Братья не по крови
Шрифт:
Мы жили в Кулунде, даже не в самой Кулунде, в поселке Бубен-цово, в шестидесяти километрах от районного центра. Это позже я пе-реехал в Бийск, после того, как отслужил срочную. Продал родитель-ский дом, добавил туда мамины сбережения и купил однокомнатную квартирку в
Бийске. Зачем я уехал из Бубенцово? Жил бы сейчас спо-койно, без риска и стрессов, работал бы механизатором или комбай-нером, распахивал бы кулундинские степи. Женился бы на ядреной алтайской крестьянке, детей бы настрогал…
Папа рано умер. Пить он всегда умел, пьянел редко, только по-сле литра самогонки. Но умереть ему пришлось все же от когтистой руки
Зеленого Змия. В тот раз он выпил много больше литра. Лег спать, а проснуться не сумел. То ли самогонка
Остались мы с мамой одни. Хозяйство у нас большое было, даже слишком большое – лошадь с жеребенком, куры, гуси, индюшки с индюками, три коровы, телочка, поросята. Дом был большой, огород. При советской власти нас бы называли кулаками. Только тянули все это мы втроем – папа Егор, мама Лиза, да я помогал, как мог. Но меня родители щадили, любили сильно… После папиной смерти нам тяжко стало, особенно маме. Поначалу крутилась она, пыталась все сохра-нить в целости и сохранности, мне передать, чтобы и я богачом был, когда вырасту и хозяином всего этого стану. Потом помаленьку стали мы с мамой от живности избавляться. Часть съели потихоньку, часть продали, оставили только самую малость, без чего в деревни прожить нельзя – корову, да кур.
Видать, мама надорвалась, заболела она сильно. Мне уже во-семнадцать скоро должно было стукнуть, по весне – в армию, если от-срочку не дали бы…
Врач, который маму в районной больнице осматривал, пригла-сил меня к себе в кабинет и сообщил свой диагноз:
– Рак матки. Опухоль неоперабельная. Мужайся парень.
– Рак? С чего это вдруг? – Я тогда в этих делах мало что сообра-жал, считал, что рак – заразная болезнь, вот и недоумевал – где это мама могла заразиться раком? Где!? Мама только дома да в огороде всегда находилась. Даже в магазин я ходил. К нам соседи, и те, редко заходили. У всех дел полно… О том, что мама очень скоро умереть может, я даже не сразу и уразумел. Думал, полечат ее, и мы снова бу-дем вместе.
– У нерожавших женщин такое заболевание очень часто случает-ся, – сказал доктор. – По статистике – в два раза чаще, чем у рожав-ших.
– У нерожавших? – не понял я. – Как это, у нерожавших? А я? Меня в капусте, что ли нашли?
Доктор посмотрел на меня внимательно и промолчал.
– Нет, вы мне скажите, – настаивал я. – Что все это значит? Вы сказали, что мама моя не рожала. Значит, я не ее сын?
– Ну-у-у, может быть, я ошибся? – промямлил доктор.
– Ничего себе ошибочки? – возмутился я.
– Прости, парень…
В районной больнице мама и умерла. Через две недели.
Перед смертью она мне во всем призналась. Сказала, что я не родной сын, ни ей, ни отцу моему, что своих детей у нее не было нико-гда и быть не могло, что Егор ее любил, потому к другой и не ушел, согласился ребенка чужого взять и воспитывать, как своего родного.
Может быть, поэтому мама его за выпивки прощала. Может быть…
Остался я один-одинешенек.
Вернулся в свое Бубенцово и маму в гробу привез. Схоронил на нашем деревенском кладбище. Рядом с папой. Спасибо соседям, по-могли.
А что дальше делать – не знаю. Один в огромном доме с огоро-дом, конюшней, коровником и прочими надворными постройками. Слава богу, время призыва в армию подошло, я бросил все это хозяй-ство на попечение все тех же соседей и ушел на военную службу. Да-же с какой-то радостью ушел. А как вернулся из армии снова в этот большой и пустой дом, невмоготу мне там жить стало…
Продал я его к чертовой матери. Цену дали хорошую, потому, что желающих его купить много нашлось. Достал из тайника мамины сбережения. Молодец все-таки мама была, как чувствовала, что день-ги обесцениваться станут, покупала на всю нашу выручку от продажи мяса, яиц, молока всякие золотые украшения. Всю жизнь свою она эту коллекцию собирала, словно знала – мне они пригодятся… Не так, чтобы очень много было этого добра, но, вкупе с деньгами за дом, мне с избытком хватило и на квартиру в Бийске, и на обстановку и на пер-вое время пожить безбедно.
Но долго я наслаждаться обеспеченной гражданской жизнью не смог. Скучно мне стало. Один я был, как перст.Ни родных, ни друзей, все друзья-приятели в армии остались. А те, что в Кулунде да в Бубенцово были, так они уже все переженились давно. В таких поселках, как Бубенцово, молодежь от скуки рано на себя брачные оковы надевает. А что там еще делать? Только детей.
Поболтался я по злачным заведениям, потаскал девок в свою холостяцкую квартиру, да и надоело мне все это. А на Кавказе война.
А я тут, в Бийске, от скуки маюсь. Короче, пошел я в военкомат и в
Да-гестан, контрактником. Меньше года я гражданским и побыл…
Стал я вечным солдатом.
Солдатом удачи.
Жалею ли я, что продал отчий дом? Иногда да! Иногда вспоми-наю его основательность и фундаментальность. Не страшны были ему ни мороз, ни буря, ни проливные дожди. Если бы землетрясение случилось, думаю, все дома, что рядом стояли, разрушились бы, а он бы устоял, до того был прочный и ладно подогнанный бревнышко к бревнышку. И дом, и другие постройки, и забор. Если где должна быть шелка, она была, но ровная и такой ширины, как и положено, а где ее быть не должно, ее и не было. Дом этот строил мой отец. Со своим отцом Федотом. Ну, не вдвоем, конечно, помогал, наверное, кто-нибудь. Отчий дом казался мне, да и теперь кажется вечным. Больше ничего вечного или хотя бы постоянного в моей жизни не было. Все было временным – временные казармы и землянки, временные успе-хи и поражения, временные командиры и временные товарищи по оружию, временные подруги – боевые и те, которых я цеплял в мо-менты своих отпусков. Даже квартира моя в Бийске и та была времен-ной, потому, что жил я в ней время от времени.
А иногда я ни о чем не жалею. Я – свободный человек, не свя-занный никакими клятвами и обязательствами. Если я выбрал что-то, то это я выбрал сам. И обязательства, под которыми я подписался – временные.
Опять же – временные! Закончился контракт, закончились и мои обязательства. И окружают меня такие же свободные люди, солдаты удачи… Понимаю, что не все живут так, есть и другие. Я смотрю телевизор и вижу людей, живущих в больших домах. Они классно проводят время, оттягиваются на пленэре с барбекю, скотчем и грудастыми телками, носят дорогие костюмы от Кардэна с галстука-ми и бабочками, не то, что я – комуфлу. Они имеют кучу друзей, при-ятелей, партнеров, любовниц, любовников и, как следствие – еще большую кучу проблем, которые им приходится решать постоянно, все время, свободное от удовольствий. Я знаю, что эти люди есть, и до-пускаю, что таких много, но отношусь я к ним, как к инопланетянам. Я их не встречал. Ни таких людей, ни инопланетян.
Только по телевизо-ру. Может быть, мы живем в разных мирах? Тогда, они точно – ино-планетяне. Мне они не нравятся. И жизнь мне их не нравится. Я рад, что у меня ничего нет, кроме собственной, продырявленной в несколь-ких местах, шкуры. Я рад, что у меня нет жены, детей. Я рад, что меня некому жалеть и изводить меня дурацкими советами. Я рад, что я один…
А вот оказалось, что я не один. Я не понял еще рад я этому об-стоятельству или нет. Только что я думал, что радуюсь тому, что я один, и вдруг пришлось усомниться в своих мыслях. А может быть, со-всем неплохо найти неожиданно своих родителей и брата? Ну вот, уже проблемы начинаются, приходится голову ломать. Я прислушался к себе, проснулись ли во мне родственные чувства к этим двум мужи-кам, сидящим напротив меня, один из которых здорово на меня похож. Вроде бы пока нет. Может, позже…?
– А у тебя родинки нет на ягодице? – спросил у меня Андрей.
– Где? – не понял я.
– На правой ягодице у меня родинка. Большая, размером с пятак.
– У меня на жопе дырка от пули, – сообщил я ему. – Именно спра-ва.
Можешь считать это совпадением, а можешь – судьбой.
– И все-таки мы с тобой братья, – торжественно сказал Андрей. – Я это чувствую. Я всегда чувствовал, что ты не умер.
– Я тоже, – сказал я и добавил: – чувствовал, что я не умер. Что жив пока.