Братья по разуму

– Совершенно верно. Но ведь он прав?

Мюллер пожал плечами.

– В принципе - конечно, - согласился он.
– Однако Хотермен рассматривал совсем иную ситуацию. Он имел в виду развитие определенных генетических тенденций, то есть такое положение, когда данные гены уже существуют. А тут происходит совсем другое.

– Вы уверены?
– нерешительно спросил Эстансио.

– Абсолютно, - заявил Мюллер.
– Наша станция была создана здесь, когда планета перешла от Альфы к Бете, то есть почти тысячу лет назад. Мы исследовали шаркунов на протяжении всего этого срока. Если бы интересующие нас гены существовали и тогда, они выявились бы в первые же двести лет. Но чего не было, того не было. Первый достаточно сметливый шаркун, хотя и вдвое уступавший нынешним по смышлености... Не морщитесь, не морщитесь, я проверял в архиве... Первый такой шаркун был обнаружен сорок лет назад. Ну-ка, угадайте, откуда он был родом?

– С горы Зиккурат?

Мюллер ударил кулаком по столу.

– Совершенно верно, - процедил он сквозь зубы.
– Произошла мутация. Другого объяснения нет. И произошла она в изолированной популяции.

Эстансио долго молчал.

– Почему вы его забили?
– спросил он наконец.

– Потому же, почему я забил первых двух, - ответил Мюллер.
– Хочу взглянуть на его мозг. Первые два... я думал, это случайность. Теперь я изменил свое мнение и полагаю, что клетки мозга этого последнего экземпляра подтвердят закономерность.

– Но как же правила?
– с недоумением спросил Эстансио.
– Ведь шаркун, демонстрирующий исключительные качества...

Мюллер подергал свою мефистофельскую бородку.

– Правила, правила!
– бросил он пренебрежительно.
– Я должен знать точно, а другого способа нет.
– Внезапно он резко переменил тему.
– Во всяком случае, так могло показаться на первый взгляд:

– Вы ведь возвращаетесь с этим рейсом грузового космолета?

Вопрос был чисто риторический. Стажера приглашали остаться на станции еще на год лишь в исключительных случаях. Эстансио кивнул.

Мюллер удовлетворенно улыбнулся.

– Очень хорошо, - сказал он.
– Когда уедете, можете говорить об этом сколько хотите. Но пока вы еще тут... Этого не было. Просто не было. Вы поняли?

– Кажется, да...
– протянул Эстансио.
– Но... почему?

– А потому, что они умнеют, - ответил Мюллер.
– Если не принять мер, они все станут умными - куда умнее нас. И они свирепы - вы же видели, как ведут себя дикие. Значит, этого нельзя допустить. Вот зачем мы из века в век сохраняем тут станцию. Чтобы наблюдать за ними. Потому что кто-то уже тогда сообразил, к чему идет дело. Чтобы вовремя осадить их. Но тут хватает идиотов, которые - представьте себе - хотят, чтобы шаркуны эволюционировали. Ну, так им незачем знать про мутацию. Да и остальным тоже.

– А-а...
– сказал Эстансио, растерянно сдвинув брови.
– Но что мы можем сделать? Как им помешать?

– Не спрашивайте, - хихикнул Мюллер.
– Не то я объясню.

– Нет, все-таки...
– не отступал Эстансио.

Мюллер налег грудью на столик и многозначительно забарабанил по нему пальцами.

– Вы слышали, кто прибудет с космолетом?

Эстансио задумался, припоминая.

– Ну, Блэкитт, еще Холмен и...

Мюллер жестом остановил его.

– Я говорю не о сотрудниках, а о тех, кому приспичило знакомиться с условиями жизни на планете.

– Хичкок?
– Эстансио явно недоумевал.
– Но ведь он... он же будет за них заступаться. Он всегда за кого-нибудь заступается.

– Оно так, - согласился Мюллер, - но только он редко бывает в курсе. И по большей части просто сует всем палки в колеса. То же будет и тут.

– Вы уверены?

– Да, уверен, - Мюллер улыбнулся.
– Я ему поспособствую.

И он захохотал.

"Я содрогнулся, господа. Содрогнулся!"

Хичкок решил, что именно этой фразой он, когда вернется на Землю, начнет свою речь о том, что ему довелось увидеть на Одиннадцатой планете в системе Скорпиона. Так он начнет свою речь на заседании Общества защиты гуманности, учредителем которого был, и объявит очередную кампанию по помощи и спасению.

Институт Одиннадцатой Скорпиона, конечно, попробует протестовать. Эти ученые завизжат, будто он подтасовывает факты. Пусть их! Те, чьи гнусности он вытаскивал на свет в прошлом, всегда прибегали к подобным уверткам, но тщетно. Широкая публика знала, на чьей стороне правда.

Хичкок составил свое мнение, едва прибыл на Одиннадцатую Скорпиона, а точнее говоря, в ту минуту, когда начал спускаться по трапу, притулившемуся под бортом "Странника". Он был далеко не в лучшем расположении духа - поездка оказалась сопряженной с массой неудобств. "Странник" был грузовым космолетом, а не комфортабельным пассажирским лайнером. Его сунули в одну каюту с молодым стажером, который был так увлечен мутационными возможностями, заложенными в генетических процессах, что только о них и говорил. Духовное убожество ученых просто поразительно!

Держа в руках по чемодану, Хичкок опасливо спускался со ступеньки на ступеньку. Трап был длинный и казался очень ненадежным. Он дрожал и поскрипывал под ударами ветра.

В любом цивилизованном месте к космолету подали бы лифт.

Ветер был ледяной. Он завывал вокруг Хичкока. Он морозил ему горло. Он пронизывал его легкое пальто - на любой цивилизованной планете этого пальто было бы более чем достаточно. Его пепельные посеребренные сединой волосы взлохматились, кончики ушей ныли, отвислые щеки онемели. У него ломило в висках, а на носу повисла капля. Ужасная, ужасная планета!

Хичкок остановился и, опустив чемоданы на ступеньку, попробовал стянуть воротник потуже. Это не помогло - ветер пробрался и сквозь воротник. Хичкок угрюмо посмотрел вниз. Перекинутая через плечо камера больно била его по боку.

Космодром, расстилавшийся у подножья трапа, не украсил бы и временный разведывательный лагерь. Выровненное поле посреди каменистой равнины - и даже без покрытия! Да какое там поле - жалкая площадка! На краю поля, в той стороне, где виднелся черный купол станции, приютилось несколько аэромашин. С другой стороны поле уходило к холодному морю, смыкавшемуся на горизонте с небом. Волны, лениво ворочая ледяное крошево, били в скалы, одевали их кружевом причудливых сосулек.

Хичкок возмущенно взглянул на яркое солнце. Оно пылало в чистом синем небе, но не грело! А уж второе солнце системы и вовсе было жалкой блесткой, еле мерцавшей почти у самых волн.

Совершенно ясно, что эта планета не подходит для обитания. Она не подходит не только людям, но и любым другим живым существам.

Спускаясь, он заметил, что космолет уже разгружается. Кран опускал контейнеры и ящики на сани, которые тут же отъезжали и поворачивали к куполу. В сани были впряжены мохнатые грязно-белые коротконогие создания величиной с хорошего дога. Пока сани грузились, они сидели на задних конечностях, а передние, словно вовсе лишенные костей, складывали почти вдвое, прижимая к телу широкие лапы, похожие на меховые рукавицы. Никто не отдавал им никаких команд. По-видимому, они сами знали, что им следует делать.

На полпути вниз Хичкок остановился еще раз и, обернувшись к человеку, который спускался за ним, указал на упряжки.

– Это что, туземцы?
– спросил он. Ему пришлось крикнуть, чтобы перекрыть свист ветра.

Человек - еще один щенок-стажер, не признающий ничего, кроме своей науки, - словно бы не сразу понял его вопрос.

– Шаркуны?
– спросил он с недоумением. Потом кивнул.

Хичкок снял с плеча камеру и запечатлел сцену погрузки на пленку. Возмутительно! Бедняги превращены в рабов!