Братство камня

— Значит, вы считаете, что убийца родом из Центральной Азии? — В голосе Дианы прозвучали скептические нотки.

— Вполне вероятно. Он мог там бывать, знает обычаи. По словам нашего судмедэксперта, человеческая анатомия не так уж сильно отличается от бараньей.

— Все это кажется мне более чем туманным.

— Мне тоже, — кивнул Ланглуа, — все, за исключением одной детали.

Она повернулась к сыщику. Он протянул ей ксерокопию бланка на немецком языке с логотипом турагентства.

— Рольф фон Кейн собирался в Монголию.

— Что вы такое говорите?

— Берлинский уголовный розыск продолжает расследование в Германии. Они проверили все телефонные звонки доктора. Фон Кейн интересовался рейсами на Улан-Батор, столицу…

— Монгольской Народной Республики.

Полицейский удивленно взглянул на Диану:

— Вы там бывали?

— Нет, знаю только по названию.

— Иглоукалыватель наводил справки о внутренних рейсах в городок на самом севере страны… — Сыщик справился с записями. — Цаган-Нур. Он не успел выбрать только дату отъезда. Вот почему способ убийства может быть ниточкой. Тонкой, но все же…

Ланглуа помолчал, потом спросил мягко, как бы невзначай:

— А вы ничего не хотите мне рассказать?

Диана пожала плечами. Дождь слюдяными волнами растекался по ветровому стеклу.

— Нет. Я звонила в приют. Они ничего не знают.

— Это все?

— Я отдала специалистам кассету, где записано пение Люсьена на родном языке. Есть надежда, что они сумеют опознать диалект.

— Отлично. И это все?

Диана вспомнила свою гипотезу о подстроенной аварии и убийце-камикадзе, пробравшемся в ее машину.

— Все, — ответила она.

— Зачем вам понадобились координаты водителя грузовика?

Диана постаралась не выдать своих чувств:

— Хотела с ним поговорить. Рассказать новости о Люсьене.

Сыщик вздохнул. Металлическое потрескивание дождя нарушало установившуюся в машине тишину.

— Людям свойственно игнорировать наш опыт.

На лице Дианы отразилось изумление:

— К чему вы это говорите?

— А вот к чему: думаю, вы ведете собственное расследование.

— Но вы же сами меня попросили, разве не так?

— Не прикидывайтесь идиоткой. Я говорю о расследовании убийства фон Кейна.

— Зачем бы я стала этим заниматься?

— Я начинаю понимать вас, Диана, и, честно говоря, удивлюсь, если такая мысль не придет вам в голову…

Она промолчала.

— Будьте осторожны, Диана, — очень серьезно сказал Ланглуа. — Мы не понимаем и десятой доли этого дела. Сидим на пороховой бочке, которая того и гляди взорвется. Так что не играйте в детектива.

Она кивнула, как послушная девочка. Ланглуа открыл дверцу, и в машину ворвался дождь.

— Следующий обед — за мной, — пообещал он, выходя из машины, и добавил: — Легавые знают лучшие парижские забегаловки. Между прочим, у всех молочных коктейлей разный вкус. Это настоящая школа оттенков.

Диана изобразила веселье:

— Постараюсь быть на высоте.

Ланглуа наклонился:

— Помните: никаких резких движений, никакого детского героизма. Если что-то пойдет не так, сразу звоните. Ясно?

Диана снова улыбнулась, но, когда Патрик хлопнул дверцей, ей показалось, что она осталась одна не в машине, а в гробу.

24

Она смотрела на сына из клубившейся вокруг нее тьмы, и он был для нее светом.

Его перевязали иначе, чем раньше. Слой бинтов был тугим, но не толстым: простая марлевая повязка вокруг головы. Дренажные трубки вынули, очевидно, сегодня же утром. Это означало решающий сдвиг в состоянии ребенка — кровотечение ему больше не угрожало.

Она подвинула кресло ближе к кровати и кончиком указательного пальца погладила лоб сына, крылья носа, контур нежных губ. Диана вспоминала первые вечера, которые они провеливместе: тихим голосом она рассказывала мальчику истории, ласкала его умиротворенное лицо, слушала спокойное дыхание. Она была готова к новым путешествиям по крошечным вершинам и таинственным долам тела Люсьена, с восторгом ощущая биение жизни под бинтами.

Но за одной болью скрывалась другая. Смертельная опасность отступила, и Диану настигли новые терзания. Когда заживает самая опасная рана, у человека начинает болеть все тело. Диану обуревала бес сильная ярость, все ушибы, царапины и гематомы своего ребенка она ощущала на физическом уровне, впервые переживая чужую боль как свою собственную.

Она не могла отделаться от ощущения, что над ней и Люсьеном нависла угроза. Это стало ее навязчивой идеей. Она не сможет уверенно смотреть в будущее, если ей не удастся прояснить эти загадки, потому и договорилась с гипнологом Полем Саше о встрече сегодня, в шесть вечера.

Ее взгляд упал на висевшую на спинке кровати табличку с указаниями о приеме лекарств и температурной кривой Люсьена. Диана оторвала листок миллиметровки с диаграммой и обнаружила, что между одиннадцатью вечера прошедшего дня и десятью утра сегодняшнего температура у ее сына три раза поднималась выше 40 градусов.

Диана схватила трубку настенного телефона и набрала номер Эрика Дагера. Хирург оперировал, и она вызвала сестру Феррер. Через минуту за стеклом показалась ее седая голова. Войдя, она с порога пустилась в объяснения:

— Доктор Дагер попросил меня не говорить вам. Не считал нужным беспокоить.

— Неужели?! — взорвалась Диана.

— Каждый раз температура держалась несколько минут и сразу падала. Это доброкачественная реакция.

— Доброкачественная? Сорок и одна десятая?

— Доктор Дагер считает, что температурные скачки связаны с перенесенным шоком. Косвенное свидетельство того, что метаболизм нормализуется.

Диана наклонилась к Люсьену и нервным движением оправила постель.

— В ваших интересах предупреждать меня о малейших изменениях в состоянии Люсьена. Ясно?

— Конечно. Но поверьте: опасности нет.

Диана разглаживала простыни, поправила на себе бумажный халат, потом вдруг разразилась истерическим хохотом.

— Значит, опасности нет? Но доктор Дагер, надеюсь, все-таки со мной поговорит?

— Как только закончит оперировать.

25

— Спешу вас успокоить, Диана: все идет хорошо.

Это было худшее вступление из всех, какие она слышала за свою жизнь.

— Хорошо?! А перепады температуры?