Браки расторгаются в аду
Шрифт:
– А я вас было пожалел, – разозлился следователь. – А вы… Как это цинично и жестоко! Даже если не было никакого ребенка. Вы приказали убить ее из-за денег. Чтобы и дальше жить в сытости и безделье.
– Извините, – я нервно хихикнула. – Я вовсе не о том. Меня обманули. То есть я сама обманулась. Это какой-то театр абсурда. В самом деле, откуда в лесу могло взяться тело мулатки? Понятно, что это моя мулатка. То есть мулатка моего мужа. Я – полная идиотка!
– Вы готовы? Тогда идемте!
И я шагнула в новую жизнь.
Как
Сразу скажу, тюрьма не лучшее место, чтобы ее описывать, поэтому воздержусь. Достопримечательностей здесь немного, и все они не идут ни в какое сравнение с апартаментами Лувра, где мне дважды удалось побывать. Даже с инсталляциями или с перформансами, на которые нынче мода. Эти я бы с огромным моим удовольствием описала, чтобы доставить читателям эстетическое наслаждение. А вот интерьер моего нового места жительства, право слово, того не заслуживает. Хотя мне сразу намекнули, что за деньги можно устроиться и получше. А за большие деньги так и вовсе хорошо. Я обещала подумать.
Сокамерницы попытались сделать перформанс из моего появления в их скромной обители, но статья у меня серьезная, а характер, как вы уже поняли, не подарок. К тому же я неплохой рассказчик. Как только я поведала, «кто и за что», все женщины мигом приняли мою сторону и стали мне сочувствовать. Они так сочувствовали, что, право слово, я и сама начала себя жалеть. Кого, скажите, не бросали мужики? А тут – мулатка! На сорок пять лет моложе мужа! Вердикт моих товарок был однозначен:
– Сволочь!
– Русских им мало, этим богатым козлам!
– Жалко, что он не помер!
Это об Иван Иваныче. И масса эпитетов, которые я здесь приводить не буду. Потому что все они не выдержат никакой цензуры.
– И правильно сделала! Жаль только, что тебя подельница сдала! Вам бы заранее договориться…
Так мы договаривались. Кто ж знал, что ее столь быстро найдут?
Мне мигом принялись давать советы. Главная проблема: признаваться или нет? А если признаваться, то в чем? А в чем ни за какие коврижки не признаваться?
Слишком уж много против меня было улик. Но убивать Анжелу я не хотела. Какое-то время меня мучила совесть. Как ни крути, а по моей вине погибло хоть и бесполезное, но живое существо. Я готова была уйти в монастырь, чтобы всю оставшуюся жизнь замаливать этот грех, да кто ж меня туда отпустит из тюрьмы? Если бы существовала такая мера наказания, монастырей у нас сейчас стало бы больше, чем гипермаркетов. Потому что кто без греха? Меня так и раздирало покаяться.
– Ага! – сказала одна из моих сокамерниц, самая, видать, опытная. – Они лишь того и ждут! Как только признаешься, навешают на тебя всех собак.
– Да каких еще собак на меня можно навесить?
– Узнаешь, – загадочно усмехнулась она.
Потом у меня появилась мысль покончить с собой и тем самых искупить вину перед Анжелой. Но сокамерницы за мной следили день и ночь. Видимо, по моему лицу догадались, что жить я не хочу.
– Выбрось эту мысль из головы, – убеждали меня всем миром. – Ее все равно не вернешь. Надо бороться за себя.
В общем, убедили. На первом допросе я
более или менее держалась.– По-человечески я вас понимаю, Зинаида Андреевна, – ласково заговорил со мной следователь. – Понимаю, обидно быть брошенной после того, как было все, – роскошная жизнь, меха, драгоценности, э-э-э… – На этом, видимо, его фантазия иссякла. Он с досадой замолчал. А после паузы сказал: – Это был жест отчаяния, признайтесь.
– Я не отдавала распоряжения ее убивать, – пошевелила я пересохшими губами.
– Водички? – заботливо спросил он.
– Да, пожалуйста.
Какое-то время я пила воду, а он сочувственно на меня смотрел. Я понимала, что это прием такой, и все оглядывалась по сторонам: а где же злой следователь?
– Что с вами? – удивился он.
– Я ищу: где злой следователь? Где вы его спрятали? В шкафу? Под столом?
– Я могу быть и злым, – намекнул он. – Против вас столько улик, гражданка Царева, все ваши сообщники признались, а вы вот не хотите.
– Я признаюсь в том, что организовала ее похищение.
– Ага! – обрадовался он. – Лед, как говорится, тронулся! Как, когда, при каких обстоятельствах эта мысль пришла вам в голову? – Он деловито принялся записывать. Хотя я говорила на видеокамеру, чего тут писать? Но надо же ему было чем-то заняться. Ему, похоже, не нравилось просто меня разглядывать. Я в который уже раз пожалела, что потеряла свою привлекательность в глазах мужчин. Вот бы она где мне пригодилась!
– Продолжайте, – сказал он, когда я замолчала.
– А все.
– Нет, не все, Зинаида Андреевна, – все так же мягко сказал он. – Дальше начинается самое интересное. Ведь потом вы приказали ее убить.
– Вы бы лучше выяснили, почему она притворялась беременной! Вдруг не все так просто?
– Ваш э-э-э… супруг сказал, что у нее была задержка. И тест на беременность положительный. Но к врачу она не обращалась, не успела. Выходит, это оказалась ложная беременность.
– Или ложный тест, – уверенно заявила я. – Который она ему подсунула. И надо выяснить, с какой целью?
– Это уже не имеет значения, – сердито сказал он. – Беременная или не беременная, она мертва. И вам не удастся доказать, что это был несчастный случай, – ехидно добавил он. – Она не с лестницы упала и не грибков ядовитых покушала, ее застрелили. Из пистолета, который нашли в вашей квартире.
– На нем что, мои отпечатки пальцев?
– Нет. Гражданки Переверзевой и Николая Панина. Правда, несколько размытые, но тем не менее. Мы их идентифицировали.
– Вот видите: я в нее не стреляла.
– А вы, Зинаида Андреевна, заказчик преступления. И я вижу, что вам необходима очная ставка с гражданкой Переверзевой.
– Скажите, а мой муж знает?
– О чем именно?
– О том, что Анжела умерла?
– Разумеется, – кивнул он.
– А о том, что это я… Ну, что меня подозревают?
– Он в курсе, – сухо сказал следователь.
– И… – я сглотнула. – Как он прореагировал?
– Я его об этом не спрашивал.
– Понятно. Я буду все отрицать.
– Как? – ужаснулся он. – И организацию похищения?