Браки расторгаются в аду

Братья переглянулись.

– Кажись, я, – сказал Коля.

– Вы точно это помните?

– Ну, дык… все говорят.

– А сами вы не помните, как стреляли в девушку?

– Не-а…

– Сколько же вы выпили?

– Ну, литра два.

– Литра два чего?

– Водки, само собой.

– На двоих? В этот день или в совокупности?

– Чего?

– Вот сколько уже раз! – с досадой сказал следователь. – Напьются так, что себя не помнят! Просыпаются рядом с трупом и за голову хватаются. Что? Как? И – в тюрьму на пятнадцать лет. Может, Анатолий стрелял, а не вы, Николай?

Молчание. Они действительно ничего не помнили. А после того как Коля приехал от меня с деньгами, вообще вошли в штопор. В затяжное пике, во время которого их и без того неповоротливые мозги совсем отключились. Их, насколько я поняла, задержали в состоянии сильнейшего алкогольного опьянения и грузили в машину, как дрова.

– Зачем же вы так пили? – спросил следователь.

– Видать, того… Девку поминали.

Точка.

Тут можно биться долго и с одинаковым результатом. Братья полностью признавали свою вину, но не помнили ничего из того, что случилось. Все решали показания Анисьи, которая как раз была трезвая. И отпечатки пальцев на оружии тоже являлись веской уликой. А еще найденные в доме у братьев женские вещи, указывающие на то, что несколько дней Анжела жила там.

– И как вас угораздило связаться с такими людьми, Зинаида Андреевна? – спросил следователь, когда братьев увели. – Вы не производите впечатления глупой дамы.

– А как же показания Анисьи? – усмехнулась я. – Она ведь сказала, что я тупая как пробка.

– Я ей не очень-то поверил. Но суд поверит. Он не будет разбираться, умная вы или нет. Важно, отдавали вы приказ о том, чтобы убить девушку, или не отдавали.

– Я такого приказа не отдавала.

– На сем и закончим. – Он развернул ко мне толстую папку. – Прочитайте и подпишите. А завтра продолжим.

– С кем мне еще предстоит очная ставка?

– Ваш супруг хочет вас видеть.

– Иван?

– Ведь он пока еще ваш супруг?

– Полагаю, теперь он точно подаст на развод. Не опасаясь больше, что я затаскаю его по судам, – горько сказала я.

– Возможно. Но перед этим он хотел бы с вами побеседовать.

– Что ж…

Утопающий хватается за соломинку. Я прекрасно знала, что не стоит ждать помощи от человека, предложившего нищенское пособие жене, с которой прожил почти четверть века. Но повторяю: утопающий хватается за соломинку.

И царица у окна села ждать его одна

Я ждала его два дня. Видать, мой Иван Иваныч собирался с духом. Не так-то просто сидеть лицом к лицу с убийцей любимой женщины, даже если эта злодейка – твоя бывшая жена, брошенная тобою и униженная. И у нее есть право мстить. Само собой, себя Иван Иваныч виноватым не считал. Конечно, это не он довел меня до такого состояния, что я решилась на отчаянный шаг: достала отрубленную кисть мулатки, которая вследствие рокового стечения обстоятельств оказалась рукой Анжелы. Я уже начала бояться, что он вообще не придет. А если придет, как мне себя вести?

– Ты поплачь перед ним, покайся, – советовали товарки. – Сердце не камень. Авось он тебе поможет. Адвоката хорошего даст.

– Да нет у него сердца!

– Все равно поплачь. Господь милосерден.

– Да не верю я в Бога! То есть знаю, что ему не до нас. Он занят мироусовершенствованием в целом. Мой плач он вряд ли услышит.

– Вон ты какая…

– Уж какая есть. Да муж, похоже, и не придет.

Он все-таки пришел. Уж не знаю, как Иван Иваныч этого добился, но в комнате для свиданий мы были одни. Разговор состоялся с глазу на глаз. Сначала мы просто молчали. Первая фраза, которую он сказал, была:

– Не ожидал от тебя, Зинаида.

Я чуть было не огрызнулась по привычке: «А чего ты ждал? Что я утрусь и отползу в пещеру, в убитую однушку в глубокой провинции, дожидаться своего конца, жуя сухари и запивая их морковным чаем? И буду утешаться старыми фото, вздыхая о былом величии. Об этом ты мечтал? Извини, что я тебя разочаровала».

Именно эта фраза вертелась у меня на языке: «Извини, что я тебя разочаровала». Но я сдержалась, сказала смиренно:

– Я не желала ее смерти. Это какое-то недоразумение.

– Недоразумение?! – Иван Иваныч, не моргая, уставился на меня. – Ты велела отрубить ей руку! Ты… ты чудовище! Я всегда это знал, но чтоб так… – сказал он потрясенно.

– Я не приказывала рубить ей руку! И вообще не приказывала ее убивать! Наоборот! Лелеять и холить! Это все два идиота, Коля и Толя! И третья идиотка – Анисья! Которая все не так поняла, а потом меня слила, чтобы самой остаться чистенькой!

– Как ты вульгарна, – поморщился он. – Что за жаргон? Во что ты превратилась?

– Тюрьма, Иван, не лучшее место, – усмехнулась я. – Уж прости, что перед твоим приходом я не вымыла голову.

– Я вижу, что самообладание тебе не изменило. Ты даже не раскаиваешься в содеянном.

– Раскаиваюсь, и еще как! – горячо сказала я. – Прости, что все так вышло.

– Ты хотела меня убить! О! Я все теперь знаю! Знаю, к чему затевалась эта комедия с похищением!

– Скорее, трагедия.

– Ты еще в состоянии шутить!

– А что мне остается? Это юмор висельника. Меня ждет публичная казнь, и я не могу это изменить. Остается только шутить над моим печальным положением.

– Плакать надо, – сурово сказал он. – Вот до чего ты докатилась, Зинаида! Спланировала убийство собственного мужа! Это же надо додуматься! И у тебя почти получилось!

– Если бы при разводе ты дал мне денег, я бы оставила тебя в покое. Ты же мне выбора не оставил.

– Выбор всегда есть, – с пафосом сказал он. – Ты предпочла тюрьму.

– Я вовсе не предполагала, что меня так быстро разоблачат. То есть предполагала, но надеялась на лучшее.

– На то, что меня хватит удар?

– Прости.

– Я сам себе удивляюсь. Сижу и слушаю, как моя бывшая жена хотела меня убить. Мне бы встать и уйти… – Он сделал паузу.

– Так почему ты не уходишь? – жалко улыбнулась я.

– Я уже старый человек, Зинаида, – сказал он устало. Он и впрямь как-то враз постарел. Я бы сейчас дала ему все семьдесят. – Я уже видел смерть. И я буду к тебе милосерден.

«Из какой это пьесы?» – так и вертелось у меня на языке. Неужели хотя бы в такой момент и в таком месте нельзя говорить нормальным человеческим языком? К чему этот пафос?