Браки расторгаются в аду
Шрифт:
– Ты подпишешь документы о разводе, – сказал он жестко.
– Согласна.
– Ты отдашь мне все. И без всяких условий.
– Это твое милосердие? – усмехнулась я.
– Я мог бы обойтись и без твоего заявления. Вообще без твоей подписи. Меня легко разведут с женой-уголовницей, и все при этом будут мне сочувствовать. Но я хотел бы, чтобы ты письменно отреклась от всего, – гнул свою линию он.
– Даже от маминой однушки?
– Это меня не волнует. Но все мое ты отдаешь мне. Все до копейки. А взамен…
– Что взамен? – жадно спросила я.
– Я предоставляю тебе своего адвоката.
– И
– Я даже готов добиться твоего освобождения под залог. До суда.
– А это возможно?
– Возможно все.
– Это я понимаю. Были бы деньги. И ты почему-то готов потратиться. А… совсем прекратить дело нельзя?
– Ты переоцениваешь мои возможности, – проскрипел он. – Умышленное убийство не тот случай, когда дело можно замять. Все, что возможно, это затянуть следствие. Но ты должна во всем признаться.
– Я призналась в том, что организовала похищение Анжелы. Этого довольно?
– А в убийстве?
– Я в нее не стреляла, Иван.
– Да, но это сделали по твоему приказу.
– Я не отдавала такого приказа.
– Если ты будешь запираться, тебе это ничего не даст. Улик предостаточно.
– Тебя, часом, не следователь послал? – не выдержала я. – Не мытьем, так катаньем. Почему вам так надо, чтобы я всю вину взяла на себя? От этого что, показатели раскрываемости зависят?
– Меня никто не посылал, – размеренно сказал он. – Я сам решаю, когда и куда идти. В данном случае я пришел к тебе, потому что определенная доля вины лежит и на мне…
– Ах, ты это признаешь?!
– Я знал, что ты такое. Олицетворение зла. И не принял меры. Мне надо было усилить охрану. А когда пропала Анжела, я, признаться, растерялся. Мне следовало тут же заявить о похищении. Я сразу должен был понять, что за этим стоишь ты. А я оказался настолько наивен, что пришел к тебе и стал делиться своим горем. Представляю, как ты надо мной потешалась! – Он посмотрел на меня с ненавистью.
– Прости, – сказала я тихо.
– Зинаида, я не верю в твое раскаяние.
– Ну хочешь, я расплачусь?
– Это будут фальшивые слезы. Ты насквозь фальшивая.
– А ты настоящий? А Анжела, твоя неземная темнокожая любовь? Иван, подумай о том, что она тебя обманула. Она вовсе не была беременна.
– Но ведь когда ты отдавала приказ ее убить, ты считала, что она беременна!
– Да не делала я этого! Сколько можно? Именно потому, что у меня нет своих детей, я прекрасно знаю, какая это ценность – дети. Ничего святее на свете нет. И я никогда бы не убила ребенка, даже еще не родившегося, неужели ты этого не понимаешь?!
– Тем не менее…
– Она водила тебя за нос. Подсунула ложный тест.
– Нет! – Он вздрогнул. – Это просто ошибка! Ложная беременность!
– Ну, думай так.
– Ты подпишешь документы?
– Да. Но в обмен я хочу выйти на свободу. Пусть временно, но я не желаю томиться здесь в ожидании суда. Я в курсе, что следствие может затянуться надолго. На месяцы, а то и на годы. В тюрьме я, похоже, еще насижусь. И мне хочется погулять напоследок.
– Ты подпишешь все документы?
– Я же сказала, да!
– И больше не будешь пытаться мне навредить?
– Да живи ты как хочешь… Мне интересно, Иван, а кому ты теперь оставишь свои миллионы? Найдешь новую Анжелу?
– Все
женщины одинаковы, – размеренно сказал он. – Я больше никогда не женюсь.– Неужели составишь завещание в пользу нашей собаки? А как ты меня ругал! Выходит, мысль не такая уж и глупая? А?
Он молчал.
– Перечислишь деньги в благотворительный фонд? Не верю!
– Тебя это не должно волновать, – сказал наконец муж. – Наши пути скоро разойдутся. И мы вряд ли еще увидимся.
– Это точно. Пока я отбываю срок, ты помрешь.
– Я могу сделать так, что ты никогда не выйдешь на свободу.
– Так вот она, твоя месть! Тогда зачем, скажи, ты даешь мне глоток свежего воздуха? Зачем это освобождение под залог?
– Это сделка.
– А… Теперь поняла. Ты же бизнесмен! Торгаш! Простая привычка: надо что-нибудь дать, чтобы взамен получить что-то. Ты все еще меня побаиваешься. Тебе, Иван, нужна моя подпись. Ты лукавишь. И ты пришел торговаться. Я бы и так дала тебе развод. Потому что я хоть и чудовище, но чувствую свою вину.
– Значит, тебе не нужен мой адвокат? – обрадовался он.
– Теперь нужен! Но, скажи на милость, где я буду жить до суда?
Он помялся, потом сказал:
– Ты можешь временно поселиться на Новой Риге.
– Я не ослышалась? Ты опять зовешь меня к себе?
– Мы будем вместе дожидаться официального развода.
– Понятно: тебе надо из кого-то сосать кровь. Ты попробовал мою, и тебе понравилось. А тут я полностью в твоих руках. Кругом виновата. Да еще и под следствием. В общем, лакомый кусочек. Я понимаю, зачем тебе нужно мое освобождение под залог. А потом ты засадишь меня в тюрьму, лет эдак на цать, и будешь ходить гоголем. Весь в белом! Люди будут говорить: ах, какой благородный человек этот Иван Иваныч! Хоть пиши с него икону и на стену вешай! Жена его предала, хотела убить, а он ее простил, заплатил огромные деньги адвокату, да еще и жил с ней до суда в одном доме! Ты не в святые, часом, собрался? Думаешь, этого довольно, чтобы после смерти тебя канонизировали?
Поскольку Иван Иваныч молчал, я поняла, что попала в точку. Он еще мною не насытился. Моим падением. Самое разумное с моей стороны – отказаться. Правильно говорят: перед смертью не надышишься. Но я как представила себе душную полутемную камеру, запах параши и немытых тел, храп своих «подружек» по ночам, изматывающие допросы… В общем, всю эту тюремную музыку, которая погружала душу в беспросветный мрак. Разум подсказывал одно, а инстинкты совсем другое. Тело хотело пожить еще хоть немного в нормальных человеческих условиях. Ощутить пусть и отравленную ядом предстоящего заключения, но свободу. И я сказала «да».
– Хорошо, Иван, я на все согласна. Ценю твое благородство, хотя и не совсем понимаю его причину.
– И еще одно условие: ты должна признаться в убийстве.
– Мы так не договаривались!
– Иначе судья не пойдет нам навстречу. Тебе могут отказать в освобождении под залог.
– Я не такая дура, как ты думаешь. Вот если я признаюсь в убийстве, мне точно откажут. Пока еще меня обвиняют только в организации похищения. И то я всем говорю, что это была шутка. Я просто хотела тебя развеселить. Привычка, ведь это всегда входило в мои обязанности.