Братья
Шрифт:
— Ну такое, миленькая, только фотки с вином на балконе и, присев с собачкой на лужайке, признак дурного вкуса, они уже давно вышли из моды, как и ее новая прическа. Эта фотка в вечернем платье самая нормальная, только платье дешевая подделка знаменитого бренда и серьги сюда не всрались. Парень у нее ни о чем, губы накачены не у лучшего косметолога. Да, жопа и сиськи нормальные такие, их она специально и обтягивает чем только можно и нельзя. В общем, среднестатистическая блондинка, которая в лотерее жизни вытянула красивые глазки, зато мозгов уже не хватило. Кто в здравом уме сфоткает свой завтрак в Париже или напишет про Лувр «классное местечко»? Проебала такого мужика девчонка.
Дима смеется, при
— Мира, ты что там делаешь? А ну покажи, — он поворачивает мою руку с телефоном и читает: «Привет, классные фотки». — Нахуя ты ей написала?
— Подожди, будет весело. Она разбила тебе сердце, я разобью ее самооценку, тебе понравится.
— Мне уже не нравится. Лиза не ответит, даже если…
— Уже ответила, практически сразу, — загораюсь я и продолжаю печатать. — Девушки не отвечают так быстро тому, на кого плевать. Она жалеет, что уехала, может до сих пор тебя любит.
— И что же она пишет?
— Привет, мы давно не общались, сама много раз хотела написать. Спасибо за комплимент, мне очень приятно.
— А ты что пишешь?
— Чтобы не обольщалась, и ты не успел дописать, что классные фотки были раньше, а сейчас она хуйню, а не прическу сделала, что стилист у нее просто отвратительный. Написала, что лучше бы не в губы вкладывалась, а в прическу нормальную, хотя с такой гармонично смотрится со своим новым парнем-уродом. Еще пишу, чтобы удалила фотку в платье, а то слишком заметно, что подделка «Версаче». О, ответила, что виновата конечно, но ты палку перегибаешь.
— Мира, может хватит? — давится смехом Дима.
— Пишу, что я же не говорю, какая она сука конченая, советую лишь, чтобы не позорилась. Она говорит, что заблокирует нас сейчас. Реально сука конченая, мне было так весело! — начинаю смеяться я, со мной и Дима.
— И зачем ты это сделала? — Дима спрашивает так мягко и даже ласково, что я не понимаю причину.
— Перед тем, как заблокировала, я написала, чтобы поднакопила на подтяжку груди, а то уже с возрастом начинает обвисать, она ведь уже не девочка. Зачем? Не знаю, она заслужила. У нее испортилось настроение, а у тебя поднялось. Поднялось же?
Я поворачиваю голову в направлении Димы, только от пьяной суматохи в голове заваливаюсь. Не упала и хорошо. Я, оказывается, навалилась на Диму, он даже отодвинулся, чтобы моя голова легла к нему на грудь. От него вкусно пахнет, и сильная рука слегка приобнимает меня.
— Поднялось, только не благодаря дуре Лизе.
— Благодаря другой дуре?
— Именно так.
Я смеюсь, и все кружится, не так сильно, как бывало раньше, так немножко. Мне нравится сидеть так близко с Димой, нравится подниматься вместе с его грудью от размеренных вдохов, нравится, что тепло и чувствовать себя крохотной с ним. Мне спокойно, я уже забыла о ссоре с Андреем, забыла свою злость, его ревность. Все перестало существовать, и мне стало хорошо. Как же мне хорошо. Наконец-то я добралась до душевного спокойствия, внутри гармония, и в нее врывается голос Димы:
— Как ты там? Все плывет?
— Еще нормально. Знаешь, что я подумала? Все они неудачники, мать твоя и сестра, которые говорят, что ты ничего не добился, поливают грязью. Ты добился больше них, вот они и завидуют. Говорят, что ты противный и плохой, на самом деле сами злые и неприятные, а с тобой так легко общаться. Ты всегда мне помогаешь, и без тебя мне было бы одиноко. Ты замечательный человек, Дима.
— Спасибо, мне очень приятно.
Мне кажется, что рука Димы обнимает меня еще крепче. Может и кажется, закрываю глаза и позволяю себе распасться на крошечные частички. Виски и хорошая компания излечили мою душу, теперь я вновь могу дышать полной грудью.
Из моего персонального мира грез меня выдергивает раздраженный вопль Димы:— Мира, твою мать, твои волосы просто везде. Они у меня во рту, в носу и лезут в глаза! Пиздец просто!
Поворачиваюсь к нему и так выходит, что нахожусь чуть над ним. Дима все еще обнимает меня, наши ноги сплелись, и я совершенно забыла следить за длинной своего платья.
— У меня есть волосы, и что я с ними, по-твоему, сделаю?
— Можно сделать хотя бы так.
Дима закладывает пряди мне за уши, теперь они не свисают на его плечи. Как же он смотрит на меня. Не моргая, и в этот раз восхищения, которое я иногда замечала, столько, что оно выхлестывается за края. Автоматически прикусываю губы, в другую секунду рука Димы заползает в мои волосы, которые так сильно ему мешали, и он целует меня. Я буквально падаю на него и отвечаю совершенно не нежными поцелуями. Эти поцелуи переполнены желанием, страстью и горечью, у них вкус виски и отчаянья. Дима прижимает меня к себе все сильнее, я же беру его лицо в руки, так целоваться куда удобнее. Под пальцами его колючая щетина, в рот попадают мои волосы, это все неважно, мне хочется еще и еще. Руки Димы сползают с моей спины и ловко забираются под платье. Так сильно мои ягодицы еще никто никогда не сжимал.
На пару секунд Дима прекращает пьяные поцелуи и смотрит на меня. Между нами сейчас такой разряд, что убьет любого. Не знаю, о чем он думает, я же думать не могу, вернее, преднамеренно не позволяю себе. Вздохи Димы тяжелые и мучительные, и вот одним движением он перекручивает меня так, что я оказываюсь на спине, он же нависает надо мной. Его поцелуи в шею, и я теряюсь в происходящем, с него слетает одежда, с меня, похоже, тоже. Теперь точно чувствую, какое горячее его тело. То, что Дима делает с моей грудью, заставляет меня извиваться под ним, так сильно секса мне еще не хотелось никогда. Хочу закричать, что это невыносимо, как он входит в меня. Нет той нежности, к которой я привыкла, нет ни единого слова, лишь стоны, и чем глубже он оказывается во мне, тем громче они становятся.
Дима все ускоряется, не знаю, как он может выдерживать этот сумасшедший темп, я хватаюсь за его спину, может и расцарапаю ее, если он не замедлится. Он и не собирается, добавляет еще и руку, как же мне становится приятно. Пару минут, и разгорается оргазм, мои ногти все же впиваются в его спину. Еще никогда мой оргазм не длился так долго, я уверена, что меня вот-вот разорвет. Такого секса у меня еще не было, секса, где нет тебя и его, нет проблем, нет радостей, нет мук совести и мыслей. Есть только нарастающая волна в тебе, а потом ощущение райской безмятежности.
Я лежу совсем без одежды на его груди, и мои волосы опять повсюду. Теперь Дима не ругается и самостоятельно распихивает их так, чтобы они нам не мешали. Мы укрылись пледом, так и лежим уже полчаса. Телевизор Дима выключил, и мы слушаем тишину.
— О нем думаешь? — портит всю гармонию Дима.
— Не совсем. Думаю, почему я не чувствую вину. Где мои муки совести? Где презрение к себе?
— Сегодня этого не будет, может и завтра. Ты сделала то, что хотела, и сложно винить себя за это. Еще слишком свежи приятные воспоминания. Пройдут — тогда накатит.
— Хочу спать.
— Я тоже, давай выключим свет и будем спать.
Просыпаюсь я одна на диване от шума на кухне. Сначала думаю, что мне приснилась измена Андрею, потом вижу себя голую и понимаю, что нет. Укутываюсь в плед и потираю глаза, когда Дима заходит в гостиную.
— Доброе утро. Я уезжаю, сделал тебе кофе, поищи что-нибудь в холодильнике.
— Доброе, сколько уже?
— Девять. В общем, сколько хочешь, столько валяйся. Если соберешься куда-нибудь, рядом с кружкой я оставил запасной ключ, закроешь дверь.