Братик

Сознание переключилось на иную реальность в переулке недалеко от дома Шафонского. Ну не ходят здесь дети в одиночку вечерами, особенно девочки. Тем более что Лефортово весьма приличный район, насыщенный солдатами и прочими ветеранами. Плюс несколько знаковых учреждений с хорошей охраной. Здесь вообще вечерами людей не встретишь, уличное освещение – это частная инициатива граждан. А топтать местные трясины и колдобины, рискуя переломать ноги, дураков нет. Хотя уже лежит снег и дорога более-менее ровная, хотя его здесь никто не чистит. Махнул Пахому и пошёл в сторону бредущего ребёнка в очень скромной шубёнке. Тут из-за угла выбегает какой-то мужичок и хватает девочку за руку. Сначала подумал, что родитель. Но по тому, как ребёнок вырывался, стало понятно, что всё не так просто. Подойдя ближе, увидел глаза, наполненные такой беспросветной тоской, что чуть не отшатнулся. Рот девочке зажимала грязная ладонь со скрюченными пальцами.

– Вот, сбежала дурочка от тятьки, – выпалил мутный персонаж.

Он был весь какой-то нескладный. Вроде не урод, но лицо крайне неприятное, с бегающими глазками. Одежда висит как на пугале, забавная шапка типа малахая. Ещё и этот взгляд, который невозможно уловить, хотя человек вроде смотрит на тебя. Делаю знак Пахому, и он начинает обходить этот персонаж с правого бока, сам же пытаюсь посмотреть ему в глаза.

– Да с ткацкой слободы мы. Ильёй Кузьминым меня кличут, а это дочурка моя Глаша.

– Руку с лица девочки убери, чучело, – вежливо прошу вруна.

– Так чего это делается, православные, – попытался привлечь к себе внимание этот деятель. – Прямо на улице среди бела дня пристают к честному народу какие-то тати!

Не знаю, где он увидел белый день, на улице уже смеркалось. Да и православных особо не было, кроме двух мужиков, скорее всего, мастеровых. Они на клич не среагировали и пошли по своим делам, постепенно увеличивая шаг.

– Двое за домом, быстро подходят, – вдруг раздаётся в голове голос братика.

Тут у меня стандартно включается боевой режим. Резкое движение руки, и бебут рукояткой бьёт мужика в лицо. Не прекращая движения, подхватываю кинжал и сворачиваю в подворотню. Позже приходит мысль – не нарваться бы на выстрел в упор. Хотя времена не те, публика, что попроще, предпочитает топор или кистень, благородные могут проткнуть шпагой. Полковник Кольт ещё не уравнял всех людей.

Двое, как и предупреждал Дёмка. Быстро делаю выводы и кричу Пахому, чтобы был осторожен. Первого бегущего, худого, но высокого молодца я просто ударил ногой в живот. Он такого не ожидал, но почти успел уклониться. Раздался удар нагайки, и этот шустрик с криком хватается за разорванное лицо. Второй товарищ оказался не таким быстрым, но уж очень хорошим бойцом. Невысокий, широкоплечий, он не стал мудрить и сделал выпад в мою сторону. Кистень. «Вот сука», – матерюсь про себя, отклоняя голову. В умелых руках – это страшное оружие. А я как раз без своей любимой дубины, не таскать же её с собой по Москве. Пахом попытался повторить трюк с нагайкой, но мужик плавно ушёл с линии удара и чего-то бросил уже левой рукой. Звон железа о кольчугу ближника показал, что вражина метнул нож. В общем, вдвоём мы этого бойца свалили. При этом Пахом получил удар кистенём по касательной, я же обошёлся без травм. Надо завязывать с этим пацифизмом и тоже носить кольчугу. Хотя в ней и не очень удобно, но хорошая защита.

Скручиваем руки за спиной тяжело дышащего разбойника. Худой всё продолжает поскуливать, видать ближник попал прямо в глаз. На улице было уже достаточно темно, и никто не мешал нам отвезти странную компанию домой. Только на пороге нас встретила экономка Степанида, которая с осуждением смотрела на раненых мужиков. Заметив девочку, она резко изменилась в лице и начала чуть ли не силой её отбирать. Я потом вспомнил, что у самой экономки детей нет и она балует соседскую мелкоту, поручая им разные задания, с оплатой в виде неплохой кормёжки.

– Степанида, мы отбили девочку у этих непонятных людей, – успокаиваю разошедшуюся тётку, кивая на пленников. – Давай мы её сейчас поспрашиваем, а потом ты хоть закорми ребёнка.

Ситуация оказалась простая, для местных жителей уж точно. Вернувшиеся с нижегородского тракта разбойники оккупировали избу своего покойного товарища. Не знаю, чего там творили эти уроды, если сбежал даже ребёнок. Сегодняшней ночью в ткацкой слободе будет небольшой замес, ибо искренняя и незамутнённая ненависть просто меня переполняет.

В жизни бы не понял, что я нахожусь в весьма обжитом районе из моего времени. Мы туда добирались чуть ли не ощупью. Странные люди. Им чего, нормальные дороги сделать сложно? Радует одно, что ближники не задавали вопросов, кроме того, сколько оружия тащить с собой и кого будем убивать. Люблю эти простые времена и нравы!

Я же до сих пор никак не могу привыкнуть, что нынешняя Москва – это грязный центр в виде крупных построек с усадьбами дворян, окружённый кучей деревень. Дом в Ткацкой слободе был достаточно большим. Даже сквозь затянутые пузырями окошки слышны звуки голосов и каких-то криков. Это мы удачно зашли. Только куда смотрит полиция, если она есть в этом времени?

– Пять вражин, – сообщает активизировавшийся братик.

Количество врагов давно меня не беспокоит, но спасибо Дёмке за информацию. Достаю бебут и более мелкий кинжал, захваченный в походе. Думаю, обойдёмся без огнестрельного оружия.

– Идём напролом, – объясняю диспозицию Пахому. – Ты открываешь дверь и далее я, как таран. Оставшихся в живых допрашиваем.

– Димка, так ты же всех перебьёшь, – возмущённо выпалил ближник. – Давай избу подпалим, и тати сами выбегут?

Даже не собираюсь обращать внимание на слова Пахома и подхожу к двери. Благо во дворе нет никаких собак и нас не встретили лаем.

Вы когда-нибудь играли в «Дум» или «Квейк»? Ощущения получились весьма схожие. Резко открытая дверь – и я весь в таких обвесах, типа кольчуги с папахой, захожу в дом. А далее понеслось!

Прямо в сенях какая-то мразь насиловала девочку, судя по издаваемым крикам боли. Делаю выпад и затылок урода протыкает мой верный бебут.

– Пахом, – говорю ближнику, полностью нарушая конспирацию. – Дитё на тебе. И смотри только попытайся её обидеть.

Пинок, и дверь ударяется об стену. Бросок кинжала, который входит прямо в глаз звероватого чернявого мужика. Главного урода я вычислил сразу. Он сидел во главе стола, весь такой из себя важный рядом с весьма миловидной женщиной, скорее всего, хозяйкой дома. Только затравленный взгляд выдавал, что ей эта компания не доставляет никакого удовольствия. Прыгаю прямо на стол и бью бородатого ногой в лицо. Слышу за спиной, как братья наводят свой порядок. Визг, крики, в общем, весело. А для меня это простая возможность забыть о своих практически неразрешимых проблемах и заняться иным делом.

В итоге мы их всех убили, после допроса, конечно. Просто тупо перерезали горло и всё. Никогда и никому не прощу насилие над детьми. А эти дегенераты, захватившие дом бывшего подельника, перешли определённую грань. Две малолетние дочки и супруга стали призом для изголодавшихся уродов. А вот у Глафиры хватило силы духа и смелости, чтобы убежать от насильников. Ничего, я ещё устрою разбор полётов этим бл*дским ткачам. Мобилизую все ресурсы Шафонского и ни одна сука не уйдёт от возмездия. Они же не будут рассказывать нам сказки, что в слободе не знали о захватчиках?

Эти ткачи – твари похлеще равнодушных жителей Москвы моего времени. Будто никто не знал про фактический захват дома. Не могли объединиться, взявшись за колья, и дать отпор? Крысы были тогда и теперь. Что вообще происходит? Не люблю полицаев, но должна же быть в городе какая-то вменяемая служба, отвечающая за безопасность. Хотя мы пробирались мимо какого-то блокпоста, установленного местными жителями. Значит, всё очень плохо.

– Что вы думаете делать далее? – спрашиваю более или менее пришедшую в себя хозяйку избы.