Братство камня

— Я в Ницце.

— Что вы там забыли?

— Мне нужно было кое-кого повидать…

— А я решил, что вы попросту сбежали, — с облегчением в голосе признался сыщик.

— С чего мне скрываться?

— С вами ни за что нельзя поручиться.

Диана помолчала, ощутив, что между ними возникли доверие и близость, каких она никогда ни к кому не чувствовала. Боясь разрыдаться, она быстро проговорила:

— Я очень волновалась, Патрик.

— Неужели?

— Мне не до шуток. Нам нужно встретиться. Я должна все вам объяснить.

— Как скоро вы можете быть в Париже?

— Через три часа.

— Жду вас у себя в кабинете. У меня тоже есть новости.

— Какие?

— Жду вас.

Диана уловила в голосе лейтенанта тревогу и снова спросила:

— В чем дело? Что вы раскопали?

— Объясню при встрече. Но будьте очень осторожны, берегите себя.

— Почему вы так говорите?

— Возможно, вы увязли в этом деле глубже, чем я предполагал.

— Ка… как это?

— До встречи в префектуре.

Она вышла из кабины и направилась к дверям. Ветер гнал по мостовой сухие красные листья. Садясь в машину, Диана подумала, что сама осень готовит ей ловушку.

41

Диана Тиберж добралась до больницы Неккера к восьми часам вечера. Ждавший ее Дидье Роман пребывал в состоянии крайнего возбуждения. Она захотела увидеть Люсьена, но антрополог возразил:

— С ним все в порядке, поверьте. А у нас срочное дело.

Роман потащил Диану к корпусу Лавуазье, и она ощутила смутную тревогу. Слишком много ужасных воспоминаний было связано с этим зданием.

Когда антрополог повел ее к залу сканирования, у Дианы от страха перехватило горло. Она шла вдоль белых стен со слепящими лампами дневного света, и ей казалось, что это прямая дорога в ад, к новым страданиям и насилию. Ученый на ходу начал объяснять ей, в чем дело:

— Я кое-что заметил, когда делал первые обследования, но не хотел вас пугать.

Диана с трудом удержалась от смеха. Ситуация и впрямь была гротескной: окружающие составили заговор, решив ни при каких обстоятельствах не нарушать ее безмятежного покоя.

Они вошли в набитую техникой кабину, и Роман сел за главный компьютер, совсем как судебный медик в ночь убийства Рольфа фон Кейна. Он сказал, щелкнув мышью:

— Как говорится, лучше один раз увидеть…

Диана стояла, прислонившись спиной к одной из металлических стоек, и уже приготовилась увидеть изуродованные внутренности немца, но, к ее великому удивлению, на экране появилось контрастное изображение двух ладоней. Это были ладони ребенка, тонкие, белые и как будто отполированные.

Роман молча вывел на экран следующую картинку — те же руки ладонями вверх — и увеличил изображение кончиков пальцев с капиллярным узором.

— Я уже изучал дерматоглифы Люсьена и обнаружил нечто вроде шрамов. Они находились под первыми слоями эпидермиса и показались мне очень старыми. Как будто… поверх успела нарасти новая кожа, понимаете?

Роман многократно увеличил узоры на пальцах, и Диана увидела крошечные вертикальные и косые линии, не вписывающиеся в привычный рисунок завитков.

— Сестра Феррер заметила, что эти аномалии проявляются сильнее, когда подскакивает температура. Она поставила в известность Дагера, он убедился, что кончики пальцев Люсьена действительно краснеют, и позвонил мне. И тогда я понял, что происходит.

Отпечатки пальцев занимали теперь всю поверхность экрана монитора, и бороздки были видны совершенно четко. Они напомнили Диане царапины — помарки…

— Эти шрамы находились под внешними слоями кожи. Белыми они остаются, потому что это шрамы от ожогов. Мертвый эпидермис, куда не поступает кровь. Жар усиливает контраст между температурой снабжаемой кровью плоти и шрамами. Классический случай: некоторые стигматы лучше видны, когда у вас высокая температура.

Диана разглядывала тонкие черточки и видела в них какие-то буквы. Полустертые и перевернутые, как в зеркале. Антрополог угадал ход ее мыслей.

— Сначала я подумал, что буквы могли быть написаны раскаленной иглой, — объяснил он. — Но эти надписи сделаны в обратном порядке, и я решил, что их можно будет расшифровать, отпечатав на бумаге — тогда они перевернутся, — и попытался использовать пропитанную чернилами губку…

На экране появилось новое изображение.

— Вот что у меня получилось. Как видите, надпись не изменилась. Это нерешаемая задача.

Диана вцепилась в металлический поручень, чувствуя, как по жилам разливается огонь. Роман вывел на монитор следующую картинку: черные ладони с крошечными белыми черточками на пальцах.

— Инфракрасное изображение. Надпись видна гораздо яснее из-за разницы температур живой ткани и шрамов. Тут-то я и понял, с чем мы имеем дело.

— Ну, и…

— Буквы не латинские. Это кириллица.

Увеличенные знаки заполнили экран: цифры и славянские буквы. Диана спросила охрипшим голосом:

— Что… что означает надпись?

— Она сделана по-русски. Это дата. Вот ее перевод: 20 ОКТЯБРЯ 1999 ГОДА.

— Ребенок — носитель послания, — заключил антрополог.

Помолчав, он добавил со страхом в голосе:

— Послание выгравировали на его пальцах с помощью огня и, если можно так выразиться, запрограммировали: оно проявляется, когда у ребенка жар. Это совершенно… невероятно. Но чтобы разгадать дату, нужно было дождаться, когда у Люсьена поднимется температура.

Диана больше не слушала объяснений Романа. Ответы пришли к ней как озарение: второй Люсьен тоже носитель. Кто-то пометил «Люсяней» так, чтобы дата на кончиках пальцев становилась заметной только в состоянии транса. Дети были вестниками. Но для кого предназначалась информация? И что означает эта дата?

Диана почти сразу сформулировала первый ответ: сообщение адресовано Рольфу фон Кейну, Филиппу Тома и Евгению Талиху. Эти люди входили в команду токамака и ждали послания, чтобы вернуться в свое прошлое.