Братья Львиное Сердце [перевод Б.Ерхова ]
Шрифт:
Сам я, конечно, боялся, но даже я стал ожидать ее с нетерпением. Ведь невыносимо же ходить и только ждать, ждать. Да и опасно, предупреждал Юнатан.
— Большое дело невозможно скрывать до бесконечности, — сказал он как–то Орвару. — Нашу мечту о свободе можно рассеять в один миг как дым.
И наверное, он был прав. Воинам Тенгила ничего не стоило обнаружить подземный ход или снова начать поиски Юнатана по домам и найти в потайной комнатке и его и Орвара. Одна мысль об этом вызывала у меня дрожь.
Но наши враги, должно быть, оглохли и ослепли, иначе они хоть что–нибудь, да заметили
Вечером накануне битвы я лежал на моей лавке в кухне и не мог заснуть. Из–за воя бури и из–за беспокойства. Буря освобождения, как решили все, разразится на рассвете следующего дня.
Орвар, Юнатан и Маттиас сидели за столом и обсуждали свои действия, а я лежал и слушал. Говорил Орвар. Он говорил и говорил, и глаза его горели огнем. Никто так не ждал утра, как он.
Насколько я понял из разговоров, план битвы был такой: сначала одолеют стражу у ворот, чтобы открыть их для Софии и Хуберта. Они войдут в долину со своими отрядами: София по тропе из Вишневой долины, а Хуберт от пристани.
— И после этого нам останется победить или умереть, сказал Орвар. — Но действовать нужно быстро, — добавил он. — Долину нужно очистить от воинов Тенгила, а ворота снова закрыть, прежде чем успеет подойти Тенгил со своей Катлой. Потому что против Катлы оружие бессильно. Ее можно победить только голодом. Ни копье, ни стрела, ни меч не берут Катлу. И одного язычка ее пламени довольно, чтобы парализовать или убить кого угодно.
— Но если у Тенгила там, в горах, все равно останется его Катла, то какой смысл освобождать долину? — спросил я.
– С ее помощью он легко покорит нас снова.
— Не забудь, Тенгил заставил нас выстроить стены, возразил Орвар. — И ворота, которые мы запрем перед его чудищем. За это ему спасибо! Впрочем, мне нечего беспокоиться из–за Тенгила, — продолжал Орвар .
В тот же вечер он, Юнатан, София и еще несколько храбрецов проникнут в его замок, одолеют телохранителей и по кончат с ним раньше, чем он узнает о восстании. А Катла будет сидеть на цепи в яме, пока не зачахнет от голода и не ослабеет. Тогда покончат и с ней.
— Другого способа избавиться от чудовища нет, — сказал Орвар.
А потом он снова заговорил о том, что нужно по быстрее очистить долину от воинов Тенгила, и тут вмешался Юнатан:
— Очистить? Ты хочешь сказать, перебить их?
— Да. А что же еще?
— Я должен сказать за себя, Орвар, — сказал Юнатан. — Убивать людей я не могу.
— Даже ради спасения собственной жизни? — спросил тот.
— Да, даже в этом случае, — ответил Юнатан.
Орвар не понимал его, да и Маттиас тоже.
— Если бы все были такие, как ты, — рассердился Орвар, — зло царило бы вечно!
Но тут я вступился за брата и сказал, что если бы все были такие, как Юнатан, то и зла бы на свете не было.
И не сказал больше за этот вечер ни слова. Кроме того раза, когда на кухню пришел Маттиас поправить на мне одеяло. Я прошептал ему:
— Маттиас, я боюсь!
Он похлопал по одеялу и ответил:
— Я тоже!
Но Юнатан обещал Орвару, что примет участие в битве и поскачет
в самую ее гущу, чтобы воодушевлять ратников на то, чего он сам делать не хотел или не мог.— Люди Шиповничьей долины должны видеть тебя, — сказал Орвар. — Они должны видеть нас обоих.
И Юнатан ответил:
— Ну что ж, раз надо, значит, надо.
В тусклом свете нашего единственного фонаря я видел, как побледнело его лицо.
В тот вечер, когда мы возвращались из пещеры Катлы, мы оставили Грима и Фьялара у Эльфриды. Теперь они жили у нее. София обещала захватить коней с собой, когда въедет через большие ворота, — так было решено.
И еще было решено, что буду делать я. Ничего не делать – сидеть дома совсем один на кухне и ждать.
Вряд ли кто спал в эту ночь. И утро наконец наступило.
Да, наступило утро и день битвы, ох, как болело мое сердце весь этот день! Я насмотрелся на кровь и наслушался криков, ведь сражение шло на склоне прямо перед усадьбой Маттиаса. Я видел, как мелькал повсюду Юнатан, буря трепала его волосы, вокруг него кипел бой, рубили мечи, свистали копья, летели стрелы и раздавались крики, крики, крики… И я сказал Фьялару, что, если умрет Юнатан, я тоже умру.
Да, со мной был Фьялар, тут же на кухне. Я решил, что все равно об этом никто не узнает, а он должен был стоять рядом. Один я оставаться не мог, не мог никак. Фьялар тоже смотрел из окошка на то, что происходило внизу. И негромко ржал. Не знаю, может, ему хотелось к Гриму или он тоже боялся, как я.
А я боялся … боялся, боялся!
Я видел, как упал Ведир от копья Софии и Кадир под мечом Орвара. Упал и Толстый Додик, и много других, они валились направо и налево. А Юнатан носился в гуще сражения, буря трепала его волосы, лицо становилось все бледнее и бледнее, а мое сердце болело все больше и больше.
Но наступил конец!
Много криков слышала Шиповничья долина в день битвы, но ни один из них не походил на этот.
В самый разгар сражения раздался прорвавший бурю звук боевого рога и пронесся возглас:
— Идет Катла!
И потом раздался вопль. Голодный вопль Катлы, знакомый всем слишком хорошо. И тогда из рук выпали мечи, луки и копья, и те, кто сражался, не могли сражаться больше. Потому что знали — спасения не было. Теперь в долине слышны были только вой бури, звук рога и крик Катлы, а ее огонь метался и убивал всех, на кого указывал Тенгил. Он указывал и указывал, его жестокое лицо почернело от злости, и для всей долины теперь наступил конец, я знал это!
Я не хотел смотреть, не хотел видеть ничего. Только Юнатан … я должен знать, где он сейчас. И увидел его совсем рядом возле усадьбы Маттиаса. Он сидел на Гриме, бледный и тихий, а буря трепала его волосы.
— Юнатан! — крикнул я. — Юнатан, ты слышишь меня?
Но он меня не слышал. Я увидел, как он пришпорил коня и полетел вниз по склону, он летел как стрела, никто не мчался на коне так быстро ни на небе, ни на земле, я видел это. Он летел прямо на Тенгила … и пролетел мимо него.
И снова зазвучал боевой рог. Но теперь в него трубил Юнатан. Он вырвал его из рук Тенгила и теперь трубил в него так, что все вокруг зазвенело. Потому что Катла должна была знать, что получила нового хозяина.