Братство камня

Ремень безопасности.

Мальчика выкинуло из кресла, потому что он не был пристегнут. Убийцы — если они существовали — именно на это и рассчитывали. Но как они могли быть уверены, что Диана забудет пристегнуть сына?

Она увидела пробитый капот своей машины, раздавленное ветровое стекло, сложившееся, как гофрированная ткань, левое крыло, прислонилась к колонне и согнулась пополам, боясь, что ее сейчас вырвет, но, когда кровь прилила к голове, неожиданно успокоилась, собралась с силами и подошла к правой задней дверце.

Диана достала из сумки галогеновый фонарь, заглянула внутрь и снова испытала шок. Запекшаяся черная кровь на краях детского кресла. Крошечные осколки стекла на сиденье.

В мозгу всплыли два взаимоисключающих воспоминания.

Она видела ремень и металлическую пряжку рядом с креслом Люсьена. Ремень, который не был пристегнут. Но она точно помнила, как пристегивала его, устроив сына в кресле. С течением дней убежденность в том, что она действительно это сделала, крепла, несмотря на доказательства обратного. Теперь, когда она стояла перед «тойотой», сомнения отпали окончательно.

Как могли сосуществовать две эти истины? Диана взяла фонарик в зубы и полезла внутрь, ища признаки саботажа — подпиленное крепление, вывернутый болт, — но все было в полном порядке. На заднем сиденье лежали папки с ксерокопиями, пластиковые коробки с чипами, спальный мешок цвета хаки. Все эти предметы ударились о стенку в момент столкновения. Диана все перетряхнула, но ничего не нашла.

Встав коленом на сиденье, она перегнулась к багажнику. Удар был таким сильным, что откидной борт оторвался и ударил ее по затылку. Сзади лежали картонные коробки, старый полотняный мешок, кроссовки и пропитанная бензином куртка. Ничего странного, ничего подозрительного.

В сознании Дианы медленно оформлялась немыслимая гипотеза.

Диана погасила фонарь и прислонилась к спинке переднего сиденья. Чтобы все проверить, она должна допросить единственного свидетеля.

Себя.

Нужно оживить воспоминания и решить, теряет ли она рассудок или это дело выходит за границы возможного.

Только один метод позволял нырнуть внутрь себя.

И помочь Диане тоже мог один-единственный человек.

22

Из мраморного холла открывался вход в затянутый темным бархатом зал с белыми колоннами. В полукруглых нишах стояли столики. В полумраке блестел лаком рояль, сумрачные картины на стенах отбрасывали золотистые блики, зелень и светлые фасады на Елисейских Полях виднелись в широких окнах, создавая тонкий контрапункт красно-коричневым переливам дерева. Исходивший от грозового неба ровный перламутрово-серый свет идеально гармонировал с приглушенным декором зала. Даже тишина в этом ресторане была особой: нежно звенел хрусталь, позвякивало серебро, чопорно звучал смех.

Идя по залу за метрдотелем, Диана чувствовала спиной взгляды посетителей. В основном это были мужчины в дорогих костюмах и с тусклыми улыбками. Диана знала, что за уютной обстановкой и спокойными лицами бьется потайное сердце власти. Ресторан был одним из тех престижных мест, где каждый день за обедом решались политические и экономические судьбы страны.

Метрдотель подвел Диану к последней нише и удалился. Шарль Геликян не читал газету и не разговаривал о делах с собратом по деловому миру. Он ждал — спокойно, терпеливо. Диана оценила этот знак утонченного уважения.

Выйдя из мастерской, она позвонила отчиму на сотовый — номер Шарля знали от силы человек двенадцать в Париже — и попросила немедленно с ней встретиться. Шарль рассмеялся, восприняв просьбу падчерицы как детский каприз, и пригласил ее в ресторан, где у него была назначена деловая встреча с клиентом. Диана съездила домой, приняла душ, смыла въевшийся в волосы запах марихуаны и машинного масла, переоделась и явилась в ресторан, излучая принятую здесь беспечность и непринужденность.

Шарль встал и усадил Диану на округлую банкетку. Она сняла плащ, представ перед отчимом в обтягивающем черном платье без рукавов, таком простом, что в нем, казалось, не было ни единого шва, в мерцавшем на ключицах жемчужном ожерелье, с которым перекликались такие же жемчужины в ушах. Диана Тиберж во всем своем блеске.

— Ты…

— Прекрасна?

Шарль улыбнулся.

— Великолепна?

Белозубая улыбка стала еще шире, подчеркнув обаяние смуглого лица.

— Пленительна? Сексуальна? Обольстительна?

— Все вместе.

Она спросила со вздохом, сплетя пальцы под подбородком:

— Значит, я одна считаю себя скверно одетой дылдой?

Шарль Геликян достал из внутреннего кармана пиджака сигару.

— В любом случае твоя мать в этом не виновата.

— Разве я утверждала обратное?

Отчим Дианы сжал пальцами сигару, хрустнув листьями.

— Она передала мне ваш… разговор.

— И напрасно.

— У нас нет секретов друг от друга. Сибилла звонит тебе, оставляет сообщения, а ты…

— А я не хочу с ней говорить.

Отчим недовольно взглянул на Диану:

— Ты ведешь себя просто нелепо. Сначала отвергаешь ее сочувствие, а теперь, когда Люсьен начал поправляться, замыкаешься в молчании…

— Давай оставим этот разговор. Я не за тем сюда пришла.

Шарль выставил перед собой открытую ладонь, давая понять, что сдается, подозвал официанта и сделал заказ. Кофе для себя. Чай для Дианы.

— Ты хотела меня видеть — и по срочному делу, если я правильно понял. Что случилось? — сухо и жестко спросил он.

Диана исподлобья взглянула на отчима. Воспоминание о прощальном поцелуе на лестнице заставило ее покраснеть, она почувствовала смятение и постаралась сосредоточиться на разговоре.

— Однажды ты в моем присутствии рассказывал о гипнозе и сказал, что иногда прибегаешь к этому методу.

— Верно. Если у пациента логоневроз или он страдает немотивированными страхами, гипноз незаменим.

— Ты упомянул, что гипноз обладает неограниченными возможностями, если надо покопаться в памяти.

— Люблю иногда прикинуться специалистом, — с иронией бросил Шарль.

— Я помню, ты объяснял, что гипноз способен превратить память человека в камеру, направленную на воспоминания, и что мы, сами того не зная, храним в подсознании мельчайшие детали пережитых событий. Детали, которые никогда не всплывают на поверхность сознания, но остаются вот здесь, в голове. — Диана постучала указательным пальцем по виску.