Братоубийцы

– Диву даюсь я, как вступил ты в Партию, командир? – процедил сквозь зубы Лукас. – Партия что значит? Подчиняйся и не спрашивай.

– Не принимаю я такого – освобождать других и быть неосвобожденным самому, – ответил сухим, насмешливым голосом командир. — Наш долг – нести сначала справедливость, а за ней, сразу же, свободу. Так поступал я в каждой деревне, куда входил. Я не могу видеть несправедливость и молчать. Я первым делом устанавливал порядок и справедливость.

– У настоящего коммуниста не колеблется вера, если он видит несправедливость. Он ее принимает, с готовностью принимает, если эта несправедливость служит нашей цели. Все для цели, все для победы.

– Вот это нас и погубит! – возразил, вспыхнув, командир. – Это нас и погубит! Цель освящает средства? Значит, несправедливость, чтобы добиться справедливости? Значит, рабство, чтобы добиться свободы? Вот это, — говорю я тебе, – и у меня сердце кровью обливается, когда говорю, – именно это уничтожит Идею. Не так давно я стал понимать, что если средства, которые мы употребляем для достижения цели, низки, то это унижает цель. Потому что цепь – это не плод, созревший, готовенький, что висит себе у обочины, а мы пройдем и сорвем его. Нет, нет, тысячу раз нет! Цель – это плод, который зреет с каждым нашим поступком, и от каждого нашего поступка получает или его благородство, или его низость. Путь, который мы выбираем, придаст вкус, вид, запах плоду, наполнит его ядом или медом. Если мы будем следовать тому пути, который выбрали, мы придем ко всем чертям. И Партия придет ко всем чертям. Я тебе говорю прямо и ясно. Я знаю, что ты мне на это скажешь. Скажи, и пусть они отдадут приказ. Я таков, как есть, и, если я им не нравлюсь, пусть уберут меня. Я буду не первым, кого убили, потому что он высказал свое независимое мнение. Я тебе говорил много раз и еще раз повторю: я не боюсь смерти.

Он замолчал, подкрутил усы.

– Да я жизни не боюсь, – проворчал он. – Я жизни не боюсь. Чего ж мне бояться смерти?

Лукас насмешливо покосился на командира.

– Ты вступил в Партию с сердцем, полным змей. Ты называешь это вопросами, а я – змеями. Но настоящий боец не спрашивает, он сражается. Спрашивают, обсуждают, принимают решения только руководители. А мы, остальные, получаем приказ и выполняем его. Только так побеждают. Спросили однажды у одного русского коммуниста: «Ты читал Маркса?» – «Нет. Зачем мне его читать? Его читал Ленин». Понял, командир? Потому и победила большевистская революция.

Капитан Дракос взглянул искоса на своего заместителя, в груди у него распирало.

– Ты меня учить будешь? Слепое подчинение делает рабами. Вот это я знаю.

– Ты хочешь поднять собственное знамя? – насмешливо бросил кривоногий.

– Может быть, может быть. Посмотрим.

– А кто его понесет?

– Я сам.

Комиссар сжал кулаки, глаза его метали молнии.

– Никто не может на тебя положиться, капитан Дракос. Ты не в первый раз бунтуешь. Как-то раз ты сбросил капитана корабля, на котором служил, в трюм и сам встал за руль.

– И спас корабль. Капитан был пьян и потопил бы нас.

– И с тех пор голова от легкого успеха закружилась. Смотри, командир, как бы не пришлось теперь харкать кровью.

– Не закружилась. Я научился нести ответственность и не бояться угроз.

Он рассвирепел, глаза налились кровью, багровый туман поплыл перед ним.

– Что ты меня стращаешь? – прорычал он тихо. – Что ты смотришь на меня и смеешься из-под усов? Думаешь, я не понял? Пришла шлюха и принесла тебе новости. Так вот, даю голову на отсечение – не быть тебе командиром!

Комиссар медленно потянул из-за патронташа черную -рукоятку.

– Пойдем-ка побыстрее, командир, чтобы нас не слышали.

Они ускорили шаг, оторвались от товарищей.

– Руки прочь! – рявкнул командир и схватил комиссара за руку. – Еще не пришел час. Я знаю: если я тебя не убью сейчас, ты меня убьешь, как только сможешь. Но...

– Что но? Боишься?

– Но я думаю о Кастелосе. Сначала возьму Кастелос, а потом мы продолжим беседу, капитан Кривоногий.

Он достал кисет, подал спутнику – свернуть сигарету.

– У нас есть время, – сказал он. – Сверни себе самокрутку.

Сзади спешили бойцы, догоняя их. Капитан Дракос обнял комиссара за плечи.

– Нужно, чтобы ребята видели нас так. Мы роем друг другу яму, но эта молодежь – чистое пламя. Не надо им показывать наших неурядиц. Если будет спасен мир, они его спасут. Если погибнет, виноваты будем главари.

Лукас не ответил. Но в глазах его притаилось убийство. Он взял кисет и стал медленно скручивать сигарету.

XX

.

Небо стало белеть. Утренняя звезда еще боролась с рассветом, но гасла и она; слабая печальная улыбка разлилась по пустынным скалам. Первый ястреб парил над вершиной горы, ждал, когда выглянет солнце и согреет ему крылья.

В прохладном розовом свете зари разносился пасхальный звон колокола. Вошли партизаны в деревню, запели Гимн, и он, вырвавшись из их волосатой груди, прокатился по склонам, зашагал по деревне, как настоящий командир – в тяжелых сапогах, с патронташем, с подкрученными усами. Рванулся вперед народ, открылись двери церкви, спустился отец Янарос с амвона, пошел по двору к большой арке входных ворот, крепко прижимая к груди тяжелое серебряное Евангелие.

И вот, наконец, с первыми лучами зари, показались на узких улочках партизаны с винтовками через плечо. Они уже не пели, шли настороженно, напряженно всматриваясь. Они еще не верили.

Высыпали из церкви крестьяне, полные тревоги. Не верили и они. Увидели, как покачиваются винтовки, как блестят в сумраке глаза и испугались. Смотрели то на священника, впустившего в деревню вооруженных этих зверей, то на свирепых гостей с гор. А их становилось все больше и больше, они уже заполнили Кастелос, влились во двор, докатились до Церкви.

Партизаны и партизанки расступились, образовав проход. И выступил вперед высоченный, грузный, странный командир. Он вскинул кулак в знак приветствия.

– Будем здоровы!

– Благословен грядый во имя Господне! – ответил отец Янарос и дал ему приложиться к Евангелию. Но тот повернулся к народу, разгладил бороду, и эхом отозвался под сводами церкви командирский голос.

– Рад вас видеть, кастельянцы. Рад, что открылись у вас глаза и вы прозрели. Мы несем справедливость и порядок. А потом вслед за справедливостью и порядком, придет свобода.

– А не раньше? – спросил отец Янарос, сдерживая волнение. – Не раньше, командир?

– Сначала справедливость и порядок, – повторил тот, и его заросшее лицо вспыхнуло огнем. – Установим сначала порядок! Свобода – крепкое вино, отец Янарос, может ударить в голову. Ее переносят не все. Я сам выберу.

«Да будет над нами рука Господня...» – прошептал старик, бросив украдкой взгляд на Христа, справа в иконостасе, словно спрашивал Его. Отец Янарос закусил губы и сдержался.

– Бог – великий судия, Ему судить. На Него возлагаем мы упования наши.