Братья Орловы

Блестящая победа в Хиосском проливе, однако, не означала, что турецкий флот повержен: большая часть кораблей изначально стояла в Чесменской бухте, или, как тогда ее называли в России, в Сисьме; туда же отступили оставшиеся турецкие корабли. Орлов принял решение окончательно разгромить противника, иначе, как говорилось в его приказе, «…не можем мы и к дальним победам иметь свободные руки» ^{101} . Для этого был предложен план: несколько кораблей блокируют выход из бухты, чтобы турки не смогли больше бежать, а оставшаяся часть русской флотилии нападет на стоящие в Чесме суда: «…сие их убежище будет и гроб их» ( Г.А. Спиридов). Риск был велик; чтобы снизить потери, было предложено первым в атаку послать 4 брандера. Нагруженные взрывчаткой и порохом корабли под командованием добровольцев — капитана-лейтенанта Р.Г. Дугдэля, лейтенантов Д.С. Ильина и Ф.Ф. Мекензи и мичмана князя В.А. Гагарина. Под брандеры были отведены приставшие к русскому флоту греческие суда; их командующий артиллерии всей флотилии Ганнибал начинил взрывчатыми веществами. В помощь брандерам Орлов выделил четыре линкора, которые должны были войти в Чесму и, встав на якорь вблизи противника, вести артиллерийский огонь по турецким кораблям; два фрегата, которые должны были стрелять по береговой артиллерии противника, и бомбардирский корабль «Гром», командиром которого был Ганнибал.

Атака на турецкий флот началась в лунную ночь с 25 на 26 июня. Незадолго до полуночи корабли сопровождения вошли в бухту; линкор «Европа», первым подошедший к врагу, почти 30 минут сражался с турецкими кораблями, поджидая подмогу. Когда загорелся один из турецких кораблей, брандеры по сигналу с линкора «Ростислав» под попутным ветром помчались на вражеский флот, стоявший беспорядочно. Интересно, что турки, ждавшие в бухте эскадру из Стамбула, которая, как они знали, уже вышла им на подмогу, не видели в атаке русских опасности. Гассан-бей был убежден: русские испугались гнева великого султана и решили сдаться. Поэтому турецкие моряки просто смотрели на свою приближающуюся гибель и предвкушали, как они закуют русских перебежчиков в кандалы и привезут султану в дар.

Брандерам Дугдаля, Маккензи и Гагарина не повезло: на первый напали турецкие галеры, а береговая артиллерия уничтожила опасный корабль, не позволив ему добраться до цели; Дугдаль, хотя и тяжело раненный (взрывом его сбросило в воду и переломало ему ноги), и команда спаслись. Корабль Маккензи сел на мель; капитан приказал артиллеристу поджечь его. Зарево ослепило береговую артиллерию турок, а отважный Маккензи приказал направить шлюпку не к своим кораблям, а к турецким, и захватил в плен две галеры. Брандер мичмана Гагарина тоже был уничтожен прежде, чем смог нанести туркам значительный урон, тем более что он шел последним, и, когда добрался до намеченной цели, она уже пылала. Но их неудачи полностью искупились воинской фортуной лейтенанта Ильина, который, как и было задумано, подвел брандер вплотную к борту 84-пушечного линкора, закрепил его, поджег и, отведя шлюпку подальше «без всякой торопливости с присутствием духа», отдал команду сушить весла, чтобы издали понаблюдать за делом рук своих. Турецкий флот, уже не имевший возможности сопротивляться, стоял, объятый пламенем в глубине Чесменской бухты. Пожар длился всю ночь; последние корабли взорвались лишь утром, часов около 9, когда огонь, наконец, добрался до пороховой камеры.

Турки в Архипелаге были разгромлены, а русские, отныне господствовавшие в Эгейском море, получили возможность блокировать Дарданеллы, угрожая голодом Стамбулу, столице Высокой Порты. Турецкий гарнизон, державший крепость Чесму, бежал в Смирну, неся весть о разгроме; за ним последовало и гражданское население, ожидавшее от русских расправы. Когда утром главнокомандующий с братом Федором и Грейгом на парусном катере вышли к месту сражения, то увидели страшную картину: водная гладь бухты была покрыта обгоревшими останками кораблей и мертвыми обожженными телами. Князь Ю.В. Долгоруков в своих воспоминаниях описывает вид бухты после Чесменского побоища: «Почти не можно себе вообразить сего ужасного зрелища, кое мы видели в Чесменском порте. Начать, что вода, смешанная с кровью и с золою, получила прескверный вид; люди обгорелые, разным видом лежащие между обгорелых обломков, коими так порт наполнился, что едва на шлюпке мы могли проезжать» ^{102} .

По приказу А.Г. Орлова всех раненых турок, коих было множество, вытащили из воды и оказали им помощь, перевязав раны. Как только они шли на поправку, именем Ее Императорского Величества Екатерины II Алексей Орлов даровал им свободу и отпускал восвояси. В захваченной Чесме, портовом и промышленном городе, русский победоносный флот взял богатые трофеи. Военные же трофеи позволили восполнить потерю линкора «Евстафия»: вместо него, по приказанию графа А.Г. Орлова, в число русских кораблей был зачислен 60-пушечный линейный корабль «Родос», принадлежавший туркам и единственный избежавший участи других турецких судов. Алексей Григорьевич отрапортовал о блестящей победе императрице, в Петербург (правда, добрые вести были получены в России с большим опозданием, только к 13 сентября), и отписал о происшедшем своему брату Григорию с юмором: «Государь братец, здравствуй! Скажу тебе немного о нашем плавании: …со флотом за неприятелем пошли, до его дошли, к нему подошли, схватились, сразились, разбили, победили, поломали, потопили, сожгли и в пепел обратили. Я, ваш слуга покорный, здоров и брат тако-же, чего и вам оба желаем…» ^{103}

Известие о поражении турецкого флота в Чесменской бухте и на Дунае (блестящие победы над турецкими янычарами одержал граф П.А. Румянцев) достигло ушей султана Мустафы в тот момент, когда он готовился к большому балу в честь побед турецких войск в войне с «нечестивыми гяурами». Империя, которая еще столь недавно почиталась одной из могущественнейших в мире, отныне находилась в самом бедственном положении. «Падишах в живейшей тревоге, министры удручены, народ в отчаянии, столица в страхе перед голодом и нашествием» ^{104} , — так описывает атмосферу в Стамбуле барон де Тотт в своих мемуарах.

Тем временем в русском флоте Орлова случились некоторые перестановки. Контр-адмирал Джон Эльфинстон, не спросив главнокомандующего, увел свой линейный корабль «Святослав» из Дарданелл и неподалеку от острова Лемнос сел на мель. А. Орлову, который был весьма разгневан поступком подчиненного, пришлось снимать несколько судов с блокады пролива, чтобы освободить застрявший корабль. Тем хуже, что «Святослав» так и не удалось выручить: он разбился в волнах. Из-за странного поступка Эльфинстона неудачей окончилась осада лемносской крепости Пелари: в брешь, образовавшуюся в блокаде, турецкие транспортные суда сумели проскользнуть к острову и высадить десант на подмогу осажденной крепости. Англичанин, эскадру которого передали, по ходатайству Орлова, в руки Григория Андреевича Спиридова, был отправлен в Кронштадт, где его судили и уволили из русского флота; Эльфинстон уехал из России навсегда. На смену ему прибыл еще один иностранец, датчанин Арф, с которым по прибытии произошли еще большие недоразумения. Если Эльфинстон полагал, что никому, кроме графа Алексея Орлова, не подчиняется, то надменный Арф был уверен: ему какой-то Орлов не указ (видимо, не очень-то датчанин разбирался в порядках, царящих при дворе Екатерины Великой)!

Ответ Орлова-«Меченого» на многие дерзости Арфа не заставил себя ждать: по приказу главнокомандующего датчанину не выдавали денег, было заведено служебное расследование о значительном опоздании датской эскадры (под руководством Арфа были не только русские офицеры и матросы, но и множество датчан) к месту соединения с флотом Орлова. Всех этих мытарств Арф не выдержал; по его собственной просьбе он был отпущен Орловым в Петербург, который к тому же просил настоятельно императрицу, буде не случится особой необходимости, к нему в помощь иноземных флотоводцев более не присылать, ибо «…в понесении трудов, беспокойств и военных трудностей…» (А. Орлов) русские моряки во много крат превосходят иностранцев.

Российский флот под командованием графа А. Орлова контролировал Архипелаг вплоть до 1774 г., когда в селе Кючук-Кайнарджа был заключен русско-турецкий мирный договор. Все эти годы русские корабли одерживали победы над отдельными эскадрами турок, пытавшихся прорвать блокаду, о чем Орлов не замедлял уведомить Екатерину; оказывали помощь сирийским и египетским повстанцам, боровшимся с Портой. Россия, установившая в южных морях свои правила игры, взяла под крыло нищих крестьян, жителей островов Архипелага, выдавая хлеб, защищая от нападений пиратов. Отношения между местными жителями и русскими солдатами и моряками были самые дружелюбные, и еще столетие спустя греки и турки, жившие в Архипелаге, добром поминали времена русской оккупации. Остатки некогда мощного турецкого флота числом до 9 линкоров старой и новой постройки (малых судов русские уже не считали) были заперты у Стамбула и опасались выходить в открытое море.

Битва в Чесменской бухте была неоднократно воспета российскими поэтами, едва лишь только радостная весть достигла Петербурга. В.И. Майков так описал гибель турецкого флота:

Летят на воздух все снаряды И купно вражески суда: Исчезла гордость их и сила, Одних пучина поглотила, Других постигнула беда ^{105} .

М.М. Херасков подчеркивал в оде «На торжественную победу при городе Чесме» роль братьев Орловых в подвиге российского флота, говоря об «Орловых, гонящих целый флот врагов…».

Победу русского флота широко и пышно праздновали в России: в театрах ставились спектакли, во многих городах в течение нескольких дней шло всенародное гуляние. Екатерина специальным указом повелела ежегодно отмечать торжествами день битвы при Чесме; в честь победы была учреждена специальная памятная медаль, на которой под горящими турецкими кораблями стояло короткое, но веское «Был»; на другой же стороне вычеканен был Алексей Орлов в обличий Марса, римского бога войны. Новые корабли, сходившие в России со стапелей, получали много говорящие русскому сердцу названия — «Граф Орлов», «Чесма», «Победа» и др.