась как можно тщательнее, желая забыть обо всём. А затем достала дневник.
«Дорогой
Ты можешь подумать, что я больше не люблю тебя, что я предала тебя, но это наглая ложь. Я решилась быть сильной.
Наконец для себя поставила цель — вырастить детей в таких условиях.
Мы хотели, Стефан, воспитать их. Я до сих пор хочу, и наши дети — единственная причина, из-за которой я не совершаю самоубийство.
Доктор правильно говорил, что я из-за своих переживаний могу слечь. Всё верно.
И теперь для меня главное — как-то выжить в этом чёртовом доме с этим Себастьяном.
Он злится, когда я вспоминаю тебя. Злится, когда я рыдаю. Хочу выглядеть сильной для него, и тогда он будет относится ко мне лояльнее. „Лояльнее“ — самой смешно от этого слова.
Сегодня я пришла к нему добровольно и попросила отшлёпать себя. Но он сам потом кинул меня на кровать и довёл до оргазма, я не просила этого.
Отныне — я сильная Елена, которая может жить рядом с ним. Сегодня обследовала дом, видела Тайлера. Он сильно изменился, очерствел.
Я должна буду подчиниться Себастьяну и, более того, установить с ним какие-то более нормальные отношения. Для этого я пошла к нему сама — потому что привыкать к тому, что он каждый раз приходит и берёт меня силой — невозможно. Лучше уж я сама буду предлагать ему себя.
Выгляжу такой, да? Дрянью?
Но невозможно постоянно рыдать и рыдать, жалеть себя, испытывать стыд и снова рыдать. Так продолжалось больше недели, я лишь сильнее заболела. А кто будет заботиться о детях, когда меня не станет? Кто?
Никто.
Я одна теперь.
Шлюха, не шлюха — какая разница?
Я даже слёз не должна лить. Но я лью их сейчас, когда пишу это всё. Я не робот, Стефан. Я не бесчувственная тварь… Я буду плакать, когда остаюсь одна, когда пишу тебе…
Я даже больше не от жалости к себе рыдаю, а от боли… как же больно мне от этих побоев. Врач в лучшем случае придёт утром, мне эту ночь ещё как-то надо прожить. Сжав зубы, я буду терпеть.
„Терпи“ — было моей единственной мыслью, когда он бил меня. Мне кажется, что я не привыкну. Я хочу привыкнуть, но не могу. Не могу.
Смогу. Ты веришь в меня? Или ты давно отвернулся от меня, любимый? Ты вполне имеешь право.
А я имею право писать тебе…».
***
Он попивал пиво, когда в гостиную зашёл Кай. Поприветствовав всех, он протянул Сальваторе планшет и что-то включил.
— Вечно скорбеть — лишь трата моего времени, — прозвучала фраза из видео, Стефан напрягся. На его лице промелькнуло непонимание, но затем он расслабился, сидя на диване. Кай лишь вышел на поиски Дэна и Сэма. Как же ему хотелось начать активные действия, а не сидеть на месте… участвовать в этой чёртовой драме — что может быть скучнее?
—
Накажешь меня сегодня?Улыбнулась. Ей это нравится. Нравится, когда он бьёт её со всей дури, она стонет.
Её прерывистые стоны, её выражение лица, когда она испытала оргазм всё стоит у Сальваторе в мозгу. Он сидит и дрожит, планшет в его руках трещит от сильной хватки, уже знакомые картинки сменяют друг друга на повторе. Внезапно Стефан начал хохотать, его грудь жгло так, словно его проткнули разгорячённой кочергой.
Вскочив с дивана, он бросил планшет на пол, схватил со столика пистолет, так опрометчиво оставленный Каем, и выбежал из особняка. Стефан бежал, не зная куда, да и ему было просто всё равно. Почему так больно? Кто-нибудь скажет?
Почему в груди жжёт так, почему ему кажется, что он задохнётся, что его сердце сейчас остановится навсегда из-за перегрузки?
Почему он плачет?
Сальваторе дотронулся до своих щёк, по которым катились солёные слёзы. Он уселся, опираясь на дерево, когда устал бежать.
Впервые за долгое время он вспомнил что-то о ней.
Вот они вместе, и она клянётся ему в вечной любви и хочет принадлежать только ему, желает быть его. От этого воспоминания Стефан издаёт стон и подносит пистолет к голове. Слёз уже нет, есть лишь боль в груди и желание всё прекратить. Но его пальцы не хотят нажимать на курок.
Она просто баба. Убиваться из-за бабы? Таких баб у него будет ещё много, только он не повторит своей ошибки, он не будет любить, не будет относится к ним благосклонно. Они того не заслуживают.
Его поражает своя же реакция. Откуда такая боль? Он ведь ничего не помнит. У них была сильная любовь? Такая сильная, что хочется от предательства прострелить себе башку? Хах, похоже, в прошлом он был ещё тем нытиком.
Стефан встал, протирая лицо, желая убедиться, что больше не рыдает.
— Мне за себя стыдно, — произнёс он вслух, обращаясь к лесной тишине. — Я был каким-то конченным идиотом. Единственная, кто заслуживает пулю в башку — это Елена.
Чёртова Елена. Доказательство того, что Стефан слаб.
— Похоже, я не был Потрошителем, а каким-то хлюпиком, — горько рассмеялся он, разговаривая сам с собой. — Хорошо, что я ничего не помню, иначе бы сгорел от стыда.
Он пошёл обратно, по пути подмечая мелких зверей. На его лице играла усмешка, а сердце теперь было оковано льдом.
***
— Я желаю натравить их друг на друга, — хохотнул Себастьян, попивая виски. — Он ненавидит её.
— Он сегодня весь день бегал, занимался и говорил о том, как хочет её убить, — кивнул Кай, вспоминая сумасшедшего Сальваторе.
— Верно, — ухмыльнулся мужчина в костюме. — А она, когда поймёт, что стало с её любимым, совсем сломается. А затем возненавидит его. Всё так просто, — пожал плечами Себастьян.
— Ты собираешься их свести? — восторженно воскликнул Кай. Ну вот, хоть что-то интересное. — Когда?